Про одиночество

Однажды, когда количество сильных независимых женщин стало заметно превалировать над количеством мечтающих поскорее выйти взамуж домохозяек, один мущина сделал достаточно бездарный коллаж про сороковой день рождения и сорок кошек.

Я смеялась над ним, потому что клонированные котики за сервированным столом – это как раз тот уровень юмора, который меня более всего смешит. Чтобы вам было понятно, на какой ступени развития находится мой внутренний петросян, вот вам маленькая офисная зарисовка: пятница, истекает последний рабочий час, сидим с коллегой, изнывая от безделья и пьем воду из пластиковых стаканов. Она допивает воду и приставляет стакан ко лбу. Сообщает: "Я – единорог!" Тогда я надеваю свой стакан на подбородок: "Я – капитан Америка!". Коллега смотрит на меня с нескрываемой завистью, хватает второй стакан, тоже надевает на подбородок, кричит: "Я – капитан Америка среди единорогов!", попутно облив себя водой. Обе катаемся в истерике. Больше мне обычно не требуется, а тут клонированные котики с тревожными лицами. Это круче единорога с пластиковым подбородком. Только позже я выяснила, что у картинки есть начиночка и второе дно.
Это уже после того, друзья мои, как я перечла тыщу постов от сильных независимых женщин под общим усредненным заголовком "Я не хочу замуж больше никогда" и миллионы комментариев к ним с посылом "ты просто никому не нужна и лицо твое обглодают кошки". На каждый такой комментарий приходилось от двух до пяти возражений и недоуменных вопросов: от "а почему вас это так беспокоит?" до "сорок кошек всяко лучше одного мужа". И, что греха таить, в силу собственного не слишком быстрого ума я и сама долго думала – зачем же всем этим мужчинам так нервничать, убеждая сильных независимых женщин в том, что им не нужна никакая независимость, а единственное счастье их в том, чтобы делать мир своего избранника чище и уютнее. Ведь еще очень много остается тех женщин, что предпочитают кошкам – носки, выходным на свой вкус – детей своего мужа от первого брака, а вечерам, посвященным повышению квалификации или игре на гитаре – лихорадочное приготовление еды на несколько дней вперед. Зачем же так беситься, если вот эта конкретная женщина не хочет обслуживать лично тебя? Ты с нею вряд ли когда-то пересечешься в реальной жизни, не то что заведешь разговор о совместном быте, а на твою жизнь хватит еще патриархально воспитанных барышень, да и страны третьего мира тоже никто не отменял.
И тут, друзья мои, внезапно, как и всякая большая эврика, на меня свалилось понимание и сейчас я поделюсь им с вами. Среди прочих гендерных различий есть одно очень большое и незыблемое: отношение к одиночеству. И тут, господа, покамест сделать что-то не представляется возможным. Конечно, это различие было насаждено искусственно, но работает оно повсеместно. В одной из самых моих любимых книжек, "Американских Богах" Нила Геймана, есть такой эпизод, например: главный герой устраивается на временную работу в похоронное бюро и однажды едет забирать из дома почившую старушку.

«

Умерла старая женщина. Звали ее Лайла Гудчайлд. Крестница под Рождество, не мог не подумать Тень. По указанию мистера Шакала он внес вверх по узкой лестнице в спальню складную алюминиевую каталку и развернул ее возле кровати. Тень вынул прозрачный синий полиэтиленовый пакет и, разложив на кровати покойницы, открыл молнию. На Лайле была розовая ночная рубашка и стеганый халат. Подняв хрупкое и почти невесомое тело, он завернул его в одеяло и уложил в мешок. Закрыл молнию и перенес на каталку. Пока Тень занимался всем этим, Шакал разговаривал с очень старым мужчиной, который при жизни Лайлы Гудчайлд был ее мужем. Или точнее, Шакал слушал, а старик говорил. Когда Тень закрывал молнию на миссис Гудчайлд, старик распространялся о том, какие неблагодарные у них дети, да и внуки тоже, впрочем, это вина не их, а родителей, ведь яблочко от яблоньки недалеко падает, он-то думал, что лучше их воспитывал.

Тень и Шакал вывезли каталку в узкий лестничный пролет. Старик шел за ними следом, все еще не закрывая рта, говорил о деньгах, жадности и неблагодарности. На ногах у него были спальные шлепанцы. Взявшись за более тяжелый конец каталки, Тень снес ее по лестнице и на улицу, а там покатил по обледенелому тротуару к катафалку. Шакал открыл заднюю дверцу. Увидев, что Тень мнется, Шакал сказал:

– Просто толкните каталку внутрь, ножки сами сложатся, и она въедет по полозьям.

Тень сделал как было сказано; щелкнули ножки, закрутились колеса, и каталка въехала прямо на пол катафалка. Шакал показал ему, как надежно закрепить каталку ремнями, и Тень закрыл катафалк, пока Шакал слушал старика, который был мужем Лайлы Гудчайлд. Не замечая холода, старик в шлепанцах и банном халате, стоя на продуваемом ветром тротуаре, рассказывал Шакалу, какие стервятники у него дети, самые что ни на есть хищники, только и ждут, чтобы забрать то малое, что они смогли наскрести с Лайлой, и как они бежали сперва в Сент-Луис, потом в Мемфис, оттуда в Майами, как они очутились в Каире и какое для него облегчение, что Лайла умерла не в доме для престарелых, и как ему страшно, что там окажется он сам.

Они проводили старика назад в дом, вверх по лестнице в его комнату. В углу семейной спальни стоял маленький телевизор. Проходя мимо него, Тень заметил, как диктор ухмыляется и подмигивает ему. И, уверившись, что никто не смотрит в его сторону, показал телевизору средний палец.

– У них нет денег, – сказал Шакал, когда они вернулись в катафалк. – Завтра он придет к Ибису. Он выберет самые дешевые похороны. Полагаю, друзья будут уговаривать его сделать все по высшему разряду, устроить ей последнее прощание в передней зале. А он станет ворчать. Нет денег. Ни у кого в этих местах сейчас нет денег. Как бы то ни было, через полгода его не станет. Через год в лучшем случае.

В свете фар медленно вращались и плыли снежинки. На юг надвигался снегопад.

– Он болен? – спросил Тень.

– Не в этом дело. Женщины переживают своих мужей. Мужчины – мужья вроде него – после смерти своих жен долго не живут. Вот увидите – он начнет путаться и заговариваться, все знакомые вещи исчезнут с ее уходом. Он устанет, начнет слабеть, потом сдастся – и вот он уже мертв. Возможно, его унесет воспаление легких, а может быть, это будет рак или просто остановка сердца. Сперва наступает старость, потом нет больше сил бороться. Потом вы умираете.

»

Да, друзья. Все эти комментарии про сорок кошек мужчины пишут от страха. От ужаса перед одиночеством. И они просто не в силах понять, что есть люди, которые одиночества совершенно не боятся, а многие даже любят его, это одиночество, да еще и называют его свободой.

Как объяснить человеку про свой страх? Представьте, что у вас есть белая мышь. Любимая белая мышь, которой вы покупаете мышиные конфетки и целуете в усатую морду. И тут к вам приходит человек, видит мышь, запрыгивает на табуретку и истошно верещит, требуя немедленно убить мерзкую тварь. Вы недоумеваете. Посмотри, говорите вы. Она же такая милая. Милая?! - орет ваш гость. Она отвратительная и вообще я её боюсь. Поэтому, прочитав в очередной раз комментарий про сорок кошек, вспомните белую мышь и попробуйте пожалеть человека, его написавшего. Он всегда будет зависим от присутствия в своей жизни кого-то еще. Он будет идти на компромиссы, лишь бы не оставаться одному. Он будет недоволен и несчастен в браке, но не расторгнет его из-за страха одиночества. От боязни, что все привычные вещи исчезнут из его жизни, от того, что не может самостоятельно решить ни одной своей проблемы и не найдя никого, кого можно было бы обвинить в своих неудачах, просто умрёт. Детские травмы, комплексы, порушенная самооценка, болезненный эгоцентризм, неспособность обслужить себя на бытовом уровне – это всё, что есть у таких людей. Изливая свои страхи в виде злобных комментариев или гаденьких картиночек они даже не состоянии понять, что таким образом не привлекают на свою сторону никого, кроме таких же перепуганных зависимых существ. Сбиваясь в кучки они организуют группы, где пишут невообразимые вещи – можно подумать, что там собрался кружок маньяков-женоненавистников. На самом же деле никакие они не маньяки. Больше всего в жизни им бы хотелось, чтобы их кто-то полюбил. Но как этого добиться, не запугивая – они тоже не знают. Таким образом, дорогие друзья, предлагаю прекратить выяснять отношения с моральными инвалидами – помочь им мы все равно не сможем, как и они не смогут доказать нам, что белая мышь – существо в высшей степени мерзкое. Мыши – одно из лучших творений Ганеши, а свобода – лучшее что есть у человека. Аминь.