Человек нуждается в разговоре, поскольку только разговор
позволяет ему справиться с этими сомнениями, сохранить свою
целостность, сеть своих убеждений и желаний настолько связной,
чтобы быть способным действовать.
***
Словари обычно паразитируют на надеждах в том смысле, что
основная функция словарей состоит в рассказе историй о будущих
выгодах, которые компенсируют сегодняшние жертвы.
***
В идеальном либеральном обществе интеллектуалы будут
по-прежнему ирониками, хотя таковыми не будут неинтеллектуалы,
которые, тем не менее, станут здравомыслящими номиналистами и
историцистами.
***
Иронизм, как я уже определил его, возникает в результате
осознания силы переописания.
***
...метафизик считает, что существует связь между переописанием
и властью, и что верное переописание может сделать нас свободными.
Ироник же не предлагает никакой подобной гарантии. Ему приходится
говорить о зависимости наших шансов на свободу от исторических
случайностей, на которые наши само-переописания влияют только
иногда. Он не знает никакой другой силы такого же размера, на
знание с которой претендует метафизик.
***
...конечный словарь ироника может и должен быть разделён на
две части — большую приватную и малую публичную, которые не имеют
никакого отношения одна к другой.
***
...противоположность между Прустом и Ницше поднимает
центральную проблему, которую пытался решить Хайдеггер, а именно:
каким образом можно написать историческое повествование о
метафизике — о последовательных попытках найти такое переописание
прошлого, которое будущее не смогло бы переописать — самому не
впадая в метафизику? Как можно рассказывать исторический нарратив,
заканчивающийся на самом себе, без того, чтобы не выглядеть так же
нелепо, как Гегель?
***
Владимир Набоков и Джордж Оруэлл имели разные дарования, их
представление о самих себе также отличалось. Но, как я постараюсь
показать, то, к чему они пришли, было во многом схожим. Оба
предостерегают либерального иронического интеллектуала от искушений
быть жестокими. Оба драматизируют напряжённость между приватной
иронией и либеральной надеждой.
***
Хайдеггер и Набоков едины в том, что здравый смысл — это
обманывающая сама себя апология безмыслия и вульгарности, против
которой существует только одна защита — уникальная и
идиосинкразическая ирония.
***
Фрейд был, пожалуй, единственным, кто вызывал такое же
бешенство и возмущение у Набокова, какое Ницше вызывал у
Хайдеггера. В обоих случаях это было возмущение предшественником,
который, возможно, уже написал все лучшие страницы.
***
Словарь самосозидания обязательно приватен, он не разделяется
с другими и не подходит для дискуссии. Словарь справедливости
обязательно публичен, он разделяется с другими и является
посредником в дискуссии.
из книги "Случайность, ирония и солидарность"
ЗЫ. Возможно, центральная тема расейской современности - это распад
целостности людей, которым повесили замки на рты, лишив разговора.
Словарь справедливости брошен в топку. Тем ярче освещена нищета
метафизических ценностей, у которых, как у печки, пытаются
согреться разнообразные "верущие" и прочие "метафизики", у каждого
из которых своя версия истории, еще более нелепая, чем у Гегеля
(кто-то слушает в ютубе "Боже, царя храни", кто-то крестится каждый
день на икону Сталина, у кого-то висит в шкафу мундир
деда-вертухая-победителя и пр.)
Великим ироником был, конечно, М. Кундера, цитату из "Искусства
романа" которого Рорти поставил эпиграфом к своей книге.