Почему тихо в Тихой бухте. Грустная песня о том, чего не было

a-nerozina — 15.09.2017

Говорят, что песня и строить, и жить помогает. Но, думаю, это разные песни. Одни песни помогают строить. Другие помогают жить. И почему-то эти песни поют разные люди. 

Те, кто строит, припевая, в наше время зачастую грубы, хамовиты, алчны и не очень умны. А те, кто поет голосами жизни, живут тихо. Они не могут противостоять строительным песням. Потому они сочиняют сказки, рисуют картины, растят детей. И путешествуют, пытаясь побывать там, куда еще не добрались бравурные строители.

Ой! Просите за странное вступление. Вообще-то мы хотели рассказать про Тихую бухту. Есть такое место в Крыму, рядом с Коктебелем. В субботу мы туда приехали на часик. Искупаться. И остались на ночь. Это было ошибкой. Ночь была трудной. И день после этой ночи был переполнен новыми словами. Нам сразу захотелось написать о самой тихой ночи в нашей жизни. Оказалось, это трудно. Три дня мы искали слова, чтобы выразить все, что нам привиделось в Тихой бухте. И не находили. 

И вдруг – песня. Вот она. Если умеете, скачайте эту песню. Пусть будет рядом с вами. На всякий случай. Как обезболивающее в походной аптечке.  Слушайте ее непрерывно, пока читаете наш опус. Песня хорошая. Включите ее погромче. Может быть, великая грусть, что плещется в этой песне, поможет дочитать до конца наш бесполезный опус. 

Саудади

О чем поет Сезария Эвора? Она поет на креольском, языке рабов, где сплавились жестокость рабовладельцев и древние песни Африки. Португальское «саудади» превратилось в «содаде». Но все равно это слово невозможно перевести ни на один язык мира. В нем можно только жить. 

Мы знаем, что наши слова грубы. Мы не сможем объяснить, что такое «содаде». Лишь однажды мы были в Лиссабоне, самом древнем городе Западной Европы. Всего три дня. Слышали, как играют уличные музыканты. Словно нет никакого века Интернета, и все так же остался последний вечер, завтра в путь, море безжалостно бьет в борта наших кораблей, не сомневайся я тебя люблю, но все равно ухожу к новым землям, где, быть может, погибну, и последним моим словом будет твое имя, но мы еще живы, и пляж, на котором мы стоим, запомнит наше дыхание, пропитанное грустью, что дается нам при рождении, как награда пришедшему жить без страха, а значит любить и расставаться, но все равно любить, даже если это не имеет никакого смысла…

Да. Мы не знаем португальского языка. Но иногда воздух вокруг нас приобретает странное свойство. Он звенит всем, что дорого для нас, позволяя услышать самое важное и в голосе моря, и в шепоте звезд, и в песне на неизвестном языке. Именно такой воздух в Лиссабоне. И в Тихой бухте. Воздух, пропитанный словами жизни и любви. Которую так легко потерять. 

Расставаясь с Тихой бухтой, нам показалось, что достаточно всего одной ночи на ее берегу, чтобы обрести себя. Причем на всю жизнь. Пока тишина в нас жива…

Тихая Бухта

На пляж Тихой бухты мы добрались в сумерках. Медленно угасало солнце, стыдливо прикрывая сонливость сумерками горы, что днем прикидывается хамелеоном, а ночью – спящей женщиной. Было очень тихо. Уже утром мы удивились, как много здесь людей, затаившихся в палатках. Но сейчас любая пьяная песня захлебывалась, покоряясь стону прибоя. 

Мы сидели лицом к пустоте. Слева блистал нездешними огнями Зурбаган, прозванный обывателями «поселок Орджоникидзе». Справа гудел Коктебель, пытающийся удушить вином голоса заблудших душ. А впереди, в полной темноте, мчался к свободе каменный корабль, пытаясь спасти девушку от злобы и жадности людей, поклоняющихся только самим себе.

Да, мы вспомнили древнюю легенду. Но во мраке невозможно было рассмотреть два острых камня в морской глади, когда-то бывших кораблем Святой Варвары. Потому мы смотрели в тишину, как в книгу, прочитанную мамой в детстве, у моей постели, когда я бредила жаром ангины.  Какие то женщины сгущали мрак берега, то ли пели, то ли говорили, вернувшись в удивительное состояние покоя, неизвестное мужчинам, лишенным удивления носить в себе новую жизнь.

Муж разделся и пошел в море. Я осталась на берегу. Термос остывал. Коктебельский виноград лежал, забытый в песке. Остановилось все. И снаружи. И внутри. Тишина подошла ко мне. Села рядом. Обняла. И вернула мне меня. Я словно вынырнула из мутной воды сует и волнений, вроде бы привычных, но от этого не менее противных. Мне подумалось, что... но вдруг пришел страх…

Я поняла, что там, куда ушёл муж, нет ничего. Ни звука, ни всплеска. И совершенно ничего не видно. Тонкое покрывало легло на зеркало воды.  Забирая все, что мне дорого. Еще через мгновение я уже была в воде, в одежде и с фонариком. Да, мне показалось, что он утонул. Ушел от меня в море. Навсегда. Как древний корабль. И его надо вернуть. 

Может быть это глупо. Но в этой странной тишине все было зыбким, непрочным, невесомым. Все, из чего мы состоим. И что позволяет нам просыпаться каждое утро, чтобы прожить еще один день. Хотелось бы написать – «прожить в радости». Но надо было оказаться в этой зыбкой пустоте, чтобы понять, как мало мы помогаем себе радоваться. И как много делаем глупого и нелепого, совершенно этого не замечая.

Не буду писать, как я радовалась, когда он вышел из моря. Обычный человек. Который вернулся из небытия, чтобы быть со мной рядом. Мы почти не говорили. Просто сидели рядом, слушая море. Мы забыли слова дня. А для слов ночи еще было рано. И только луна могла сказать что-то, о чем стоит жить. 

Знаете, я никогда раньше не видела восход луны. Спасибо Тихой бухте, я узнала, как быстро она плывет по морю неба, отталкиваясь от скал Зурбагана. Я вспомнила, как язычники меряли свою жизнь лунами, не рискуя называть вслух имена звезд. 

Мы долго смотрели в небо, расписанное иероглифами звезд. На такие звезды смотреть опасно. Просто потому, что их слишком много для обычной  девушки. Но они кружили хороводы над нашими головами, подгоняемые луной, и мы вращались вместе с ними, забывая о времени. 

Немного о тишине

Ночь в Тихой бухте хороша. Но только для тех, кто умеет спать под обнаженным небом. Для городских это непросто, даже в нежной колыбели Тихой бухты.  Мы помним, что древние человеки выжили, потому что научились прятаться в пещерах. Но люди современные  повторяют пещерную жизнь в своих домах и их суррогатах – гостиницах, общежитиях и тюремных бараках. Нет никакой разницы, сколько стоит крыша над вашей головой, если она отгораживает вас от тишины неба. 

Утром муж рассказывал мне о жестоких опытах в сурдокамере. Это большая бочка с раствором соли, куда ученые погружали людей, чтобы узнать, что грозит космонавтам и подводникам. Бочка хитрая. Она практически полностью отгораживает человека от шума. От любого шума, и внешнего, и внутреннего. 

Мы просто не понимаем и не осознаем, в каком ужасающем шуме мы живем. Особенно если живем в городе. Более того, мы – рабы шума, и боимся с ним расстаться. 

Это не шуточки. Непрерывный грохот, тряска, вибрация, грохотание, жужжание, сверление и дребезжание – наш любимый мир. Сколько вы можете выдержать в квартире, если за стеной сверлят бетонную стену? А если сверлят со всех сторон? Час? День? 

Можете не проверять: через два часа у вас ухудшаться психофизические показатели. А через несколько дней могут серьёзно рухнуть основные физиологические показатели здоровья. То есть вы можете заболеть от непрерывного шума, который вы осознаете. Помните, как в романе «Голова профессора Доуэля» злобный ученый пытал своих пленников раздражающими звуками за стеной?

Но человек – такая тварь, что привыкает ко всему. И к сверлу, и к бараку. На ученом языке это называться «адаптация». Да, мы адаптируемся к любому ужасу, если он продолжается достаточно долго. 

В своих путешествиях я однажды оказалась в гостях у путевого обходчика. Его дом стоял в десяти метрах от железной дороги. Хрустальные вазы были приклеены к полкам, потому что от грохота товарных поездов они падали и разбивались.  Он жил в этом доме уже 14 лет, с седьмой женой и тремя детьми. Говорили они громко. Научились перекрикивать поезда. Я спросила – зачем? Оказалось – дом бесплатно для тех, кто согласен на эту работу и эту жизнь. Чем еще удержать человека? Конечно же бесплатной пещерой!

А в тишине сурдокамеры современные люди сходят с ума. Смешно, не правда ли? Мы тусим в бетонных кубах и мечтаем о тишине природы. А едва такая нас настигнет Большая Тишина, немедленно включаем музыку погромче. Или накачиваемся алкоголем и начинаем орать глупые песни. 

Или, еще хуже, застраиваем тихий пляж бетонной набережной, тишину природной травы душим стерильными гольф-полями, заполняем тишину пространства жуткими отелями, где потом, заплатив несусветные деньги за фальшивый уют,  тоскуем по «настоявшему отдыху»… 

А отдых… Вот он! Например, в тишине Тихой бухты, где совершенно ничего не надо, чтобы вспомнить, что человек все еще может жить и любить, до смерти пугаясь за любимого человека, пусть даже это пустые страхи.

Впрочем, сурдокамера показала, что страхи не пустые. В абсолютной тишине человек начинает галлюцинировать. Из панциря его «взрослого эго» вылазит маленький ребенок. У кого-то нежный и ранимый, избалованный материнской  любовью. У кого-то злой и испорченный, искалеченный алчностью семьи. 

Это очень опасно – обнаружить себя в тишине. Лишенный звуковых пеленок города, ребенок ощущает себя беззащитным перед голосом своей природы. 

Потому там, где  приходит Человек Цивилизованный, включает свой телефон и звонит в банк, умирают древние сны и остается только острое желание что-нибудь построить, продать, и снова построить. А на заработанные деньги соорудить себе самую дорогую пещеру в мире, и сгнить в ее тишине. 

От гибели обезьян к странной канаве

Совсем недавно мы прочитали невероятно интересную статью в JOURNAL OF MAMMALOGY. Она называется «Человек приходит. Обезьяна уходит». Потом оглянулись вокруг, осматривая крымский мир. И совсем загрустили.

Авторы статьи очень вежливо удивляются: почему везде, где приходит Homo Sapiens, исчезают другие виды? Исчезает разнообразие обезьян и оленей, рыб и змей. Но исчезают и виды вполне человеческие. Такие как неандертальцы.  И таинственные «хоббиты с Флореса», цивилизация маленьких людей, исчезнувших после прихода Человека Разумного. Шуточное «их съедают» ничего не объясняет. Потому что тот, что заботится о своей еде, не уничтожает мир, дающий эту еду.

Вот, например, вы любите черноморскую рыбу? Мы любим. Но вкушать ее уже стыдно. То, что ловится сейчас – буквально вымирающие виды. Рыбу Черного моря уничтожили жадные Homo Sapiens и хищные рапаны, совсем недавно завезенные в Черное море. И те и другие думают только о том, чтобы нажраться сейчас, а что там дальше – «пусть другие об этом позаботятся». 

Я не буду перечислять десятки видов рыбы, живущих уже только в песнях. Биофлора моря, кормящего Крым много тысяч лет, деградировала. 

Но дело не только в съедобной рыбе, уничтоженной алчностью неразумных рыбаков.  Мой муж, выросший в Одессе, рассказывал, как в его детстве можно было руками ловить и морских коньков, и рыбу-иглу. Где они? Кто их сейчас видел? Гибель моря неотвратима. Как и гибель берега, где звучат строительные песни.

А сейчас мы  проведем жестокий эксперимент. Снимем покров романтики, которым мы вуалируем наши тексты. И посмотрим на Тихую бухту суровым взглядом реальности. 

Что-то здесь происходит. Суровое. Тишина, которой мы восторгаемся, здесь только ночью. А днем – нездоровая суета. Крепкий шлагбаум при входе в тихую бухту открыт. Вход и въезд как бы бесплатно. Но посреди бухты огромная канава. Глубокая. Ровно такая, чтобы машина, бесплатно оказавшаяся здесь, провалилась в ту канаву, едва попытается свернуть с прямой дороги к пляжу. 

Мы согласны, что Тихая бухта нуждается в защите. Сама она не может себя защитить. Но канава? Рана на реликтовой почве обязательно станет оврагом через несколько лет. Дожди здесь суровые. Почвы очень хрупкие. Нет лесов, мощными корнями удерживающих живородный слой. Тонкая кора земли, давшая приют десяткам уникальных трав и цветов, исчезает сразу и навсегда, при малейшей грубости «человека копающего». 

Но все еще опаснее. Вокруг этой канавы звенит напряженный воздух. Как перед бурей. Суровые сотрудники загадочной организации, которой, как видимо, поручено охранять долину, просто собирают деньги, устроив капкан сразу за канавой. 

Мы не шутим.  И это не поклеп. Наоборот, это предупреждение. Когда мы попытались проехать к дальнему концу пляжа Тихой бухты, где расположились десятки автомобилей с автомобилистами в огромных палатках, нас остановили. Как преступников.

Суровый мужик демонстративно сфотографировал машину. Причем отточенная резкость движений сразу делала понятным дальнейший текст. А месседж был такой: проезд возможен только для богатых. Именно таким текстом и было сказано. То есть закон проезд запрещает, но если вы «богатый», то надо «дать на карман», и тогда на закон можно наплевать. 

У нас достаточно денег. Но мы не любим нарушать законы. И государственные. И человеческие. Мы любим эти законы знать и уважать. И не любим, когда нас сначала приглашают проехать, а потом сообщают: «Вы нарушитель. Деньги есть?». Ловушка, специально подстроенная таким, как мы, очень нас обеспокоила. 

Увы, но мы знаем: где стоит шлагбаум, скоро будет забор. Где стоит вымогатель, там скоро будет стоять частная служба охраны.  Где копают канавы, презирая законы природы, там скоро будет большой котлован под коммерческую пещеру. 

Мы улыбнулись. Развернулись. И уехали. Магия Тихой бухты рассеялась, когда из канавы высунулся прыщавый демон алчности. Это означает, что в тишине Тихой бухты созрел гнойник. 

Напрасно  поэты воспели красоту Тихой бухты. Сожалеем, что художники неосмотрительно отразили ее магию в картинках. Это сделало Тихую бухту весьма привлекательным товаром. Уж лучше бы помалкивали эти дураки-романтики, храня тихое чудо для себя. А теперь, господа, поздно. 

Южный берег Франции тоже был царством природы, пока французский поэт Стефан Льежар не назвал его Лазурным берегом. Теперь там только отели и рестораны. Травка тоже есть. И цветочки. В клумбах. А первозданной тишины природы, помогающей человеку вспомнить, что он все-таки разумный, больше не осталось.

Прощание

Под впечатлением от того, как глупы наши романтические фантазии, мы просто решили попрощаться. 

Прощайте, удивительные цветы Тихой бухты, тюльпаны и ирисы, которых нет больше нигде на планете. Вам нужно много воздуха и пространства. Если наше чутье нас не обманывает, скоро вас не будет. Зато будут лужайки с генетически измененной травкой, которой не грозит исчезновение, потому что топчут ее только избранные, получившие пропуск за шлагбаум.

Прощайте, миллионы многоногих жизней, чьи сны наполняют Тихую бухту тишиной. Скоро вас не будет. Забетонируют ваши норы, чтобы сотня двуногих безнаказанно чувствовала себя отдыхающими.  

Прощайте, звезды Тихой бухты. Ваш невесомый свет не будет видно за стеной искусственного света набережной. Ваши голоса не будут слышны сквозь визг песен, сбацаных за деньги престарелыми шоу-звездами.

Прощай и ты, тишина Тихой бухты. Никто не будет слушать ученого-эколога, который, почти в слезах, рассказал нам, что именно здесь уникальная земля, одна из самых древних частей суши, когда то первой поднявшейся из вод  праокеана Тетис. Все меньше людей, которых интересуют Триасовые аргиллиты, известняки юрского периода и дно праокеана, которые прямо здесь можно потрогать руками, прикасаясь к земле возраста до ста миллионов лет. 

Мы уехали, грея в сердце слабую надежду, на то, что человек, все-таки разумный вид. И не отступит пред демонами, которые копают канавы и собирают бабло у шлагбаумов. 

Если исчезнет тишина Тихой бухты, просто останется немного меньше места для людей, способных слышать тишину, пусть даже пропитанную древней португальской грустью. Немного меньше станет слов любви и обещаний вернуться. Немного меньше станет звезд на небе, цветов на земле, птиц в облаках и людей вокруг, способных слышать голоса, подарившие древние песен. 

Цветы и птицы, исчезая, оставляют «человеку выжившему» прекрасную возможность наслаждаться своим обществом, в котором уже не будет ни цветов, ни птиц, ни тишины.

Потому путешествуйте. Срочно и сейчас. Древний мир природы пока еще жив в Крыму. И он нуждается и в тех, кто его видит, и в тех, кто способен его защитить. 

Не надо ждать, пока из канавы вылезет какое то гадкое существо, полностью вытесняющее людей с их фантазиями. Не надо ждать, пока оно застроит все бетонными пещерами, разметит поля для своих игр, поставит шлагбаумы, и будет наслаждаться грохотом песен, которые помогают ему воспевать собственное убожество, возведенное в закон эпохи Интернета. 

Мы уезжали в печали, прощаясь с Тихой бухтой. Нас сопровождала песня о прекрасной грусти. Неизбежной если ты все еще жив, зная, что любая радость мимолетна. Конечно, в рамках геологического летоисчисления наша печаль смешна. Это мимолетность, которую не заметит древняя тишина. Но если тишина Тихой бухты помогает людям оставаться людьми, может и человек вспомнит, что Homo Sapiens звучит гордо? Хотя бы иногда?

Оставить комментарий

Популярные посты:

geta

Профессиональное обслуживание техники Смег: что нужно знать владельцу

foto_history

Пляжное винтажное

el_tolstyh

Немного открытий чудных

matsam

Крым

von_hoffmann

10 июля 1934 года был образован НКВД

365days

Ежедневный дайджест марафона #летниедни — 18 июля

tytgrom

28 июня

pantv

9 июля ● В России сегодня "Земляничник"... и не только

chest_i_razym

Кто убил Трампа?

• Ранее
• Архив