берёт своё начало от боярина Данилы Ивановича
Иртищева (Ртищева, Ртищевича, Иртищевича, Артищевича), которому 6
октября 1506 года было пожаловано имение «Достоев» в Поречской
волости Пинского уезда. Предком Данилы Ивановича Ртищева, по мнению
исследователей, являлся упоминаемый в исторических источниках
татарин Аслан-Челеби-мурза, который ещё в 1389 году покинул
. Сына этого татарина прозвали Широким Ртом, а его
потомки стали Ртищевыми. Герб Ртищевых, на котором были изображены
полумесяц, шестиугольная звезда и пара вооружённых татар, указывает
на неправославное происхождение рода
.
"Нетерпимость в споре еще более выказалась у Достоевского, когда
речь как-то нечаянно коснулась национальностей: он находит, что
серб, малоросс и т. д., сочувствующий родному языку, родной
литературе, положительно зловредный член общества, и тормозит
работу всеобщего просвещения, всеобщей великорусской литературы, в
которых все спасение, вся надежда. Он тормозит ход цивилизации,
созданной одним великорусским народом, сумевшим создать величайшее
из государств. Один великоросс великодушно и честно смотрит на все
национальности, без всякой злобы и преднамеренности, тогда как
малоросс, например, вечно держит камень за пазухой и не может
отнестись к великороссу иначе, как с враждой.
— Вы
говорите, что в Малороссии существует независимость личности, что
взрослый женатый сын выбирается на хозяйство, что на женщину не
смотрят как на скотину, что часто она орудует в доме, что семья
живет особняком. Что ж тут хорошего: женится сын, обособляется и
тотчас делается врагом. Хозяйство делится по клочкам, интересы идут
в р о з ь, — вот вам и начало нищенства. Между тем как
великорусская семья представляет собою общинное начало. Что за
беда, если старика уважают в семье. Это не деспот, в нем для семьи
олицетворяется известный идеал, он не потому властвует,
что
ему так в з
д у м а л о с ь , — нет, он точно выполняет должность, назначенную
ему природой, а все остальные вполне естественно подчиняются ему.
Чувствуется близость, общность интересов, разделение труда, и
взамен всего этого вы предлагаете обособленность,
вражду.
Разумеется,
я ничего этого не предлагала и потому горячо спорила; он же, с
своей стороны, дошел до такой крайности:
— Я знаю,
мы все куда как сочувствуем чужим национальностям. Недавно Пашков,
этот известный проповедник, принял к себе в дом, отделил помещение
и окружил всеми удобствами — кого бы вы думали? — двух полек,
выпущенных из крепости. Черт знает что такое — мало ли русских
вешается с голоду, а он — полек!
Я видела,
что Достоевский дошел до такого раздражения, что спорить с ним
больше невозможно, и замолчала."
источник: Ф. М. Достоевский в воспоминаниях
современников. Т.2. М., 1990. С. 325-342