Поезд Москва-Ницца

Сегодня получила письмо от приятельницы Ольги, которая аэрофоб, ездила в Монако на один из балов, возващалась на поезде Москва-Ницца. В монакском отеле Метрополь на Ольгу упал дверной косяк (боковая часть), а добило путешествие поездка на поезде Москва-Ницца: "Однако всё случившееся меркнет перед последовавшем российским нечистоплотным поездом Ницца-Москва: 52 часа удовольствия с неработающими туалетами и кондиционерами".

И тут я вспомнила еще один чудесный рассказ, который месяца три прислала мне другая моя подружка, и тоже про этот поезд. Тогда я замоталась, публиковать не стала, а сегодня Ольгин рассказ мне напомнила про этот злосчастный поезд. Дай, думаю, опубликую.

Итак, рассказ Лики.

"Для особо рисковых из человеколюбия написала все подробно, чтобы им на моем примере удалось избежать всяких прыжков на грабли и усиленных сердцебиений. Потому что иногда действительно - волосы стынут в жилах!

Обычно путешествовала «под присмотром», в бытовые дела не вмешивалась, а тут пришлось проявить самостоятельность, и вот что получилось. Томного путешествия, как в позапрошлом веке ездили в Ниццу в широкополых шляпах, не вышло.

Напуганные визо-агентурными переживаниями и после этого остро нуждающиеся в санаторно-курортном лечении, к 8 утра прибыли на Белорусский вокзал. Бессонная ночь – не беда, в поезде отоспимся, почти двое суток как-никак ехать.

Предъявляем билеты проводнице – и та с ходу радует: ой, а у вас билетов-то нет! Только плацкарта! При этих словах ретивое сделало первое в этом путешествии сальто-мортале (не предполагала, сколько еще всякой эквилибристики ему предстоит). «Таньк, иди глянь!». Подходит Таньк: «Да ладно тебе, не пугай людей, это они в Берлин едут. Проходите, проходите».

Проходим. Купе малюсенькое, кушеток нет, вдоль стены – плюшевые пряменькие креслица болотного цвета. Левый угол у окна занят крошечным столиком. Расстояние от креслиц до следующей стенки – где-то сантиметров 50. Полок для багажа нет. То есть, если сядешь, весь багаж едет у тебя на кончиках пальцев ног. На стене напротив – меню: «Чай – 8 руб., Тортик – 32, Мини Торт – 25». Чем отличается тортик от мини-торта, понять так и не успела. Поехали.

По ходу дела выяснилось, купе – по-китайски изощренная пыточная камера. Внутри уже болтался какой-то молодой человек, что, честно говоря, явилось неожиданностью – без нашего ведома решили, что кто-то у нас «третьим будет». Все полки убраны в стену. Когда эти полки откидываешь, они оказываются на таком точно выверенном расстоянии друг от друга, что сидеть нельзя – полки лежат на голове у дерзнувшего сесть. Конечно, можно постараться и вытянуть голову, как черепаха Тортилла, но долго так не просидишь. Третья полка вообще расположена так высоко, что на нее сподручнее было бы подниматься на лифте.

Сидим мы на этих креслицах, пряменько, как монашки, - спинки у кресел практически под 90 градусов, и чувствуем, как тают наши надежды выспаться. Отправлять нашего неожиданного попутчика сразу на третью полку лежать, уткнувшись носом в потолок, немного не по-добрососедски. Вообще, самая бескомпромиссная именно третья полка: туда можно класть людей только очень тонким слоем. Но парень оказался милым: считал наши мысли, попросил проводницу разложить полки, молниеносно каким-то образом взмыл на третью и так там и пролежал до конца. Ангел.

Погрузились на полки, и – в долгожданный сон. Ехал парень до Минска, в Минск поезд прибывает в три часа дня.

Тут вдруг выясняется, что вагон идет только до Берлина. Проводница – ничего не знаю, у меня вагон Москва-Берлин. Стало как-то предобморочно. Задушив шок в зародыше, спрашиваю, а вагона Москва-Париж где-нибудь случайно не завалялось? Отвечает, что он «там, дальше». Ну, уже хорошо. Хоть нашелся. Тогда задаю ей второй логически обусловленный вопрос: если вагон Москва-Париж «там, дальше», то почему тогда мы не в нем? Не знаю, говорит, но вы можете сами поговорить с проводником вагона Москва-Париж. Иду «туда, дальше» через несколько вагонов. Проводник французского вагона говорит, что, наверное, все потому, что, когда мы покупали билеты, в вагоне уже не было мест, а сейчас «их есть у меня», и он их нам готов немедленно предоставить, если мы ему заплатим «еще всего лишь 30 евро». Спасибо, свободен. Уходим.

Кстати, на время пребывания в Берлине багаж в поезде не оставляют. Его рекомендуется таскать на своем горбу. Либо оставлять в камере хранения на вокзале, если не запаритесь ее искать.

Едем дальше. Все вроде спокойно. Но ненадолго. Где-то около семи часов в наш вагон стали заходить какие-то люди. Проводница пронеслась: готовьте паспорта! И пошло-поехало. Мы не успевали предъявить паспорт одному человеку и успокоиться, как его тут же требовал кто-то другой. Если не паспорт, то хотели ответов на вопрос, а что это мы везем в своих чемоданах. Попутно в вагон забирались какие-то женщины и предлагали еду. Мы купили малины, невероятно вкусной, как в детстве на даче. Сначала пробежалось по комплекту белорусских таможенников, прошел человек с собакой, потом замелькала Польша.

Проводница снова забегала: паспорта, паспорта! Зашла суровая польская девушка: Сигареты, водка везете? И буравит строгим взглядом председателя педсовета. Тут же захотелось отдать ей все до последней сигареты и водку впридачу. Вот если б только было. Удалось убедить, что нет. Ушла. Нарисовался лихой поляк в униформе: «Паспорта! Быстро! Быстро! Спите?!». В темноте вагона прямо так и послышалось: «Аусвайс, шнель, шнель!», остро почувствовала себя представителем еврейского народа времен второй мировой. Вот тебе паспорт, вежливый наш. Долго терзал он мой паспорт, потом куда-то унес. Наверное, оказалась похожа на какую-нибудь шпионку, которая проезжает Польшу со злостным намерением выведать секрет духов Пани Валевска. С кем-то что-то обсудил, наконец вернул паспорт, испарился.

Потом еще какие-то люди захотели наши паспорта. Унесли. Потеряла надежду когда-нибудь увидеть свои документы. Вдруг – взмываем вверх. На мгновение показалось, что наш сумасшедший поезд собирается перелететь польскую границу. Я уже находилась в измененном состоянии сознания и всего могла ожидать. Оказывается, действительно взмыли - меняли колеса с русской широкой колеи на узкую европейскую. В России ж/д появилась позднее, чем в Европе. Что бы не построить той же ширины, которая уже существует? Нет же, у нас свой путь и свои рельсы. Провисели в воздухе мы довольно долго. Очень психоделично. В конце концов нас аккуратненько опустили на землю, и мы покатили дальше. Заснули в Польше, проснулись в Германии.

Утром – удивление. Все носятся по коридору с белыми простынями, как привидения – сдают белье (твою мать!!!!). Кинопанорама. Полюбовалась немножко, как наши соотечественники-«божья роса» за 400 евро билет снуют туда-сюда с бельем, вернулась в свое купе. Естественно, сдачу белья саботировали.

Приходит проводник французского вагона. Уговариваю его приютить наш багаж в свой вагон незабесплатно. Он соглашается, пишет нам номер поезда, на который мы должны сесть, время, номер платформы, и как она будет по-немецки.

В 8 утра поезд прибывает в Берлин, в 8 вечера - отправление на Париж, в 8 утра - пребывает по месту назначения.

Досыта нагулявшись по Берлину, за час до отправления поезда были на вокзале. У них на входе в вокзал есть что-то вроде информационного бюро, Service Point, можно им сунуть билет, и они объяснят, с какой платформы и когда отправляется ваш поезд, и вообще, где эта чертова платформа находится. По-английски все. Без английского лучше не соваться. Ошибаться нельзя ни разу, помните о минерах. Поезд стоит 5 минут. Если ошиблись, 15 платформ, с одной платформы на другую не перескочишь – поезд уедет без вас.

Сидим на платформе, нервничаем, там ли сидим – у них все не как у нас, на табло никакого номера поезда не высвечивается до последнего. Стопроцентной уверенности нет, и от этого как-то кюхельбеккерно.

Прибывает поезд. Наш-таки. Кидаюсь к нашему проводнику, сую ему второй комплект билетов Берлин-Москва. Проводник говорит, что наш вагон не его, наш дальше, и что сейчас он вернет багаж, отданный нами утром на хранение, и мы должны побежать по платформе, чтобы успеть добежать до нашего вагона. Потому что поезд стоит пять минут. А багаж он наш найти отчего-то никак не может. Поезд уже начинает дергаться. Мы успеваем заскочить внутрь в последнюю секунду, как Неуловимые мстители. Проводник находит наши вещи, и вот мы уже протаскиваем их по вагонам.

Дотаскиваем до нужного вагона, останавливаюсь, чтобы пригладиться, приготовить билеты и войти в вагон как леди, а не взлохмаченные террористки. Но в руках у меня нет билетов! А были! Нет ни в документах, ни в конвертике «туда», ни в карманах, ни в рюкзачке – нигде! Дрожащими руками роюсь везде, где только можно, - билетов нет. Сердце сделало несколько раз уже знакомый кульбит, прошло сквозь туфли и бьется уже где-то в районе чемодана. Вдруг случайно взгляд падает на пакет с деликатесами – вот они, билеты, лежат себе меж всяких нештяков, улыбаются – я их в спешке туда засунула, чтобы успеть заскочить в дернувшийся поезд. Заходим в вагон все-таки как леди.

Купе уже двухместное, тесноватенькое, но мягкое и уютное. Распахнули деревянные дверцы в стене – там маленький умывальничек. Правда, стол больше походит на гладильную доску и вынимается откуда-то из коридора, но ни о какой китайской пыточной изощренности речи больше не идет. Все комфортно. Проводник спросил, что мадам изволят желать на завтрак. Едем, как белые масса.

Стали открывать чемодан, чтобы переодеться и вывесить одежду на завтра. Ключиком возим в замке – а он никак не открывается. Заело. Как так? Еще сегодня утром открывался легче легкого. Кто-то в нем явно пошуровал. Тут мы и припомнили добрым тихим словом проводника с лицом убийцы профессора Плейшнера, на хранение у которого побывал наш чемодан. Полчаса мы бились над чемоданом, очень уж не хотелось приезжать в истерзанном виде в наш статусный отель – но безнадежно.

Путь обратно

Из Парижа мы ехали уже немного нагруженные, оставила маму сидеть с нашими картино-корзино-картонками, а сама пошла на разведку. Ни во Франции, ни в Германии нет заботливых русских проводников, которые стоят на платформе и проверяют билеты. К рассеянным людям там мир суров, и они практически лишены шансов на выживание. Поэтому мне, как типичной женщине-Паганелю, было сложно. Помня, что в Европе пассажир поезда не имеет права на ошибку, стала спрашивать у идущих к этому поезду людей: это поезд такой-то? Кто-то отвечал – да, кто-то – нет, такой-то дальше по ходу. Пока выясняю, смотрю – на меня надвигаются наши пакеты. Где-то глубоко под ними – мама. Ее нервы не выдержали ожидания, когда остается всего 15 минут до отправления, и она каким-то образом сдвинулась с места с нашей поклажей, пинная перед собой наименее ценные предметы. Мои нервы тоже не выдержали, ладно, грузимся на этот поезд, а там будь что будет.

В вагоне коридорчики узенькие, мама с пакетами и чемоданами заткнула проход, как хорошо пригнанная пробка. Я вынула из конвертика под названием «туда» наши билеты и побежала по вагону искать проводника. Нашла. Проводник-немец и пассажир-немец обсуждают, что последний будет на завтрак. Я в панике сую проводнику наши билеты, спрашиваю: «Это тот поезд?» Проводник на меня даже не смотрит и продолжает обсуждение: завтрак гурмана-соотечественника интересует его гораздо больше. Поезд вот-вот тронется. В конце концов немец берет мои билеты, и орет: «Найн! Найн!!!» «Что найн?» По-английски он, оказывается, не говорит совсем. «Найн!». «Почему найн?». «Найн!!!». Сердце у меня уже снова бьется где-то в районе чемодана, причем чемодан в конце коридора. Немец тычет в билет пальцем, я уже начинаю перебирать ногами и подвывать, и тут какая-то сердобольная француженка решает мне перевести: «Он говорит, это только бронь, а не билеты». Я отвечаю: «Как же не билеты? Это все, что нам дали в Москве. Это агентство нам дало. Оно знает. Ваш коллега принял от нас точно такие же билеты, когда мы ехали из Берлина в Париж». Немец что-то стрекочет, я к француженке: «Что он говорит?!». Она: «Он говорит, что его коллега ошибся, что он не должен был сажать вас с бронью вместо билетов». Подключается еще и мужчина: «Да, он говорит: видите, вот здесь, на билете, у вас написано – бронь, а самого билета нет». «Как нет? Нам такие билеты дало агентство в Москве. Оно знает...». В это время поезд трогается… Я решительно протискиваюсь в купе, на которое у нас, оказывается, нет никаких прав, и начинаю там баррикадироваться. Мама с пакетами и чемоданами перемещается туда же. Немец, слава богу, не заставляет нас прыгать с поезда. Едем.

Приходит немец-проводник. Протягиваю ему всю пачку билетов, прокомпостированных тоже. Он ею пошуршал, просиял и как заорет: «Я! Я!!Гут! Гут!!». Нашел-таки. Мы в восторге, он в восторге – любовь и согласие. Немец: «Шампань?! Шампань!!Я! Я!» - и исчез. Мы осмотрелись – конечно, мягкий вагончик, но весь какой-то старенький, затертый, прозрачные двери занавешены шторками. Мама, успевшая привыкнуть к роскоши и после Франции считающая себя «мадам», стала возмущаться, а где, собственно, наш вагон, мягкий, стерильный и красивый. Возник проводник с двумя бутылками шампанского: «Я!Я!!!». Пытаюсь знаками выяснить: «А где наш мягкий, красивый вагон?». В конце концов до него дошел смысл моего вопроса, он погрустнел и сказал что-то вроде: «Цурюк! Капут! Вагон капут!». Как капут? Почему цурюк? Он еще больше погрустнел и знаками попытался дать понять, что у него самого по этому поводу сердце щемит.

Затем он поднял вверх указательный палец и исчез. Вернулся с какими-то огромными бланками. В общем, проявив чудеса догадливости, я поняла, что по этим бланкам мне полагается компенсация, и ее я должна получить на Главном вокзале в Берлине, обратившись в Service Point. Проводник исчез, а мама стала капризничать, говорить, что она не хочет компенсацию, она мадам и хочет в причитающейся ей мягонький, хорошенький вагончик. Пришлось напомнить, что наш вагон «цурюк!» и «капут!», и что спасибо, что вообще едем. В общем, выпили шампанского, закусили его нежнейшими пирожными из старинной кондитерской, разложив все это на целлофановом пакете на кушетке (слова «стол» по-английски проводник не знал), и тут на нас напал такой хохот, который только через полчаса перешел в надсадный сип.

В коридор я старалась не выходить, потому что там каждый раз откуда-то на меня вываливался проводник. Побаивалась.

(Поэтому билеты не выкидывать, даже использованные, даже прокомпостированные, потому что безнадежно прокомпостированный билет «туда» может оказаться одновременно и билетом «обратно», но об этом ни одна добрая душа не скажет, пока не выяснишь это на собственной шкурке).

Утром открыла глаза – и вздрогнула. Прямо на уровне лица – глаза проводника, который каким-то образом просочился в купе. Пришел пожелать гуттен морген. Попытаталась объяснить взглядом, что для меня морген только после 12-ти, но и тогда он никакой не гуттен, и вообще морген гуттен не бывает. Понял, увял, слился. Неторопливо собралась и принялась застегивать наш чемодан. Мама выглянула в коридор: «Там уже люди в коридоре толпятся». «Ну и хорошо, сейчас они выйдут, не будут толпиться, а за ними и мы следом». Закончила застегивать чемодан, потянула его к двери, и тут... поезд поехал! Выскочила в коридор, как ошпаренная. Там, конечно же, меня ожидал радостный проводник + его радостный друг. Друг ехидно прокомментировал: «А-а. Sleeping-sleeping» – мол, сони. Тогда сообразила, что «гуттен морген» проводника на языке комильфо означало «пора вставать, подъезжаем». Зря, выходит, я его взглядом отматерила.

Знаками спрашиваю: «Что же делать?». Он мне знаками показывает: «Ничего, мол, без паники, женщины. Обопритесь о мое крепкое мужское плечо», - и забил себя в грудь, как орангутанг. Ну, мы и оперлись, как могли: в конце концов поезд останавливается, проводник сходит с поезда со своим чемоданом, взваливает на себя нашу поклажу, и мы идем за ним следом, как за матушкой-гусыней. Дошли, ждем другого поезда, как мне показалось, метро. Подошел поезд, нас погрузили внутрь, следующая остановка - вокзал. Излившись в благодарностях, распрощались с милым проводником. Пусть его Гретхен будет с ним ласкова!

Вернулись на вокзал. Посидев на лавочке и отойдя немного, я пустилась на штурм немецкой твердыни – слущивать с них компенсацию. Хотя бы ради забавы – не догоним, так разогреемся. В «Сервис пойнт» девушка поспешно открестилась: «Ай хэв ноу мани, ай хэв ноу тикетс!» - притесь, мол, вон туда, в «Сервис тикетс». Ну, ладно, хорошо хоть не дальше. Пришла, выстояла по-европейски вежливую очередь, подошла к немецкой фрау, монументальной, как рейхстаг. Протягиваю ей бумажную простыню, которую дал мне милый проводник – документ, по которому и получается компенсация. Простыня, полностью на немецком, вся заполнена какими-то вопросиками, с пустыми клеточками напротив.

В общем, сую я эту тарабарщину немецкой монументальной фрау, и она тут же делает мне гениальный вопрос: «А почему это не заполнено?». А я по-немецки уверенно знаю только три слова: «данке», «кляйне» и «доннер-веттер». Говорю ей «Я могу этими тремя словами заполнить всю анкету, вдоль, поперек и наискосок, но не уверена, что это вас устроит». Фрау говорит: «Это вам надо в сервис пойт». «Я как раз оттуда», - отвечаю. Так мы малость поперепирались, она, поняв, что словесно меня обратно в сервис пойнт не пошлешь, закрыла свою конторку и пошествовала со мной в этот сервис пойнт.

По дороге к нам прицельно кинулся в ноги какой-то несчастный испанец: «Абле эспаньоль?», на что фрау гордо ответила: «Ноу! Оунли инглиш!» - мол, учите язык, а уж потом вам будут все блага мира! В сервис пойнте две фрау что-то там перетерли между собой, монументальная ушла, а девушка пошла на второй круг, завывая: «Ай хэв ноу мани! Ай хэв ноу тикетс!». Как же ай хэв ноу, если только что ваша коллега привела меня сюда? «Моя коллега ушла, ай хэв ноу мани, вам надо идти в сервис тикетс!» «Я только что оттуда». «Тогда идите в другой, этажом выше». «Ну, если и там меня отфутболят к вам! Сделаю большой и страшный айлбибэк!» - пригрозила ей и под затихающие вдали причитания «Ай хэв ноу мани!» побежала в сервис тикетс этажом выше.

По ходу подумалось, что ей уже пора перекладывать эти слова на какой-нибудь мотив - во всяком случае, определенная ритмичность в них уже чувствовалась. И – на паперть! Подавали бы с охотой: жалоба на безденежье у нее выходила вполне проникновенно.

Во втором сервис тикетс – народу как раз до отхода нашего поезда. Спустилась, вернулась к монументальной фрау, снова выстояла очередь и прижала ее к стенке. Тут она куда-то отзвонилась, затем спокойно приняла все мои документы, оформила все, затем сказала, чтобы я ждала, когда капнут на кредитку желанные евро. До сих пор жду: видимо, до первой звезды. Только непонятно, какого десятилетия.

Дождалась-таки: один знакомый все-таки их там каким-то образом прищучил, изнутри ЕС уже. А дальше подкатил наш паровозик из Ромашково, и все отмоталось в обратном порядке.

Внимание! Моралофагия.

Если кто-то лелеет надежду чинно сесть в России, а затем, опираясь на чью-то галантную руку, выпорхнуть из вагона в Париже – увы, не получится. Потому что это увы-поезд, увы-ЖД, увы-страна. Увы-жизнь. Ну а те граждане, которые не хотят, чтобы она была здесь увы, делайте же что-нибудь, доннер-веттер!"