Плесень из параллельного мира.


Здесь и далее - кадры из фильма «Весёлые ребята».
Но я сегодня о другом – о некоем параллельном мире, существовавшем в СССР и даже более того – …вопреки СССР. Я хочу вспомнить уже 1930-е годы, когда эта параллельность была особенно явной, яркой, сочной. Рядом с девушками-с-веслом и девушками-с-характером существовали девушки с крепдешином, фильдеперсом и песенкой «В парке Чаир распускаются розы». В этой параллельной вселенной никому не было дела до Осоавиахима и Агитпропа. Там крутились пластинки и томно читались слюнявые стишки. Нет, прямой антисоветчины не было – была тайная неудовлетворённость. Хотелось Coty, а не «Тэжэ». Мечталось о шелках от Скиапарелли (её знали – она приезжала в Москву в 1935 году!). Помадился ротик и звучало танго. Цвели курортные магнолии, пели сладкие голоса, а мужчины в модных штиблетах шептали о высшей страсти. И потом садились на …дцать лет за растрату казённых денег. (Впоследствии их внуки напишут в блогах, что дедушку упекли по 58-й статье).

В этом параллельном мире жили модистки и секретарши трестов, ресторанные лабухи и молодые жёны именитых старцев. А ещё – снабженцы, декламаторши и заведующие провинциальными филармониями. Милый, уютно-затхленький мир, где герой-лётчик означал не «покорение неба», а «отдельная квартира в Москве». Чаще всего девушек-с-крепдешином звали красиво, нежно – как-нибудь этак… Татуся Меделянская или Элэн Ойц. Это могло быть псевдонимом на эстраде. Ах. Она пела о парке Чаир и утомлении Солнцем на маленькой эстраде-ракушке. Маруся Колыванова не может петь о парке Чаир, о розах и грёзах. Только Элэн Ойц. А Колыванова – это или стахановка в забое, или – воровская Мурка. А они все – Беллы, кушающие виноград «Изабелла». Именно эти девушки, что характерно, попав под оккупацию, вели себя… «цивилизованно». Как истые парижанки. Девушки-с-фильдеперсом почуяли родное и близкое. В этой связи мне вспоминается ещё один фрагмент из старинной книги авторов Халемского и Северова «Последний поединок» (о так называемом Матче Смерти-1942). В сюжете фигурирует девушка по имени Нелли (естественно!). Не Василиса же.

Дочка бывших буржуев, красотка, милашка и – немецкая подстилка. Всё вместе. В единой порыве и в общей стилистике. «Еще посещая начальную школу, Неля поняла, что вокруг нее независимо существуют два мира: первый — это мир большого города, заводов, колхозов, кораблей на Днепре, каких-то больших забот, которыми постоянно живут все люди, больших печалей, надежд и радостей, что как-то неуловимо роднили всех этих людей. И другой — маленький мир их квартиры, которую маменька, любившая выражаться оригинально, называла «оазисом в пустыне». Или вот: «Маменька вся была в прошлом, и соседи неспроста прозвали ее «мадам Нафталин». Впрочем, соседи, сами того не понимая, служили средством к ее существованию: она имела коммерческие связи и ловко доставала дефицитные товары. С малых лет она прививала дочери хищные инстинкты; вместе они выходили в город, как выходят на охоту. Полем их деятельности были магазины, скупочные пункты, толкучка, квартирные явки маклеров. Неля вскоре постигла премудрость притворства, барышничества, мелкого обмана, фальшь «хорошего тона» и подчеркнуто элегантных манер».

И, разумеется, когда в Киев вошли цивилизованно-благоухающие пруссаки, девушка Нелли тут же проявила себя. Сейчас принято изображать подобных девушек – этакими жертвами обстоятельств. Мол, недодали ресторанов и Coty, а цветущие магнолии приходилось отвоёвывать у серой, но пафосной повседневности. По мне же они все – противные пиявки. Ложные попутчики. Плесень.
|
</> |