про психов и не только

dimk_dims — 23.08.2011 Шныряя по дневникам, нет-нет да и нарвёшься на классику жанра: не могла уснуть, читала Кафку. Обычно таким откровением делятся с читателями девочки лет семнадцати, подразумевая и как бы намекая им и всем нам, что она не просто тупая школота, а высокодуховная особа.

Не знаю, уж чего они там могут понять в этом Кафке, но признаваться, что читаешь душевнобольного, точно не стоило. Кафка в руках школьницы – это долбоебизм чистой воды. Мало того, что бездарность, так ещё и с тараканами в голове. Да и что можно сказать хорошего о человеке, подглядывающего за мыслями шизофреника?

В детстве, в получасе неспешной ходьбы от школы, в которой учился, располагался дом скорби. Высокий глухой забор окружал периметр жёлтого здания с толстенными стенами, маленькие окна с грязными, едва пропускающими свет окнами, были забраны кованными решётками с прутьями толщиной в руку. Шиферная крыша местами уже прохудилась, и всю осень по зданию расползались влажные пятна.

Сидеть после лета в классе – пытка. С Женькой, моим школьным другом, мы сбегали буквально во время первой же перемены и шли гулять. Однажды он рассказал, что нашёл замечательное и интересное место, где можно весело провести время. Дурдом – так он его назвал.

Было несколько мест, откуда удобно наблюдать за жизнью душевнобольных. Мы изучили весь распорядок и старались подойти к лечебнице после десяти, когда процедуры над психами заканчивались, и они оставались в палатах одни. Большинство грустно сидели на своих койках, не отрывая взгляд смотрели в одну точку и не реагировали на наши крики «эй, псих». Другие же наоборот, располагались у окон и часто беззубыми ртами улыбались миру.

Одним из таких радостных психов был Степан. Неопределяемого возраста, вечно небритый, он умел одновременно смотреть на двух разных людей. Одним глазом на меня, другим – на Женьку. Это пугало и вызывало отчего-то брезгливость. Мы орали ему, чтобы он прекратил, что он псих, били по решётке найденной в кустах палкой, и ждали какой-то реакции. Он же в ответ улыбался. И однажды мне показалось, что улыбка эта – не оскал безумства, а снисходительная ухмылка. В его глазах словно было понимание того, что нам недоступно. Как вдруг если бы с вами человеческим голосом заговорил жираф в зоопарке. После этого я перестал ходить к дому скорби. Был ли это стыд – не знаю. Но то, что делать так больше не надо, понял чётко.

Лет через пятнадцать после этих событий, лечебницу решили закрыть. В то время, я по своей работе был вынужден контролировать муниципальные расходы, и вся документация шла через меня. В том числе был доступ и к больничному архиву. Нашёл. Конечно, нашёл. Карточку Степана. Афган, 81-83-ий, орден Красной Звезды, оставшись один, прикрыл эвакуацию полевого госпиталя. Контузия, нервный срыв, через полгода скитаний по больницам поставили шизофрению. Умер в лечебнице в 93-ем.

Оставить комментарий

Популярные посты: