Приди ко мне в пятницу, где-нибудь ближе к утру,

Приди ко мне в пятницу, где-нибудь ближе к утру,
когда в феврале в Тель-Авиве угрюмо и хмуро.
Мне в пятницу встречи с тобою всегда по нутру
как теплый привет из далекой страны Эпикура.
И снова вещаешь, и снова, наверное, прав -
болит-не болит, а без рук не напишешь ни строчки:
серебряной запонкой месяца стянут рукав
не женской ночной, усмирительно-грубой сорочки.
Сними с меня это. Мне стыдно в одежде с тобой.
Я буду собой до рассвета, предельно нагая.
Чуть слышно скребется волна о неспящий прибой,
из пепла, закону назло, воскресать помогая.
Но холоден утренний свет на исходе зимы…
Останемся в этом двухкамерном полуподвале,
не зная того, что закончилось время взаймы,
что завтра во время чумы наступает едва ли,
что рядом, за стенкой, свои от макушки до пят,
над нашей нелепой судьбой наработавшись тяжко,
два ангела, словно мальчишки уставшие, спят,
смешные, пузатые крохи в широких подтяжках…