Рассказ о том, как избили соломенное чучело популяризатора

scinquisitor — 07.11.2017
Недавно состоялся второй Слет Просветителей, организованный фондом «Эволюция». Я не буду подробно рассказывать о мероприятии, а напишу только об одном выступлении – лекции Виктора Вахштайна «Популяризация науки: от просвещения к мракобесию». Виктор Вахштайн – кандидат социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук МВШСЭН, декан Философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти».



Ссылка на выступление с таймингом.

В своем докладе Виктор выставляет современную популяризацию науки в негативном свете, сравнивая ее с религиозной сектой. По мнению лектора, как и сектанты, популяризаторы сомневаются в своей правоте меньше, чем РПЦ и ведут активную борьбу с инакомыслием. Отдельно Виктор поминает недобрым словом сторонников теории эволюции и вообще биологов, критикующих другие науки, сравнивая их с теми, кто когда-то сжигал книги.

Меня удивил не столько сам докладчик (его риторика стандартна в рамках философии постмодернизма), сколько то, как простые демагогические приемы и ораторское искусство выбивают критическое мышление у вполне образованных и думающих слушателей. Почти никто не отважился возразить. По иронии, это говорит о проблемах просвещения куда больше, чем сами аргументы докладчика.

Впрочем, это все вполне по науке. В статье «О восприятии и распознавании псевдоглубокой брехни» («On the reception and detection of pseudo-profound bullshit») в журнале Judgment and Decision Making авторы демонстрируют, как легко мы находим смысл в бессмысленных высказываниях. И как важно задумываться о правильности собственного мышления, чтобы этого избежать.

Чаще всего докладчик совершает то, что называется подменой тезиса. Это логическая ошибка и один из демагогических приемов, основанных на опровержении фиктивной точки зрения, «соломенного чучела», более уязвимого, чем позиция объекта критики.

Например, Вахштайн утверждает, что научно-популярное движение «переродилось в миссионерство». «Они рассуждают так: перед нами темная масса людей, которым нужно нести свет теории эволюции, которые, если завтра не узнают про достижения исследований нейросетей или про очередную книгу Ричарда Докинза… Они просто без этого никак не проживут – это то же самое, что оставить аборигенов без Священного Писания», – заявляет лектор.

Покажите мне кого-то, кто считает, что без книги Ричарда Докинза или знаний о достижениях исследований нейросетей кто-то умрет. Если вы социолог – проведите или приведите исследование. Или хотя бы укажите конкретные примеры. Я таких людей не знаю.

Что касается темных масс, то одна их самых обсуждаемых проблем современной популяризации – «проповедь для своих». Дело в том, что основная аудитория современного науч-попа – образованные люди, желающие знать чуть больше из смежных областей. Точнее, так принято считать: я не видел исследований, но и вопрос был в том, как думают «популяризаторы».

Но есть знания, которые некоторые из нас действительно считают важными для распространения. Например, предостережения о медицинских заблуждениях, от которых по-настоящему зависит здоровье людей: отрицание ВИЧ и эффективности вакцин, вера в уринотерапию и лечение онкологических заболеваний содой. Согласитесь, что, если заменить «книжку Докинза» и «нейронные сети» на перечисленное, критика утрачивает существенную часть «шарма».

«Популяризация науки – это когда люди, которых выгнали из аспирантуры, рассказывают тем, кто не собирается в нее поступать, о том, какими классными вещами занимаются те, кто ее окончил», – говорит Вахштайн. Понятно, что это шутка. И все было бы ничего, если бы из нее не следовали далекоидущие выводы, развивающие «соломенное чучело».

Оставим в стороне западных ученых-популяризаторов – Фейнмана, Хокинга, Сагана, Каку, Иглмана, Рамачандрана, Лофтус, Ариэли, Канемана или Докинза. Даже в России мне проще назвать популяризатора ученого со степенью, чем без. Штерн, Дробышевский, Северинов, Сурдин, Гельфанд, Попов, Боринская, Бурлак, Левонтина, Зализняк, Чугунов, Власов – список ученых, популяризирующих науку, можно продолжать до бесконечности. Малышева, кстати, тоже доктор медицинских наук.

Недавно прошел пятый форум «Ученые против мифов». Это самое крупное в России научно-популярное мероприятие, где борются с «мракобесием». 8 из 10 докладчиков –кандидаты или доктора наук.

Разумеется, среди популяризаторов встречаются и студенты, и аспиранты.

Продолжение «соломенного чучела» Вахштайна выглядит так: «Сомнения – это то, что исчезает, когда мы переходим со стадии производства научного знания, на стадию его распространения на широкую аудиторию». По словам лектора, популяризаторы «обрели истину мира и утратили сомнения».

Обратите внимание, что лектор подбирает такое определение слова сомнение, чтобы желаемый вывод (популяризация убивает сомнение) следовал автоматически. Ну, это как если я скажу, что «философия постмодернизма – это то, что убивает здравый смысл» и на этом закончу свои доказательства.

Увы, никаких конкретных примеров или исследований, иллюстрирующих, что популяризация требует отказа от сомнений не приводится. А это один из основных тезисов выступления. А я могу привести примеры обратного.

Возьмем отрывок из «классики», из предисловия первой книги Аси Казанцевой:

«Я должна сразу предупредить потенциальных читателей, что я никогда не занималась нейрофизиологией как ученый […] Все, что написано в этой книге, представляется мне правильным и обоснованным, но в некоторых случаях это всего лишь мое субъективное видение. […] я все равно не готова поклясться на “Происхождении видов…”, что в мировой науке не существует альтернативных теорий, объясняющих те же самые факты более правильным образом, и не существует альтернативных экспериментов, в которых были получены другие данные». Где тут утрата сомнений?

Ответ на вопрос в духе «Я точно не знаю, но полагаю, что это может быть вот так» – вполне типичен для выступающего на научно-популярных лекциях. Ничто не мешает популяризатору рассказывать о науке, подчеркивая степень сомнения в тех или иных утверждениях. Есть гипотезы, есть факты. Главное – называть вещи своими именами.

Кстати, Общество Скептиков и сообщество Less Wrong только и делают, что популяризуют важность сомнений и научный метод. В то же время научный метод и эти сомнения заботят далеко не всех людей, по формальным признакам занимающихся «производством научного знания». Чтобы далеко не ходить за примером, возьмем какого-нибудь Сералини, которого не заботил статистический анализ в его работе о ГМО, или Бенвениста, который закрыл глаза на слепой эксперимент при «открытии» памяти воды.

Выступление Вахштайна – это не только мастер-класс по созданию соломенных чучел, но и по двойным стандартам мышления.

Докладчик говорит о «сектантах», но ему досаждает междисциплинарная критика. Например, он пренебрежительно отзывается о физике Аллане Сокале («мы конечно прогуляли уроки философии науки, но это не помешает нам сказать, что вы все лохи»). Что именно сделал Сокал лектор умалчивает, а я напомню. Сокал опубликовал на страницах академического журнала культурных постмодернистских исследований Social Text намеренно бессмысленную статью «Нарушение границ: к трансформационной герменевтике квантовой гравитации» и тем самым показал, что в этой области примут за науку все что угодно. Хороший пример критики «секты». Потом Сокал и Брикмон развили свою критику и написали книгу «Интеллектуальные уловки», на которую есть отличная рецензия Докинза «Разоблачение постмодернизма». Читавшие ее, полагаю, были бы менее впечатлены выступлением Вахштайна.

Лектор говорит о важности сомнений, но когда «биологи» сомневаются в научности каких-то дисциплин (намек был, видимо, на теологию) – это уже нехорошо. Меморандум Комиссии сравнить со сжиганием книг – тоже сильный ход. Хотя Меморандум ничего не запрещает, а аргументированно ставит под сомнение значимость для медицины сахара по цене в десятки тысяч рублей за килограмм. Но сомнения – это ведь хорошо! Ой, то есть плохо!

Точная фраза докладчика звучит так: «Не знаю, что не так с биологией, но это ровно та дисциплина, где одна из главных задач жизни – доказать всем остальным наукам, что они не являются по-настоящему научными».

Я позже спросил докладчика, основан ли вывод об особенных свойствах биологов на каких-то социологических исследованиях, и он ответил, что нет. Хотя до моего вопроса это звучало как «факт». Заодно – еще одно соломенное чучело. Если «все остальные науки» заменить на астрологию, гомеопатию и теологию, биологи уже не так глупо выглядят, не так ли? Иногда достается философам. Но давненько я не видел, чтобы кто-то из биологов критиковал физику, химию, географию, историю или лингвистику. И на теологию, конечно, наезжают не только биологи.

Действительно, на первую официальную диссертацию по теологии прислали 6 отрицательных отзывов. И все – от биологов. Надеюсь, не нужно быть социологом, чтобы понимать, что на выборке в шесть человек, которые писали отрицательные отзывы, говорить, что биологи отличаются своим отношением к теологии от физиков, химиков, историков или религиоведов – некорректно. Можно почитать, например, статью «Теолог перед лицом этики» профессора религиоведения К.Л. Нолла. Откуда сам Вахштайн берет информацию – непонятно.

Но предположим, что биологи особенно не любит теологию или какую-то еще дисциплину. Это вовсе не значит, что биологи не правы или «не учили философию науки». Наука развивается, и по мере ее развития мы учимся распознавать все новые и новые ошибки, ведущие к ложным и невоспроизводимым результатам. Публикации о «думающем мертвом лососе», «путешествующем во времени порно», «памяти воды», статьи о «кризисе воспроизводимости в науке» и про «поправку на множественные сравнения» столь же популярны в окружающей меня естественнонаучной академической среде, как интервью Дудя в среде видеоблоггеров.

И когда человек, знающий обо всех этих подводных камнях, читает академические статьи в области, где общепринятый уровень контроля за ошибками объективно находится на уровне работ Петра Гаряева по изучению волнового генома, скепсис, естественно, возникает. А когда вместо внятных ответов на критику доносится лишь «вы не знаете философии науки» и «не лезьте в чужую область», скепсис только усиливается.

Я на это отвечаю так: это вы не знаете научной методологии. Чтобы быть в курсе ее переднего края, надо читать не философов-гуманитариев, не знающих, что такое P-value, а Иоаннидиса, Колкюхона и Лакенса, про байесовский подход, адекватный статистический анализ с его миллиардами подводных камней, воспроизводимость, дизайн исследований, борьбу с P-hacking, cherry-picking в обзорах и методы выявлений смещений в метаанализах. Ибо сегодня развивают научный метод, прежде всего специалисты в области статистики и теории вероятностей. И в некоторой степени когнитивные психологи, открывающие все новые способы, с помощью которых наш мозг нас обманывает. Специалисты вроде Канемана выясняют, как интуиция, «профессиональный взгляд» и личностный опыт (на который так любят опираться теологи и не только) систематически заставляют нас верить в заведомую ерунду.

Еще социолог рассказал нам о том, как современные популяризаторы создают Образ Врага, с которым нужно бороться. «С узнаваемыми чертами Российского Государства» и РПЦ. Естественно, никаких социологических данных о политических или религиозных предпочтениях группы не приводится. Куда делись сомнения? И хотя я не знаю в сообществе сторонников РПЦ (уж больно одиозна эта организация), я могу совершенно точно сказать, что подавляющее большинство популяризаторов старается не касаться тем религии и политики в своих выступлениях и статьях. А если и критикуют государство, то только там, где речь идет о политике в науке и образовании. Мы имеем вывод, высосанный из пальца на основании нескольких примеров. И снова вспоминаем про соломенное чучело.

Вахштайн неоднократно повторяет, что популяризация – это устранение сомнений. Что ни один популяризатор не будет говорить, что «ГМО безвредно, но это не точно, а человек может и произошел от обезьяны, но это не факт». А если популяризатор без тени сомнения скажет, что «молекула ДНК играет роль в передаче наследственной информации»? Да как он смеет скрывать сомнения! А ведь в биологии едва ли достоверность тезиса про ДНК существенно отличается от тезисов «Нет оснований полагать, что выпущенные на рынок ГМО опасней аналогов» и «Человек и шимпанзе имели общего предка» – стандартных формулировок в популяризации. Первая совпадает с формулировками в научных журналах и позицией ВОЗ. Вторую найдете в учебнике.

В вопросах же, где есть реальные сомнения, популяризатор и будет транслировать сомнения. А если не будет, то станет объектом предметной критики со стороны коллег. Скажем, рассказывая о том, поможет ли генная терапия с использованием теломеразы продлить жизнь человека, популяризатор, вероятно, ответит: «Не знаю, но есть многообещающие исследования на грызунах».

Еще раз подчеркну иронию: сам докладчик про свои идеи рассказывает без тени сомнений.

В конце лекции я задал вопрос:

«У меня сложилось впечатление, что у вас какая-то дихотомия. Мы либо пропагандируем сомнения, либо факты. Но мне кажется, что эта дихотомия ложная, ибо на каждое утверждение можно повесить некоторую степень его несомненности. Молекула воды имеет формулу H20 – это можно сказать без особых сомнений. На вопрос о том, имеют ли человек и шимпанзе общего предка, тоже можно ответить без особых сомнений. А вот вопрос о том, насколько мы родственны неандертальцу, это вопрос, может быть, более спорный <�…> Когда человек рассказывает про науку, то там, где есть сомнения, он говорит о том, что они есть. Там, где сомнений нет, почему бы не сказать, что их нет».

В ответ я услышал:

«... Большая часть высказываний, которые сделает экономист, исходящий из вполне классического представления о теории рационального выбора, будет абсолютным бредом для социолога. Мы в этот момент сталкиваемся с кросс-дисциплинарным сомнением. Простой пример: Стив Фуллер – это человек, с которым перестали здороваться, потому что он выступил в суде по поводу преподавания теории эволюции в школе с утверждением о том, что с точки зрения социологии знания между креационизмом и теорией эволюции нет разницы. И в том, и другом случае есть некий язык описания этого мира. И в том, и в другом случае в рамках этого языка есть несомненные суждения. Утверждения, которые являются несомненными для теории эволюции, будут сомнительны для представителей других языков описания. Мы изучаем языки и то, как внутри данных языков производится несомненность. Возьмем экономику, политологию и социологию. Внутри них производятся некоторые несомненные суждения, все они абсолютно сомнительны для представителей смежных двух дисциплин».

Я отметил, что ничего не понял, и попросил пояснить популярней. Меня пожалели и сказали, что этого сделать не получится. Пересмотрев выступление, я осознал, что ничего не понял потому, что ожидал услышать ответ на свой вопрос, а столкнулся с подменой темы. На вопрос про воду мне ответили водой.

Происхождение человека – это вопрос из биологии, а не социологии. И хотя социолог может сравнивать эволюциониста с креационистом, а филолог – учебник по физике и книгу о Гарри Поттере, это не отменяет того, что креационист ошибается, а «Гарри Поттер» – сказка.

При этом, если теория в биологии придет в противоречие с теорией в физике или химии, это будет означать, что кто-то не прав. Может быть, все. И в этом будут разбираться. А не рассуждать о том, что есть разные точки зрения, разные научные «секты» и нельзя критиковать людей из другой области. Свежий пример, как физик Маркус Мейстер объяснил вероятную ошибочность некоторых открытий биологов в статье «физические ограничения магнитогенетики» («Physical limits to magnetogenetics»).

И если верно утверждение, что в других областях научно обоснованные теории друг другу противоречат, значит, в каких-то из этих областей (или у отдельных ученых) есть проблемы. Или противоречия надуманы. И если верно первое, то надо ли удивляться, что одни области знаний критикуют чаще, чем другие.

Так или иначе, научный журналист может говорить о происхождении человека и шимпанзе от общего предка так же уверенно, как о том, что в состав атомов входят протоны, нейтроны и электроны. «Веры» и «сектантства» тут не больше. В чем проблема, мне так и не ответили.

Кстати, социологи находят разницу между креационистами и эволюционистами. Например, креационистами являются 57% американцев со средним образованием или ниже и только 27% американцев, учившихся в колледже. По мере изучения биологии в колледже доля противников эволюции падает. Наконец, 99% членов крупнейшей ассоциации ученых AAAS, издающей журнал Science, считают, что люди эволюционировали. С ними согласны лишь 65% взрослого населения США по данным опроса, проведенного в 2015 году. Но, видимо, такие вещи – несущественный шум в профессиональном взгляде альтернативных социологов.

В психологии есть такой термин – проекция. Это психологический процесс, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне. Не удивлюсь, если та деятельность, которой занимается лектор, действительно, имеет все вышеописанные проблемы (и с наукой и с ее популяризацией).

Но и пользу от данного выступления извлечь можно. Скачайте научно-популярную игру про софизмы Fallacymania, включите лекцию и устройте соревнование: кто найдет больше некорректных аргументов. Вот я получил большое удовольствие от данной рефлексии. Главное помнить, что один из самых важных вопросов к человеку, вещающему с трибуны: откуда вы это знаете? Но это мое субъективное мнение.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив