Раздолбать свою судьбу

prosvetj — 25.07.2012 День хороший сегодня. Пасмурно, спокойно, прохладно, так люблю такую погоду. Неспешно делаю кофе, включаю ноут, вижу дату - и надолго, на две сигареты, задумываюсь, сама не отдавая себе в этом отчета.

Когда-то давно... Вот черт, начинаешь вспоминать, сколько лет назад это было - и не веришь, что это было с тобой. Как же так, как же так быстро могли пройти двадцать лет? Жизнь действительно способна на удивительные временные метаморфозы, она и впрямь тянется, вроде, медленно, а проходит быстро. Причем начинаешь-то думать не о себе, а все равно пересчет ведешь на свои годы. И понимаешь, что тогда, когда тебе было девятнадцать, в твоем теле жил совсем другой человек, совершенно иная версия тебя самой. Но в той девочке с дурной головой все равно был кто-то умнее её, кто позволил ей все запомнить, а только через годы - понять. Хотя бы немного.


Такой, что волей-неволей вспоминаешь те крупицы, которые сохранила память. Для меня Высоцкий начинался, как и для большинства из нас, семидесятников. С пластинок. С коней привередливых, с дома на первой Мещанской, в конце, со скалолазки, с корабли постоят, с карамба, коррида и черт побери. С такого вот ассорти начинался. Разве я тогда, в детстве, ставя пластинку с "Алисой в стране чудес", думала о таланте Высоцкого? Ха-ха три раза, щаз прям. Слушала и впитывала, как любой ребенок. Он ведь шел по моей жизни рука об руку с моим детством, как тут не знать его и не любить? Безотчетно, как-то само собой сложилось так, что вне Высоцкого детство и не воспринималось, он был и правда везде, со всеми. То из одного окна, то из другого, то кто-то во дворе под гитару про Большой Каретный запоет - так и росли.

Это родители мои ахнули, узнав о его смерти. Это папа задохнулся от этого известия и его фотографии со встречи с Высоцким сразу же подскочили в цене. В цене не на черном рынке, конечно, хотя и на нем тоже, только родители-то об этом не думали, а срочно выудили из альбомов с как попало всунутыми туда разномастными фотографиями те, с ним, в тот момент самые важные. А я получила подзатыльник, весьма памятный, потому что несправедливый. Мне быстро и ловко вменили в вину то, что пара фотографий с той встречи была заломана по углам. Взрослые, конечно, решили, что это я под покровом ночи встала на стул, достала альбом и специально изнахратила именно фотографии с Высоцким. А на самом деле в очередной раз кто-то был в гостях, смотрел фотографии всей кучей, а потом как попало запихал их обратно да засунул на верхнюю полку книжного шкафа - и всего делов. До сих пор обидно, ей-ей.

А еще я помню, как мы с папой ехали в Сочи из Москвы на паровозе, а по вагонам ходили странные дядьки и продавали фотографии. Влади и Высоцкий, всем известные фото. У меня, маленькой, не отложилось в голове, умер уже тогда он или нет, мне это тогда было неважно, да и папа принципиально не покупал "эту пошлость и гадость", как он называл весь ассортимент тогдашних продавцов в поездах. Но я же видела, что они предлагали, продавцы-то. И думала своей детской головой, что где-то там, далеко, во взрослой жизни есть вот такая великая любовь, как у Высоцкого с Влади. Так у меня и отложился в памяти этот кусочек из детского калейдоскопа воспоминаний, так и остался ярким стеклышком.

Но то в детстве. А потом наступила юность, всякие новые встречи, новые люди, которые, надо же, смотрели на привычные для меня вещи совсем иначе. И был среди этих "новых встреч и людей" человек, которому сейчас, коли он жив, должно уже быть сильно к семидесяти, наверное. Мы как-то студенческой толпой завалились в местный театр, а вот было это в Томске или Новосибирске - не помню, много по тем временам моталась по Сибири, вымылось из памяти. Ну, театр, театральные посиделки за колбасой, водкой, черным хлебом и пивом, ну и непременно селедка на газете, а как же. Я тогда водки не пила, потому мне, хохотнув, заварили чай в кружке, который я тоже не смогла пить - до того сургучной крепости мне его сделали. В общем, села я тихо в углу, мышкой, и стала слушать старших товарищей. Компания была разношерстной: актеры, студенты, какие-то непонятные хлыщи в шмотье из "Березки", ну и несколько пожилых людей околотворческого вида. Пожилыми я тогда считала всех, кто старше тридцати, а тут уж и вовсе старцы сидели, лет по пятьдесят. Втроём такие, причем один из них - то ли француз, то ли итальянец, не помню. Объяснялся на английском. Со знанием языка тогда было сильно не так, как сейчас, но я могла понимать, что говорил этот иностранец. Школа с английским уклоном все же что-то дает, если она даже сибирская. Для остальных его русский друг, такой же "пожилой" и уже сильно подпивший, переводил.

И вот зацепились в разговоре за Владимира Семеновича. Иностранец слушал, что говорят наши, дергал своего приятеля за рукав, чтоб тот не участвовал в беседе, а переводил. Слушал-слушал, а потом подпер голову рукой и что-то тихо сказал. Я не услышала, переспросила. И он тогда четко и громко сформулировал "Никто так не мог раздолбать свою судьбу, как это сделал ваш Высоцкий. Вы, русские, с невыносимым равнодушием убиваете себя, чем можете. Имея такой голос, такой инструмент - и так собой распорядиться!". Это его приблизительная фраза, годы замылили, но про "раздолбать свою судьбу" и "с невыносимым равнодушием убиваете себя" я запомнила точно.

Ему, конечно, немедленно возразили, начали вспоминать судьбу Билли Холидей, что ли, или Моррисона, не помню, но та фраза запомнилась.

А теперь уже тридцать два года, как нет Владимира Семеновича. Тридцать два года вокруг его имени танцуются танцы с бубном, делаются деньги и карьеры, выливаются ведра говн и ведра же елея, все так. У меня же сохранились его песни, его роли, даже его глупейшая попытка прозы под названием "Роман о девочках" - все лежит в закромах, все собрано и уже никуда не потеряется.

Я закуриваю, смотрю в окно и отчего-то включаю Морриконе, "For love one can die". Мелодия плывет, переливается в моей голове, как те стекляшки в детском калейдоскопе, мне грустно и легко, печаль моя светла - ну невозможно же лучше Пушкина сформулировать. Тридцать два года назад не стало Высоцкого. А я его помню. И люблю. Только с годами с этой грустью, любовью и светом рука об руку стала идти та фраза, сказанная тем пожилым не знаю кем в не помню каком провинциальном театре. Никто так не мог раздолбать свою судьбу, как это сделал ваш Высоцкий. И с этим уже ничего не поделаешь.

Мысленно салютую вам, Владимир Семенович. Мне не жаль уже, что вы так рано ушли. Мне только жаль, что на ваше место не пришли другие, сопоставимые по таланту. Хотя, наверное, еще придут. В конце концов, никто не запрещает мне в это верить.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив