Поколение социопатов

swamp_lynx — 27.08.2023 "Для поколения шестидесятых сложные отношения главных героев фильма "Жюль и Джим" стали символом свободной любви, несмотря на обреченный финал. Однако концовка была также в духе своего времени. Бунтующим студентам был присущ юношеский максимализм, который лишал рациональности их недостижимые цели. Трюффо показал характер поколения в персонаже Катрин, которая не всегда понимала, чего хочет."



"С игривым принципом построения, цитированием и пародией Жан-Люк Годар не только создал особый авторский голос, но и, ухватив настроение эпохи, перенес на экраны бунтаря без причины. В своем дебютном фильме «На последнем дыхании» режиссёр воплотил в кино образ Мишеля Пуакара, беспечного молодого вора, чей стиль жизни отображал мышление целого поколения. Это уставший, беззаботный и надломленный персонаж – идеализированный образ французского бунтаря того времени. Мишель Пуакар не следует общепринятым нормам, но зритель 1960-х не может не сопереживать ему. Ведь герой в данном случае – это вызов буржуазии и пуританству.

Одним из ярких представителей так называемого кинематографа контестации является Марко Белоккьо. В своем дебютном фильме «Кулаки в кармане» он изобразил метафору буржуазного общества и распад консервативных устоев с намеками на инцест и сексуальную революцию. Через членов одной семьи режиссёр показывает разные слои итальянского общества. Например, если слепая мама – это не что иное, как Италия, которая переживает застой, а младший полоумный сын – часть общества, управляемая культурой потребления, то главный герой – представитель молодого поколения, которому суждено совершить революцию.

Кино контестации повлияло не только на молодых режиссёров, оно также затронуло старшее поколение. Так, например, лента Микеланджело Антониони «Забриски Пойнт» полностью сосредоточена на молодежном бунте. Студенты, которые обсуждают свои права, беспорядки в кампусе, массовые аресты, полицейские, которые подавляют демонстрации, желание убежать из реального мира, раскрепощение нравов – всё это воплощение контркультуры. Герои бродят по безграничной пустыне, рассуждают о смысле жизни и занимаются любовью, словно бескрайняя пустота, слова и влечение друг к другу – всё, что у них осталось. Итальянский режиссер снял фильм об американском обществе 1960-1970-х годов, который по своей сути тонко отражает новое поколение в целом.



В 60-е годы из-за молодежной революции «фабрике грёз» пришлось перестраиваться под общественные настроения. Протест становился стилем жизни, образом мышления молодых американцев. Если Голливуд отражал мироощущение привилегированного большинства, то сейчас пришло время новых голосов. Они отвергали культ успеха и американскую мечту, провозглашая свободу личности и эксперименты во всем.

Одним из ярких примеров является кинолента «Беспечный ездок» Денниса Хоппера. Режиссер запечатлел протестные настроения американцев, свойственные им в эпоху войны во Вьетнаме. Здесь нарочито романтизируется молодёжная культура 1960-х с наркотиками и аморальным поведением. Фоном для них служит не тронутая человеком природа, которая толкает на разговоры об инопланетном мире без войны и неравенства. Герой Николсона говорит, что люди боятся не их самих, а того, что в них видят, – свободы."




Андрей Фурсов. С 1946 по 1964 г. в США родилось 76 млн американцев, по сути это был демографический взрыв. Экономическое благополучие позволило дать очень большой части бэби-бумеров высшее образование – к 1960 г. в США было 2 тыс. вузов, в которых работало 235 тыс. преподавателей. Между 1955 и 1974 гг. показатели роста процента населения США с высшим образованием просто зашкаливали, причём это касается не только юношей, но и девушек, которые сыграют большую роль и в «студенческой революции», и в распространении молодёжной субкультуры, и, конечно, в феминистском движении. С 1950 по 1960 г. количество студенток увеличилось на 47%, а с 1960 по 1970 г. – ещё на 168%! Иными словами, в стране вдруг оказалось много молодых, а согласно Дж. Голдстоуну, как только количество молодых переваливает за 25%, общество ждут серьёзные потрясения, конфликт «детей» и «отцов».

Установки, ценности и, если угодно, социальные инстинкты родителей бэби-бумеров определили два события, два фактора – Великая депрессия с последовавшими за ней тяжёлыми 1930-ми годами и мировая война. Отсюда стремление к стабильности, безопасности, порядку, трудовым усилиям. В отличие от этого, бэби-бумеры выросли в хорошие времена, во времена «процветающего», «ленивого» и т.п. общества. Как отмечает Фишер, они были ориентированы на потребление, за которым чаще всего не предполагалось трудовых усилий; они не знали той суровой школы жизни, которую прошли их родители. Ни одно поколение в истории Америки не рассматривало себя в качестве особых, имеющих особые права (в том числе на рост благосостояния) личностей, ни одно – кроме бэби-бумеров. Среди них гипериндивидуалистичных бэби-бумеров было особенно много амбициозных женщин. Это поколение отвергало бóльшую часть ценностей и целей своих родителей (в то же время, выкачивая из них всё, что можно), демонстрируя коллективный нарциссизм, страсть к консьюмеризму (нередко в асоциальной форме) и расшатывая устои американского общества. Впрочем, политико-экономическая ситуация в стране этому способствовала.

Как отмечает Оакли, с середины 1960-х годов средняя норма прибыли американского бизнеса начала снижаться, и это продолжалось до начала 1980-х. В 1960-е годы кризис в экономике совпал с кризисными явлениями в политике (коррупция, убийства крупных политических деятелей, включая президента США), обществе (студенческие и негритянские бунты) и кризисом имперской власти США (Куба, Вьетнам). В результате в 1960-е Америка от «великого общества» перешла к больному обществу с подорванными законом и порядком. Кульминацией стали события 1968 г., когда студенты-бэби-бумеры оторвались по полной. Убийство Мартина Лютера Кинга и последовавшие за этим негритянские бунты, убийство Роберта Кеннеди, вьетнамское наступление Тет, когда американцы могли по телевизору смотреть, как вьетконговцы пытаются прорваться в посольство США в Сайгоне – всё это было и фактором и фоном молодёжных беспорядков. Всё это активно подогревалось прессой, которая, как заметил Ч. Кайзер (Kaiser Ch. America in 1968. N.Y., 1988), особое внимание уделяла самым радикальным группам студентов, составлявших абсолютное, хотя и очень крикливое и наглое меньшинство. Со времён Гражданской войны 1861–1865 гг. Америка не была так разделена как в 1960-е годы. Это разделение было демонстративно культурным, поскольку молодёжная субкультура 1960-х была замешана на роке, сексе и наркотиках, сопровождалась сексуальной революцией, отделившей секс от любви, семьи и ответственности, и наркореволюцией по заветам Тимоти Лири. Наркотематика быстро вошла в поп-музыку. Как отмечает М. Кулански (1968 год, который потряс мир. М., 2008), уже битловский диск «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» отразил в музыке, текстах и даже в дизайне обложки диска эксперименты участников группы с наркотиками.

Изменились в 1960-е годы и образцы мужественности – на смену нормальным мужикам пришли глистогоны с длинными патлами – и женственности: один из парадоксов сексуальной революции заключался в моде на худосочных асексуалок. Но фундаментом всей этой асоциальности был консьюмеризм в самых радикальных его форма – эти «революционные» формы утвердят консьюмеризм как ценностную и поведенческую доминанту и уйдут – а консьюмеризм останется и расцветёт пышным цветом в 1970–1980-е годы и далее как уже вполне социальное, а не асоциальное явление.

Можно сказать, что если 1960-е – начало 1970-х гг. было радикальной фазой формирования новой элиты, то 1970-е – консервативной. Естественно, не все бунтари 1960-х, а меньшая часть; не все перебесившиеся и успокоившиеся в 1970-е, а опять же меньшая часть стали новой образованной элитой, но именно радикальные шестидесятые и консервативные семидесятые стали тем «первичным бульоном», в котором зарождался будущий новый верхний класс (НВК), поднявшийся «на костях» традиционного среднего класса. Сначала они взошли на «верхние этажи» старого среднего класса, а затем превратились в особую социальную и демографическую категорию, которая монополизировала, подмяла под себя целый ряд профессий, отбросив средний класс и образованную часть рабочего класса вниз по социально-экономической лестнице.

Весьма поспособствовала тому, чтобы «образованные просто одолели» (М. Ножкин) информационно-коммуникационная революция в научно-технической сфере и неолиберальный курс («рейганомика») в социально-экономической. В результате новый средний класс обернулся новым верхнесредним или просто новым верхним классом, необуржуазией. Прав Брукс: так завершился процесс слияния ценностей контркультуры 1960-х и буржуазного мейнстрима. Можно сказать иначе: контркультура 1960-х – начала 1970-х годов объективно стала средством создания, кристаллизации новых групп буржуазии, адекватных новому этапу развития американского и западного в целом общества. Препарированная контркультура, как то ни парадоксально, стала для части образованного меньшинства социальным оружием в борьбе за место под солнцем отчасти против старой буржуазии (но только от очень небольшой части) и, главным образом, против старого среднего слоя и образованных работяг.

Есть существенная разница между критикой буржуазных ценностей такими, например, людьми, как Синклер Льюис, Торстейн Веблен, Джон дос Пассос, Эрнест Хемингуэй, с одной стороны, и контркультурной критикой, с другой. Последняя с её ультраиндивидуализмом, нарциссизмом, презрением к работягам и «мидлам» была хорошо приспособлена для присвоения, поглощения её Системой и погашения бунта. «С тех пор, как буржуазия приспособила под себя культуру 1960-х – пишет Брукс, – такой бунт утратил актуальность. Когда богемные символы поглотил мейнстрим, они утратили свой контркультурный пафос». И весь этот пафос в конечном счёте, ретроспективно оказался всего лишь орудием молодой, хищноэгоистичной фракции среднего слоя в борьбе за то, чтобы подняться над основной массой этого слоя.

Со временем в руках этого слоя контркультура «материализовалась» в виде единства прибыли, ренты и властного/информационного контроля, в виде карьеры, путешествий, «раскрытия собственного я» – прежде всего опять же в карьере и получении престижной работы. «Белл полагал, что наблюдает закат буржуазии, – пишет Брукс, – однако складывается впечатление, что буржуазия получила новое рождение, поглотив богему и будучи поглощённой богемой с её творческой энергии». Здесь Брукс противоречит самому себе, поскольку прекрасно показывает нетворческий характер бобо – буржуа богемного типа. И говорить нужно не столько о новом рождении, сколько о весьма специфическом обновлении, когда изнанка и лицевая часть меняются местами. Бобо – это такое же «новое рождение» для буржуазии, как финансиализм – для капитализма, т.е. вырождение и путь вниз. Но бодрый пенсионный возраст себе на несколько десятилетий буржуазия в виде бобо, похоже, продлила.



Синтез контркультуры и буржуазности породил новые социальные коды как средство отсечения социально чужих от общественного пирога, новую социально-политическую корректность и новую иерархию, намного более жёсткую и хищную, чем в 1960–1960-е годы и связанную с наличием/отсутствием престижной работы, престижных форм отдыха, быта, иными словами – структур повседневности, выстроенных с определённым вкусом и, в свою очередь, этот вкус порождающие.

Поскольку норма жизни необуржуазии хищническое разграбление того, что создано до неё, хаотизация и виртуализация мира, ей не нужны ни классическая культура, исторически связанная с буржуазией и аристократией, ни высокая культура вообще. Это так во всём необуржуазном мире – от США до РФ.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив