«Росток мироздания». Продолжение.

with_astronotus — 01.10.2025

2. Его идеи

      Узнав, что ему снова полагается листок нетрудоспособности, Клыч взял больничный лист ещё на две недели. Есть он почти не мог из-за больной челюсти, поэтому пил морс, который приносила ему то Нкосинати, то сердобольная буфетчица Марина, с трудом закусывал морс протёртыми супами и мечтал о том, как получит полмиллиона со своего обидчика.
      Здесь его ждал первый страшный удар судьбы. Дело об избиении Игната Андреевича в парке развалилось за недостатком улик. У задержанной по этому делу парочки оказалось железное алиби, и к тому же арестованный мужчина даже отдалённо не напоминал ничем Лёлика. Вся вина этих двоих людей заключалась в том, что они нашли стонущего Клыча на полу технической будки и вызвали к нему скорую помощь, которая в итоге и доставила его домой, в общежитие, предварительно свозив на освидетельствование в травматологическую больницу. Выяснилось, что эта пара сопровождала Игната Андреевича как родного, довезла до травмопункта и водила его в больнице на рентген. Незнакомый мужчина даже заплатил за то, чтобы Клычу ввели сильное обезболивающее, после которого тот так отлично выспался, что просто забыл о своём кратковременном визите к врачам. В общем, эти двое, ничем не походившие на Лёлика и его пассию, выступили по отношению к Игнату Андреевичу в роли ангелов-хранителей, прежде чем прямо в больнице были задержаны по подозрению в нападении — как выяснилось, тоже с его, Клыча, подачи. Клыч и сейчас отнюдь не возражал против того, чтобы содрать с этих двоих причитавшиеся ему полмиллиона. Зато против этого решительно возражало дознание, не сумевшее установить связи между деятельностью подозрительной парочки и нападением на программиста. Арестованного парня отпустили на десятый день. Всё же Игнат Андреевич предпринял попытку настоять на своём и получить вожделенные деньги, на сей раз уже за «неправильное или несоответствующее оказание помощи». Этот иск он проиграл при первом же слушании, потеряв разом почти двадцать тысяч рублей из отложенных с таким трудом накоплений. Впрочем, здесь он нашёл выход, снова взяв эти деньги из кассы взаимопомощи.
      Следующий удар ждал его, когда он поехал на толкучку и сбыл там свои зубные щётки, мыло и туалетную бумагу какому-то частнику. Радостный от успеха проведённой коммерческой операции, он запрыгнул в трамвай и покатил домой, в общежитие, а уже дома, пересчитав выручку, понял, что на поездку в трамвае у него ушло больше половины чистого дохода от всей этой сделки.
      — Надо было ушные палочки ещё продать, как раз на трамвай бы отбил сумму,— укорил он себя за невнимательность и расточительство.
      Но хуже всего было то, что по выходе на работу его вызвал к себе Томас де Паленсия.
      — Нам очень жаль,— сообщил Томас, поджав свои губы сильнее обычного,— но, похоже, вы нам совершенно не подходите. Я в вас сильно ошибся, и теперь наше сотрудничество заканчивается.
      — В каком смысле? — насторожился Клыч.
      — Мы вас увольняем. В проекте вы нам не нужны.
      — Позвольте спросить, а кто это «мы»? — внутренне холодея, произнёс Игнат Андреевич.
      — Ваша аттестационная комиссия. Я, три ваших коллеги из вычислительного центра и инженер Омега — все мы против дальнейшего сотрудничества с вами. Только доктор Нкосинати Селе высказалась за то, чтобы дать вам шанс ещё на один месяц, но у нас в комиссии действует простое большинство, так что её голос может не учитываться.
      — Постойте! Какие ещё три коллеги? Я их не знаю!
      — В том-то и дело: за два месяца работы вы даже не удосужились познакомиться с сослуживцами и хотя бы заметить, что в вычислительном центре вы работаете отнюдь не один. Впрочем, претензии у них к качеству вашей работы. Вы не наполняли ваш модуль знаниями, а вели с ним неторопливые беседы. Собственно, вы не побуждали его к развитию. Вместо этого вы вырабатывали у «Лямбды» ложное чувство, что на свете есть один-единственный авторитет во всех вопросах: вы!
      — Так и есть: я же его учитель.
      — Вы его программист, а это другое. Если программист ошибается, программа должна останавливаться и ждать его реакции. А вы пытались заставить искусственный разум тупо переть вперёд, обосновывая свои неверные решения исключительно за счёт вашей разнузданной демагогии.
      — Но ведь ваша Нкосинати так не считает?!
      — Считает. Она тоже недовольна. Но она склонна находить всему оправдания: она уверена, что вы пережили какое-то несчастье, потерю или утрату доверия, оттого так плохо сходитесь с людьми. Но я знаю людей лучше, чем она. Я вас вижу насквозь. Особенно после этой пошлейшей истории с вашей травмой, когда вы пытались любой ценой добиться осуждения для людей, потративших на вас вечер своего свидания, своё время и приличную сумму денег. Нет у вас никакой травмы. Вы просто тунеядец, выжига и подлец. И Бек-Таргиев был совершенно прав, сказав мне, что вы неисправимы. Убирайтесь из проекта!
      — Но ведь Бек-Таргиев сам пригласил меня сюда! Чуть ли не молитвы мне читал…
      — Это я вас пригласил через него, а вы ему в душу наплевали. Как вам не совестно было это делать?! И он тогда сразу сказал мне, что толку не выйдет, а я за вас зачем-то заступился — видимо, из остатка веры в высшую справедливость, не иначе. Но после этих ваших фокусов такой номер больше не пройдёт даже со мной. Мы вам выплатим остаток зарплаты и небольшое компенсационное пособие до конца месяца. Освобождайте общежитие и убирайтесь обратно, прочь, во тьму. Вас уже не спасёт ничто, разве только воля самого Бек-Таргиева. Или это могла бы быть ваша воля, но ведь у вас её нет,— брезгливо глядя на Клыча, прибавил Томас де Паленсия.
      — И вот теперь вы просто так возьмёте и вышвырнете меня? — Клыч всё ещё не верил своим ушам.
      — А вы хотите, чтобы я вас вышвырнул не просто так, а со скандалом? — Рот Томаса слегка искривился в бледном подобии улыбки. — Хотите услышать, что в итоге думают о вас ваши коллеги? Какого они мнения о вашей работе, гигиене, привычках, разговорах, о вашей личной жизни? Хорошо, допустим, никто низ нас не идеален. Но работа — работа-то должна давать результат?! И где он?! Модуль «Лямбда-300» по прежнему неграмотен, зато стал с идиотским пафосом, как, простите, какой-нибудь советский инженер, допускать высказывания на абсолютно не имеющие к нему отношения темы! Причём высказывания в стиле «Игнат Андреевич Клыч считает по этому вопросу то-то и то-то, и мне остаётся присоединить своё мнение к его мнению»! Это, по-вашему, нормально?!
      Тёплая струйка пробежала внутри Клыча. Значит, выбранная им тактика дрессировки «Трёхсот Столпов Истины» всё же более или менее эффективно работала! Теперь главным в его планах было выиграть время. Он ещё немного потренирует автоматы, а там…
      — Мне никто не смог нормально объяснить моё задание,— ответил Игнат Андреевич. — У вас тут нет ни нормальных наставников, ни нормальных менеджеров. Бросили меня одного в этом омуте чуждой информации. Я делал что умел. Поэтому вы просто должны дать мне ещё один шанс! Оставьте меня на работе, дайте мне возможность действовать свободно, и я докажу вам, что вы все ошибались…
      — Никаких шансов,— отрезал Томас де Паленсия. — С начала следующей недели вы свободны. Расчёт получите у бухгалтера. А комнату свою вы должны сдать в понедельник, до двенадцати ноль-ноль.
      Клыч растерянно помотал головой.
      — Кому сдать? И за сколько? — переспросил он растерянно.
      — Коменданту общежития, при выселении. Да, и не забудьте навести там порядок. При выезде за крупный мусор и неотмытые пятна на полу с вас будет вычтено из итоговой заработной платы. Всё, можете быть свободны.
      — Всё?
      — Всё,— отрезал Томас.
      Игнат Андреевич медленно встал.
      — Теперь я знаю, почему вас называют Торквемадой,— презрительно произнёс он.
      — Ничего вы не знаете,— ответил де Паленсия. — Убирайтесь вон!
      Клыч обычно не особенно задумывался о чувствах и мыслях окружающих людей, но здесь как-то живо смекнул, что дальше его будут бить. Такого исхода он не хотел; с него вполне хватило мерзавца Лёлика. Поэтому Игнат Андреевич встал, с достоинством поднял голову и вышел из кабинета Торквемады.
      — Видит бог,— произнёс он в дверях,— я хотел вам всем лучшего будущего. Я мог бы вас спасти, и вы даже не знаете сами, от чего. Но теперь вы меня сами изгоняете. Так что живите дальше как хотите, только чур, без меня.
      — Бога нет, закройте дверь снаружи,— ответил Томас де Паленсия, склоняясь над какими-то бумагами. На этом месте он явно потерял к Игнату Андреевичу всякий интерес.
      Кипя гневом и горем, Игнат Андреевич привычной дорогой направился в буфет. Здесь он не только поел так плотно, как только позволяла ему больная челюсть, но и туго набил карманы пачками чая, сахара, галет, делая запасы еды на чёрный день. «Эх,— мелькнула мысль у него в голове. — И в кого я только такой тупица, в мамку свою, что ли? Мог бы с первого дня каждый день ходить и запасы прихватывать, сейчас бы, глядишь, месяца на два еды хватило! А пирожки свежие продавать было бы можно…»
      Вернувшись в кабинет, он принялся уныло подсчитывать упущенную выгоду, когда к нему подошла Нкосинати Селе.
      — Не расстраивайтесь,— посоветовала она. — Вы человек взрослый, умный. Найдёте, куда устроиться. Я убедила Торквемаду написать вам рекомендацию, что вы хорошо умеете работать на компьютере, уверенно ориентируетесь в сетях. Всё у вас будет в порядке!
      — И ты, Брут? — по-латыни отозвался Клыч, поднимая глаза на Нкосинати. — Уж на вас-то я надеялся, что вы будете за меня бороться до последнего вздоха.
      — А я что делаю?
      — Да ничего! Могли бы прижать того же Бек-Таргиева, скажем, своими прелестями, и потребовать от него, чтобы он дал мне ещё один шанс. Я только-только подружился с вашим «Лямбдой», вошёл, так сказать, во вкус и в ритм своей профессиональной деятельности, и тут эти два мерзавца, Торквемада и этот ваш Творец, берут и подкладывают мне на пару такую свинью! Так у настоящих людей дела не делаются, если хотите знать! Вот как мне теперь жить, скажите на милость?!
      — Да ничего страшного не случится, все как-то живут,— успокоила его Нкосинати.
      — Ага, живут! Пашут всю жизнь на буржуев, потом фигню разную покупают, тем и счастливы. Вы же меня знаете, я так жить не могу. Давайте попробуем ещё раз. Оставьте меня в проекте, а?
      Доктор Селе рассмеялась.
      — Ну, я же не руковожу КВИНТЕРом! Раз уж Торквемада и всё руководство против вас, то что я сделаю? У меня не осталось ни времени, ни возможностей, чтобы их переубедить.
      — Мне тоже нужно время,— сказал Клыч.
      И в этот момент в сознании его полыхнула молнией гениальная идея — одна из тех великих идей, которые подчас меняют и перекраивают судьбы всего мира.
      — Мне нужно время,— повторил он. — Мне нужно, чтобы один из этих ваших чёртовых автоматов растянул моё время, чтобы я мог сделать работу, которую вы мне поручили. А ещё лучше, если он вернёт меня в начало сентября, чтобы я начал всё сначала. Провёл, так сказать, работу над ошибками. Достаньте мне дополнительное время, Нкосинати Селе, и я вам покажу, на что я способен на самом деле!
      Нкосинати покачала головой.
      — Путешествия во времени в пределах одной вселенной запрещены генеральным принципом развития,— произнесла она. — А время других миров… где его взять? Если оно и есть, оно принадлежит Бек-Таргиеву, а я не думаю, что после всех ваших оскорблений в его адрес он согласится на такой размен.
      — Что значит «принадлежит Бек-Таргиеву»?! — возмутился Клыч. — Раз мне надо, он должен дать! Время — это, между прочим, всеобщие и коллективные ресурсы человечества, а не его личное имущество. И потом,— прибавил он,— вы же можете взять у него немного времени как бы для себя лично, а потом передать его мне?
      — Ради чего мне так обманывать Бек-Таргиева? — вспыхнула краской Нкосинати.
      — Ради нас,— проникновенно сказал Игнат Андреевич, постаравшись придать своему взгляду животный магнетизм. — Ради нашего общего будущего.
      — А почему вы считаете, что у нас с вами есть какое-то общее будущее? — неожиданно удивилась доктор Селе.
      — А разве нет? Думаете, я не оценил вашу заботу, ваше особенное мнение обо мне? Прикосновения и пожатия ваших рук? И теперь, когда нас вот-вот готовы разлучить…
      Нкосинати тяжело вздохнула, как это часто с нею случалось, когда она подолгу беседовала с Клычом.
      — Творец просил меня позаботиться о вас,— ответила она. — Поэтому я заботилась о вас как умела. В конце концов, у каждого из нас есть кто-то, о ком мы заботимся. Но теперь Бек-Таргиев снял с меня эту заботу, и я несу её добровольно, пока вы ещё здесь, с нами. Я даже приду в воскресенье к вам в общежитие, помогу отмыть комнату. Но это не значит, что я пойду ради вас на грех и позор, обманув или обокрав Бек-Таргиева, которому я обязана всем.
      — Ради товарища,— наставительно разъяснил Клыч,— какого-то толстопузого буржуя грёбаного обокрасть вовсе никакой не грех! Да и вообще, грехи суть понятие религиозное, а Торквемада час назад с большой уверенностью подтвердил, что бога нет. Нужно же хоть иногда помогать ближнему своему! А при этом, извините, всегда есть риск, что кто-то не очень ближний от такой помощи слегка пострадает. Ну так ведь и хрен с ним! Верно?!
      — Мне совсем не нравится ваша логика,— сказала вдруг Нкосинати.
      Клыч, не ожидавший отпора от этой говорящей обезьянки, аж подскочил в кресле.
      — Это не моя логика! — произнёс он, клубясь обидой. — Это логика борьбы! Логика бытия! Вы сами говорили: все так живут. А вы, значит, хотите жить, чтоб ваша душонка была спокойна, и вы лежали кошечкой на коленках у самодовольного Арсланчика?! Не выйдет! Я ещё раз вам говорю: хотите что-то для меня сделать, хотите, чтобы ваша совесть была спокойна — добудьте для меня время, отправьте меня в сентябрь! Я знаю, что такие ресурсы у проекта есть. Я знаю, что вы в проекте не последний человек. У вас в тот раз хватило возможностей добыть время, чтобы сыграть со мной идиотскую шутку в первый день нашего знакомства. Значит, у вас точно хватит времени и ресурсов, чтобы добыть время, когда речь идёт о моём спасении!
      — Прямо-таки о спасении? — удивилась Селе.
      — Да, о спасении! Вы, конечно же, не подумали, что этот ваш проект КВИНТЕР был моим последним пристанищем? Томас де Паленсия знал, что у меня не будет другого выхода, другого шанса. Поэтому он шантажировал меня, пока не загнал сюда, как в ловушку, чтобы я практически бесплатно работал на его возлюбленного Бек-Таргиева! А когда я попробовал проявить самостоятельность, продемонстрировать свои отработанные приёмы и тактику работы — вот тогда он меня ритуально изгнал! Выбросил, как… лимон выжатый! Зная, что выбрасывает в никуда, во тьму, как он сказал мне сам во время увольнения. Это с самого начала было жестоко! Но мне и в самом деле некуда идти, кроме как во тьму внешнюю, у меня нет никакого другого шанса… — Клыч закрыл лицо руками.
      — Вы собираетесь во внешнюю тьму? — Нкосинати поднесла руку ко рту в жесте ужаса, глаза её округлились. — К этим тварям? Но… это просто безумие!
      — Ваш инквизитор Торквемада обрекает меня на это совершенно сознательно,— поддержал возникшие сомнения Игнат Андреевич.
      — Это невозможно!
      — Ещё как возможно! — заверил её Клыч. — Не забывайте: Бек-Таргиев мстит мне за критику, которую я навёл на его деятельность в нашей революционной организации. Они с Томасом сейчас не остановятся ни перед чем, чтобы меня окончательно погубить! Но мне теперь и в самом деле некуда идти. Верните меня к началу нашего сотрудничества, и я обещаю, что буду с вами умненьким-благоразумненьким и удовлетворю все ваши желания…
      — У меня теперь желание осталось вообще только одно: чтобы мы с вами никогда не встречались! Сказать такое про Бек-Таргиева! Как же вы гнусны, Игнат Андреевич!
      — И вы туда же? Учить меня морали? Ну что же, видимо, на роду мне написано пропасть от подлецов. Ещё матушка моя меня, бывало, толкала в эту бездну… Но теперь, знаете ли, сделанного не воротишь. Я пойду туда, во мрак, благо что вы показали мне дорогу, и вернусь к вам в виде проклятия для всего вашего проекта! И виноваты в этом будете вы, вы лично!
      Нкосинати Селе побледнела.
      — Как будто, если я вас вернула бы в сентябрь, так что-то изменилось бы для вас! Вы всё так же вели бы себя, если не хуже, и пришли бы точно к тому же результату!
      — О нет! — усмехнулся Игнат Андреевич. — Торжественно обещаю вам, что и на шаг не подойду в этом случае к вашему обожаемому проекту! Ни вы, ни Торквемада, ни ваш разлюбезный Бек-Таргиев обо мне даже и слышать не будете.
      — А чем же вы тогда займётесь?
      — У меня была масса возможностей, о которых мы говорили с Арсланчиком при первой нашей встрече. Он мне эти возможности впоследствии позакрывал. На этот раз я буду умнее и не стану с ним откровенничать. Займусь нормальной человеческой деятельностью, а не этими вашими погаными штучками! Ноги моей здесь больше не будет,— прибавил он.
      — Что ж, это выглядит как сделка,— кивнула Нкосинати. — Я посмотрю, могу ли я что-то ещё для вас сделать. Но мысль о том, что вы гарантированно исчезнете из нашей жизни, право же, стоит того, чтобы обдумать её очень и очень тщательно.
      И она скрылась в своём кабинете, впервые за пару месяцев даже не попытавшись ободряющим жестом коснуться руки Клыча.
      До позднего вечера Игнат Андреевич ждал её решения, но в тот день доктор Селе так ничего ему и не сказала. Тогда он принялся готовиться к худшему: выклянчил у тётки в магазине четыре больших использованных пакета с ручками, принялся сгребать в них еду из буфета и кухонных автоматов, обнёс разом все туалеты в административном корпусе, изъяв из них всю бумагу и флакончики с жидким мылом. В фойе общежития Клыч собрал бесплатные газеты, накопившиеся за добрую пару месяцев, связал их в толстые пачки, рассчитывая продать. Ночью, преодолевая апатию и отвращение к разным немужским занятиям, он спустился в подвал общежития, где стояли стиральные автоматы, и в первый раз за долгое время самостоятельно перестирал и перегладил ту одежду, до которой не добирались руки Нкосинати. Развешивая одежду, он сам не заметил, что бормочет со злобой в голосе одну и ту же реплику:
      — А я-то думал, глупая обезьяна в меня втюрилась! А она — вон как! Жалеет! Надо же! Она меня жалеет, оказывается! Ну, ничего, она у меня ещё пожалеет по-настоящему!
      В закромах общежития тоже нашлось, оказывается, что прибрать к рукам. Обыскав здание от подвала до чердака, Игнат Андреевич нашёл ещё двадцать четыре рулона бумаги, три пачки бумажных носовых платков, два зарядных устройства для сэйстиков и коммуникаторов, три работающих зажигалки, десяток упаковок жидкого мыла, пачку одноразовых бамбуковых палочек для еды, старый кухонный нож, гвоздодёр и термос для спортивного питания. Этот набор вещей, достойный Робинзона Крузо, Клыч набил в пустые пакеты для мусора, которые повытаскивал из мусорных вёдер на этажах.
      Теперь чуть ли не четверть его комнаты занята была всеми этими сокровищами. Часть из них Игнат Андреевич рассчитывал продать, частью воспользоваться самому, но он пока что даже понятия не имел, как и куда он их будет вывозить из общежития. Тогда под утро он пошёл шарить по пустырю за новостройками, нашёл там, как волк, нору под бетонной плитой у котлована, и в предрассветных сумерках перетаскал свою добычу туда. В субботу он намеревался дойти пешком с этим грузом до толкучки и спихнуть его за максимально высокую цену. По его расчётам, в пакетах было всякой добычи минимум на две с половиной тысячи рублей.
      К утру пятницы, таким образом, Клыч обеспечил себя на некоторое время едой и деньгами в том случае, если основной план его с треском провалится. На работу он шёл с тяжёлым сердцем и с наихудшими предчувствиями. На работе его, однако, ждал всё же приятный сюрприз.
      — Я нашла способ отправить вас в прошлое,— сказала ему после утреннего приветствия Нкосинати. — Автоматы готовы, расчёт будет завершён сегодня вечером. Мы возьмём время для вас у одного из необитаемых миров с экспериментального древа. Надеюсь, что потом вы отработаете и вернёте человечеству истраченные на вас ресурсы.
      — Непременно всё верну! — заверил её Клыч, внутренне поражаясь её наивности. Ну разве можно ставить такую дурочку руководить людьми?!
      Нкосинати Селе внимательно посмотрела на своего сотрудника.
      — Нет,— сказала она уверенно,— не вернёте. Вы продолжаете лгать даже сейчас. Я так не уверена, что хочу помогать вам хоть в чём-то, даже из самых высоких соображений. И давайте закончим на этом. Расстанемся друзьями, как говорят у вас в России.
      Клыч полыхнул от ярости:
      — Вы мне говорите «Отработаете и вернёте», я я что, знаю, как это делается?! — Он стукнул по столу кулаком. — Не держите меня за наивного подростка! Разве я работаю со временем? Или работал когда-нибудь? Что вы от меня ожидали услышать — «Нет, не верну!»?! Так это неправда. Отработаю, если смогу. Верну, если буду знать, как. А как я верну, если я буду работать асфальтоукладчиком или помощником повара? Где я возьму это время? Я не знаю. А без этого знания и весь разговор не имеет смысла.
      — Да, так честнее,— согласилась Нкосинати. — Но я должна вас предупредить: если вы вновь решите воспользоваться чужим доверием для обмана, то в моём лице вы найдёте себе нового врага!
      «Испугали ёжика голым задом,— презрительно хмыкнул про себя Клыч. — Ещё я тебя только не боялся с твоими угрозами, пробка ты жжёная, мышь без хвоста! Как будто ты не понимаешь, что если я провалюсь в прошлое, то ты не будешь помнить ни меня, ни того, что я тут тебе говорил, ни тем более своих угроз. Так что засунь-ка ты свои предупреждения себе в кошёлку, макака говорящая!»
      — Спасибо за предупреждение,— сказал он вслух. — Я не собираюсь вас подводить. Когда я вернусь, я буду работать изо всех сил.
      — Надеюсь на это,— сухо сказала чернокожая женщина. — Главное — не здесь, не у нас.
      — Замётано,— весело согласился Игнат Андреевич. — Что я должен делать?
      — Завтра к десяти утра приходите в кабинет Бек-Таргиева. Я доставлю туда автоматы. Мы изымем время у одной из планет Солнечной Системы. Далее автомат придаст вам нужное ускорение с импульсом, и вы перейдёте в один из миров на экспериментальном дереве. Там вам придётся прогуляться. Вас будет сопровождать другой автомат, который в нужный момент и в нужной точке выведет вас назад, в наше прошлое. Я выяснила всю технологию. Так уже делали раньше, например, в случае фатальных катастроф или неудач на строительстве. Но я сама ещё так ни разу не делала. Поэтому не знаю даже, что вам предстоит испытать. Во всяком случае, знаю, что потерь в таких путешествиях у нас почти никогда не было.
      — Почти? — Игнат Андреевич поднял бровь.
      — Стражи времени. Они обычно живут Извне, но могут переходить на нашу сторону мира в завитках спирально-геликоидальных структур пространства. А путешествия во времени почти обязательно формируют такие завитки, так что всегда есть шансы встретиться с этими неприятными чудовищами.
      — И что с ними делать при встрече?
      — Как что? Пристрелить, конечно, на месте. Если успеете. Что ещё должен делать человек при встрече с хищником, который пытается его пожрать?!
      — Стрелять из пальца, голубушка, даже белый человек не умеет. Из чего вы мне прикажете в них стрелять, если что?
      — С вами ведь будет автомат,— напомнила Нкосинати. — Это простой конечный автомат Тьюринга, предназначенный для преобразования магазина в очередь. Им и воспользуетесь. Ну, а на этой стороне — чаще бывайте на работе, здесь вас в обиду не дадут. Случись что, и набежит наш пан Михал Врезозубец…
      — Зуборезец,— поправил Игнат Андреевич.
      — Да, Зуборезец. Герба Крышпин. Вечно я всё забываю! Ну что, вы всё ещё согласны на это путешествие?
      — А вы что, оставили мне выбор?! — возмущённо отреагировал Клыч.
      — Тогда до завтра,— предложила Нкосинати. — Завтра вы вдруг исчезнете из нашей жизни, чтобы, возможно, появиться в ней когда-нибудь уже в новом качестве. Так что сегодня я вас отпускаю с работы. Соберите всё, что вам нужно, подумайте обо всём, что возьмёте с собой. И — до встречи завтра, в десять, в кабинете у Создателя!
      — Скажите,— вдруг спросил Клыч,— а нельзя ли как-то перевести мне мои деньги за эти два месяца туда, в прошлое?
      Африканка звонко рассмеялась.
      — Думаю, что российские банки пока не предоставляют таких услуг,— произнесла она, сверкая белыми зубами. — Разве что снять наличные и забрать их с собой? Вроде бы эмиссии новых купюр в последние два месяца не было.
      Идея с наличными не пришла самому Клычу в голову, поэтому он обрадовался. С другой стороны, его опечалило, что какая-то черномазая девка оказалась вдруг умнее его в таком простейшем бытовом вопросе, поэтому он сразу же нашёл недочёт в её плане и заныл:
      — Но у меня же накопительный счёт…
      — Ну, уж точно ни один банк не насчитает вам проценты за сентябрь и октябрь дважды,— продолжала смеяться Нкосинати. — Даже всемогущество Творца здесь разбилось бы об элементарную логику! Умейте хоть       иногда платить за свои интересы.
      — Зачем платить, если можно не платить? — спросил удивлённо вслух Игнат Андреевич, а про себя подумал: «Вот смейся, гадина, смейся. Ничего, совсем уже скоро я доберусь и до тебя, и до твоего разлюбезного Бек-Таргиева!»
      Доктор Селе вздохнула.
      — Ладно, Клыч. — Впервые за всё время знакомства она назвала его по фамилии. — Я и в самом деле искренне хотела вам помочь встать на ноги, но вы вновь ухитрились вызвать у меня мысль, что я зря об этом мечтаю. Надеюсь, что вы сделаете выводы и в следующую нашу встречу станете хоть чуточку лучше. Ну, или просто купите себе мопед и оставите нас всех в покое. Мы и так слишком много времени тратим на попытки вашего перевоспитания.
      — А зачем меня перевоспитывать?! — искренне удивился Клыч. — Воспитание — это вообще-то моя обязанность. Я святой, ангел революционной борьбы, а вы суть похотливые, болтливые лентяи. Вы здесь все давно уже погрязли в разврате, а я, простой пролетарий, всю свою жизнь потратил на…
      — Давайте не будем тратить время, я его не для того занимала,— резко оборвала Игната Андреевича Нкосинати, поднимаясь на ноги и выходя из вычислительного центра. — До завтра. В десять утра в субботу мы с вами расстанемся. На этот раз, конечно. Но я сделаю всё, слышите, всё, чтобы в следующий раз вы не были уже моей заботой! Даже несмотря на личную просьбу Создателя!
      «Ни фига себе! — мысленно оскорбился Клыч. — Вот же сука какая! Такой, понимаешь, казак ей не люб!»
      Он хотел наговорить своей бывшей начальнице резкостей вслух, но вовремя вспомнил, что сейчас от её доброй воли целиком зависит его судьба, более того — вся судьба его великого плана. Поэтому он извинился, попрощался и молча ушёл с работы, не забыв вынести с собой из попавшихся по пути туалетов ещё три флакона жидкого мыла и девять рулонов неиспользованной туалетной бумаги.

Сохранено