Похвала пошлости
bantaputu — 07.12.2019 Главным двигателем интеллектуального развития является постоянно присутствующая в нашей жизни необходимость делать выбор. "Мы пойдём лесом, или спустимся к реке?" В отсутствие личных пристрастий, по крайней мере таких, которые можно обосновать перед ведомой группой людей, выбор должен быть чем-то подтверждён. Желательно чем-то таким, с чем было бы трудно спорить всем, кто может начать с нами спорить. Обычно подобные полезные вещи называют "объективными".Вариант: "Лесом короче - только семь вёрст" нам вполне подойдёт. Мы делаем выбор в пользу более короткого пути - к примеру. В данном случае мы сделали выбор, формально, по "объективной" причине. То обстоятельство, что сама идея прибегнуть к "объективности" сугубо субъективна, ведь мы могли бы взять любой иной критерий - живописность дороги, например - не имеет значения, если все, кто могут нам возразить, согласны с выбором "объективности" как критерия. Даже, если эти возможные оппоненты - мы сами. Главная задача критерия выбора - обеспечить саму возможность выбора, без которого мы, скорее всего, останемся на месте. Обычно поэтому все и соглашаются с "объективными" критериями. Таковые прекращают споры и колебания и позволяют начать действовать.
Существует явление, позволяющее делать "объективный" выбор. Конечно, речь идёт об измерении. Сама по себе идея измерять что-либо рождена стремлением иметь возможность делать "объективный" выбор. Мы измеряем потому, что хотим иметь аргументы. Измерение это социальное действие. Таким образом, мы можем отделить измерение от проявления любопытства. Этот фактор не всегда очевиден; какую социальную задачу решал, к примеру, тьмутороканский князь Глеб, когда измерял ширину Керченского пролива по льду? Теперь уже сложно сказать. Может быть, поспорил с кем-нибудь. Но это явно не было простым любопытством. Любопытство имеет природу чувственную и познаёт мир не метрически.
Желание измерять требует существования единиц измерения, мер. Социальная природа измерения как такового вполне сочетается с социальной же практикой установления единиц измерения. Вполне логично то, что сообщества устанавливают единицы измерения, в которых они впоследствии будут принимать "объективные" данные в качестве аргументов.
Отметим, что известное желание "утопистов" видеть общество, устроенное "разумно" (из чего проистекает "планово"), это идея распространения "объективного" измерения как критерия на принятие решений во всех общественно значимых случаях. Здесь, есть, однако, проблема: часть принимаемых решений может быть оценена "объективно", как в случае с выбором пути по его длине, например. Другая же часть имеющимися у нас инструментами "объективно" оценена быть не может, как в случае выбора невесты по внешней привлекательности или, пуще того, по сердечной склонности. Попытка выбрать невесту по формальным критериям красоты, "90-60-90" или "На её ногу надевается хрустальная туфелька", в реальности могут быть восприняты лишь как комические. Все понимают, что так невест не выбирают. Если выбирать невесту по размеру приданого, то "объективность" нам поможет (здесь "утописты" должны порадоваться). Но если субъективно выбрать иной критерий, то можно столкнуться с тем, что для него мер и весов ещё не придумали.
И что делать в таких случаях? С невестой ещё как-то можно разобраться самому. А если необходимо принимать общественно значимое решение, наподобие решения о допущении либо недопущении усыновления иностранцами детей-инвалидов из детских домов? Какой рулеткой измерять здесь? Положиться на личный вкус не получится - таковой бездоказателен для других участников принятия решения. Что же делать? Аргументировать решение необходимо, иначе оно рискует вообще не быть принятым, а это, часто, наихудший выбор из возможных. Но "измерямых" аргументов нет.
Для таких случаях сообщества придумывают "измерительные инструменты", показания которых не имеют численного выражения, но, тем не менее, по общему согласию могут быть приняты сообществами как псевдо-"объективные". (Да; "объективность", которая в случае с численными измерениями уже была обусловлена субъективностью выбора критерия принятия решения, отступает всё дальше в туман). Эти аргументы, обыкновенно, носят наименования "нравственных", "этических", а в самых запущенных случаях, когда измерять просто совсем нечем - "философских".
Не имея рулеток и дальномеров, человек начинает измерять тем, что у него всегда есть - самим собой. "Нравственные", "этические" и даже "философские" аргументы имеют склонность восходить к формуле "Человек есть мера всех вещей". Сама по себе эта идея была бы не так уж и плоха, если бы не некоторые обстоятельства. То, что люди несколько отличаются друг от друга и "эталон" отсутствует в природе, ещё полбеды. Гораздо хуже то, что одно и то же измерение с помощью одного и того же "человеческого" средства может давать совершенно противоположно толкуемые результаты. Так, в случае в решением о разрешении либо запрещении иностранного усыновления детей-инвалидов "мера всех вещей" может провозгласить: "Не отдадим наших детей чужакам!" А может заявить: "Отдадим; раз уж им всё равно плохо здесь, может быть, им повезёт там". В обоих случаях измерение проведено одним и тем же "инструментом" - родительским инстинктом заботы о детях. И какой из результатов измерения признать верным?
Часто человек с обывательским сознанием, запутавшись в явно нерешаемых "объективно" вопросах, прибегает к средству в виде лозунга: "Давайте соберём специалистов, и пусть решают". На чуть более архаичном языке это высказывание звучало бы, как: "Пусть решат Истинные Мудрецы". Идея доверить случаи неоднозначного выбора "Истинным Мудрецам" настолько часто посещает обывателей, что в некоторых странах, не будем указывать пальцем, даже становится базовой схемой легитимизации элит (для подходящих категорий населения), а для очень многих - предметом мечтаний (в особенности это касается мечтателей о власти "истинно благородных и высокообразованных людей - аристократии"). Для "утопистов" также было вполне естественно придти к этой мысли. Однако, здесь тоже есть проблемы. Во-первых, варианты с признанием оракулов и мнения волхвов и гадателей, а также священников, придётся признать частными случаями концепции "Доверимся Истинным Мудрецам". Как мы понимаем, нередко это означает отход даже от субъективности, в которой хотя бы может проявиться интуиция, в пользу случайности или религиозной догматики, равносильной стоящим часам, дважды в сутки показывающим верное время. А то, увы, и в пользу клинического безумия и последствий наркотического опьянения. Во-вторых, если инструменты отсутствуют вообще, то и у "специалистов" они ниоткуда не появятся, хотя те и могут делать вид, что это не так. В-третьих, возникает проблема отбора в "Истинные Мудрецы", частный случай решения которой Александр Пушкин описал в эпиграмме на князя Дондукова-Корсакова. А стоит добавить к проблеме отбора почти неизбежное наличие у "Истинных Мудрецов" дохода, обеспеченного мощью государства, то есть "лакомого куска", как останется лишь опустить перед сей картиной завесу печали.
Человечество не было бы Человечеством и не построило бы египетских пирамид и трассы М-11, если бы не умело находить выход из теоретически безвыходных социальных ситуаций. Нам известно, как минимум, две технологии принятия общественно значимых решений при отсутствии любый критериев, которые можно было бы назвать "объективными" - хотя бы условно. Обе эти технологии довольно успешно работают, хотя и с различными результатами.
Первой и, видимо, древнейшей, а также, возможно, наиболее распространённой в истории и пространстве технологией принятия общественно значимого решения при отсутствии "объективных" измеряемых данных является признание абсолютной легитимности Воли Начальства - какой бы именно таковая не была. При таком подходе неуместно даже задавать вопрос о том, чем именно руководствовалось Начальство, принимая ту или иную резолюцию. Можно лишь постфактум рационализировать для себя и для других то, что уже решено и состоялось. Рационализация это область свободного творчества, не имеющая отношения к действительности и поэтому ничем не ограниченная. Таким образом, вопрос об аргументации принимаемых решений полностью снимается с повестки дня. Благодаря этому общество может двигаться дальше - куда-то. Что, как правило, лучше, чем не двигаться вообще никуда. Однако, к сожалению, здесь возможны варианты.
Широчайшая распространённость метода принятия решений "Да сбудется Воля Начальника" и большая практика наблюдений позволяет нам вполне уверенно говорить о достоинствах и недостатках такого подхода. К числу достоинств обыкновенно относят возможность применения уже описанной выше схемы "Вся власть Истинным Мудрецам!" Отметим, что помимо недостатков собственно решения с "Мудрецами", отмеченных выше, при данном варианте действий добавляется вероятность того, что "Мудрость" Начальства - лишь иллюзия, которой предаются рационализирующие. Недостаток же один, однако, на мой взгляд, делающий описываемый подход в принципе неприменимым, если мы говорим о разумном поведении. Дело в том, что пользующееся абсолютным авторитетом Начальство очень быстро обнаруживает возможность использовать принимаемые решения для решения проблем, никак не связанных с тем, о чём формально идёт речь. Совершая то или иное официальное действие, пользующееся неограниченной властью Начальство имеет возможность вообще не учитывать проблему, заявленную как решаемую в данном случае, и, судя по практике, активно пользуется данной возможностью. Так едва ли приходится сомневаться в том, что принятие в РФ закона о запрете иностранного усыновления, независимо от того, было ли оно "верным" или же "неверным", никак не мотивировалось беспокойством о судьбе детей-инвалидов, но решало совершенно посторонние по отношению к ним задачи. Подобная практика является нормой для системы, в которой общество устранено от власти над самим собой, а власть пользуется правом поступать по своему произволу. Нетрудно сообразить, что подмена вопроса никак не может считаться методом решения вопроса. Таким образом, методика "Да сбудется Воля Начальника" хуже, чем даже методика "Доверимся Истинным Мудрецам" - у тех есть возможность хотя бы случайно угадать, что нужно делать. Те же, кто существуют в "параллельной" общественным проблемам реальности, всегда будут делать вещи, никак не вписывающиеся в жизнь социума, но лишь ломающие его. Их действия подобны ходьбе людей по траве с точки зрения лугового биоценоза. Люди просто идут своей дорогой; они никак не связаны с жизнью травинок, жучков и паучков. Люди их просто топчут - там, где наступят. Нередко, увы, и вытаптывают. В такой ситуации со стороны обитателей травяного ковра верить высказываниям наподобие: "Люди большие; они знают, куда наступать!" означает оставаться далеко за рамками разума.
Второй, позднейшей по времени возникновения технологией принятия общественно значимого решения при отсутствии "объективных" измеряемых данных является принятие решения по факту наличия платежеспособного спроса. "На что платежеспособный спрос есть, то и хорошо. А если наоборот - извините; переработайте концепцию и зайдите в другой раз". Несложно заметить, что степень платежеспособности в данном случае является квази-"объективным" количественным критерием, если рассматривать спрос как внешнюю по отношению к принятию решения и практически непреодолимую силу, "стихию". Со "стихией" можно так или иначе работать, как яхтсмены работают с ветром, идя в бейдевинд, но в целом она носит почти "объективный" характер - в тех рамках, которые мы сами в самом начале данного рассуждения поставили для объективности, то есть "объективность, применимая в рамках субъективного выбора подчиняться ей". Принятие наличия платежеспособного спроса как критерия практически снимает вопрос о недостатке социально значимых методов "измерения действительности". При этом рассмотрение вопроса о соотношении субъективного и объективного в самом спросе как таковом не требуется - система будет работать и без этого рассмотрения. Исходная субъективность выбора данного критерия оставляет каждому индивидуальную возможность в каких-то, им самим определённых случаях, отказываться от использования спроса как ориентира и руководствоваться совершенно иными вещами. Рынок не человек; он не обидится и не станет защищать свою монополию, и не пришлёт к "отступнику" полицию или карательный отряд. В рыночной системе кто "вышел из игры", тот просто вышел из игры, и всё; когда придёт время - вернётся, или нет. Свобода выбора в данном случае критерий способности системы функционировать; если таковая нарушается, рынок чахнет. Сторонники рынка не могут нарушать право не-рыночников быть самими собой. (А вот наоборот - сколько угодно).
Аргументы против выбора платежеспособного спроса в качестве решения вопросов, не имеющих физически измеряемой составляющей, давно и широко известны. Но я, всё же, перечислю основные из них. Первым следует поставить аргумент ряда творческих и считающих себя творческими людей, сводящийся к формулировке: "Я мог бы стать Шопенгауэром, Достоевским - если бы не этот торгашеский дух повсюду!" Нередко добавляется: "Если бы не интриги "мафии", захватившей издательства!" Те, кто так утверждают, или обвиняют рынок как таковой в своей рыночной невостребованности, то есть занимают абсурдную позицию, либо обвиняют некие анти-рыночные силы в недопуске себя к возможностям рынка, то есть стоят, на самом деле, за рынок. При всём сожалении о, возможно, невостребованности неких талантов, замечу, однако, что талант, не способный проявиться в какой-либо общественно значимой деятельности, своим молчанием не наносит обществу ущерб, а способный так или иначе должен быть востребован (хотя размер вознаграждения может и не показаться автору адекватным). В любом случае тут нужно не плакать о своей печальной судьбе, а следовать завету чеховского профессора Серебрякова: "Нужно дело делать!"
Второй, очень распространённый аргумент против платежеспособного спроса как критерия принятия решений это "несправедливость" оного, выражающаяся в том, что у разных членов общества в такой схеме появляется существенно разный "вес". Возражая, мы, во-первых, спросим: "А что, "вес" разных людей в принятии решений должен быть одинаковым? Младенцев и взрослых, умных и дураков, специалистов и дилетантов? Нет? Значит, такое требование отсутствует? Тогда в чём проблема?" Во-вторых, мы отметим, что, действительно, "удельный вес" богатого человека больше, чем бедного. Однако "вес" богатого всё же ограничен его бюджетом - в отличие от самовластного Начальника, влияние которого, в пределе, не ограничено ничем, бюджетом в том числе. И мы таких Начальников, увы, встречали. Так что если сравнивать одно с другим, обывателю определёно разумно выбрать рынок. Далее; как бы ни был беден бедняк, в рамках своего бюджета он также принимает какие-то решения - тогда, как в некоторых иных ситуациях может быть лишён и этого, оставаясь бедняком. Лучше иметь немного свободы, чем не иметь её совершенно. Свободным больше платят. К тому же в рамках рынка всегда есть шанс несколько улучшить своё положение. А уж захочет ли Начальство улучшить ваше положение, это вопрос тёмный. Может "решить жилищную проблему к 2000 году", а может и передумать - и оставить вас в том жилье, что уже есть, да ещё и обесценить его судьбой ставшего ему ненужного города. Благополучие человека, лишённого своих прав, подобно свече на порывистом ветру.
Единственным неоспоримым аргументом против предпочтения платежеспособного спроса на роль "общественного арбитра" является взгляд, который могла бы высказать чеховская героиня Любовь Андреевна Раневская. Рынок это пошло. По крайней мере есть возможность так его чувствовать. Пока нас не переучили на способность чувствовать иначе, я скажу: "Что ж, значит пусть будет пошло". Это явно наименьшее из зол - при этом свободу поступать благородно при рынке мы сохраняем. То, что эта свобода в таких условиях проявляется только за свой счёт, на мой взгляд, никак не умаляет её благородства. Скорее, напротив.
.
Копия поста: https://bantaputu.dreamwidth.org/473635.html.
|
</> |