Петербург. "Лениниана. Миф и образ" в Музее истории религии.
babs71 — 22.04.2024
Сегодня очередная годовщина со дня рождения Владимира Ильича
Ленина. А недавно я посетил выставку в Музее истории религии,
которая очень подходит к этому празднику. Она называется
"Лениниана. Миф и образ. К 100-летию со дня смерти Ленина".
Выставка небольшая, но на ней представлены несколько весьма
забавных артефактов.
Агиткастрюля 1920-х годов:
Вышивки. Ленин в детстве:
И в зрелом возрасте:
Ленин на броневике, 1970-е годы (при этом сам Ленин ростом с
броневик):
Эскиз памятника Карлу Марксу:
Ленин и Сталин. Русский вариант:
И азербайджанский:
Деревянная статуя Ленина:
И пара деревянных идолов в той же витрине:
К этим идолам прилагались две замечательные сказки о Ленине. Читая
их я бешенно веселился.
Одна из них вятская, 1925-го года:
Вот сидит один раз Ленин у себя в комнатке после обеда и
разные книжки и газеты почитывает. Только в какую газету ни
заглянет, какую книжку ни раскроет, все про себя чтение
находит:
"Дескать, что нам перед Антантой страшиться, что перед
Америкой бояться, когда у нас есть Владимир Ильич Ленин".
Чудно стало Ленину. Встал он со стула венского, походил по
комнатке и говорит сам себе: "Ладно, так и сделаю".
А после того посылает своего посыльного к главному
советскому доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и
говорит:
- Можешь сделать так, чтобы я умер, только не совсем, а
так, для виду?
- Могу, Владимир Ильич, только зачем же это?
- А так, - говорит, - хочу испытать, как без меня дела
пойдут. Чтой-то все на меня сваливают. Во всяком деле мной
загораживаются.
- Что ж, - отвечает доктор, - это можно. Положим тебя не в
могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом
накроем, чтобы пальцем никто не тыкал, а то затычут.
- Только вот что, доктор, чтобы это было в пребольшом
промежду нас секрете. Ты будешь знать, а да еще Надежде
Константиновне скажем.
И скоро объявили всему народу, что Ленин умер.
Народ заохал, застонал, коммунисты тоже не выдержали - в
слезы. Все думают, сердцем трупыхаются: что теперь делать будем?
Того и гляди, англичане с французами присунутся.
А самый старший - Калинин - уговаривает:
- Что же поделаешь. Это не в нашей власти... Слезами горю
не поможешь. Ну, поплакали малость, ну и ладно, за дело надо
браться.
Положили Ленина в амбаришко, марзолей называется, и стражу
у дверей приставили. Проходит день, два... неделя, месяц - надоело
Ленину лежать под стеклом.
Вот один раз ночью выходит он потихоньку задней дверью от
марзолея и прямо в Кремль, в главный дворец, где всякие заседания
комиссарские.
В дверях его пропустили, потому в кармане у него пропуск
бессрочный лежал, а шапку он надвинул пониже, чтобы не
узнали.
Приходит туда Ленин, а заседания уже все закончились, и
служители полы подметают.
Ленин спрашивает:
- Кончилось?
- Кончилось.
- Не знаете, о чем говорили?
- Да о разном... Слышь, англичане с нами хотят подружиться,
а там еще какие-то державы. Мы ведь в щелку слушали, краем уха...
не поняли.
- Так, так, а про Ленина не поминали?
- Как же, поминали... Вот, говорят, Ленин умер, зато
коммунистов-то чуть не в два раза больше стало. Теперь только пикни
антанта.
- А она не пищит?
- Да покуда, в час молвить, не слыхать.
- Так, так, - поддакнул Ленин и простился со
служителями.
Пришел он в марзолей, лег под стекло, думает:
"А ведь ничего, работают и без меня. Ладно. Проверю еще
кое-где... Завтра к рабочим на завод схожу".
На другую ночь отправился Ленин на завод. Там его тоже не
задержали, прямо в машинную часть провели. Ночью народу на заводе
мало, только-только чтобы пары не затухали, держат машиниста,
смазчика да кочегара, сторожей еще, чтобы шпионы чего не
подсудобили.
"Хватит и этих, - думает Ленин, - мне ведь не митинги
разводить, только поспросить кой о чем".
- Здравствуйте, товарищи.
- Здравствуй.
- Ну как?
- Да ничего... Сходственно.
- Беспартийные?
- До смерти Ленина в беспартийных ходили, а теперь в
коммунистах. Ленинцы.
Ленину это по сердцу маслом.
- А в работе задержки нет? А товаров много
выпускаете?
И начал, и начал вопросами донимать.
- Да скоро с мирным временем сравняемся.
- Ну, работайте, работайте, в час добрый, а пока
прощевайте.
"Тут ладно, - думает Ленин по дороге в марзолей, - теперь
только мужиков проведать, узнать про их житье-бытье!"
На третью ночь Ленин встал раньше: ведь дойти до станции,
да дорога, да еще, пожалуй, от глухой станции до деревни пешком
идти придется.
В деревню он поехал в какую похуже, чтобы наглядней было. В
одной избушке огонек светился. Пошел Ленин.
- Можно отдохнуть у вас?
- Заходи.
Входит Ленин и диву дается. Икон нет. Красные плакаты
везде. Портреты. Ленин нарочито спрашивает:
- Вы что же, некрещеные?
- Мы, товарищ, в гражданах состоим, а в нашем доме
читальня, а это вот - уголок Ленина.
"И тут помнят меня", - думает Ленин.
- Ну, а как житье-то мужицкое?
- Да не так чтоб уж очень, а все-таки вроде как
налаживается. Теперь, слышно, к деревне не задом, а лицом
повернулись. Ленин-то давно про смычку говорил своим коммунистам,
ну вот теперь, видно, задумали сомкнуться, давно бы пора.
Вышел Ленин из избы радостный, в марзолей лег успокоенный,
спит вот уже много дней после своих странствований.
Теперь уже, наверное, скоро проснется.
Вот радость-то будет.
Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь.
Другая сказка эвенкийская, 1931 года:
Как человек в тайге живет? Сыт — и ладно.
Так и эвенки в тайге жили. С речки на речку ходили, с горы
на гору ходили, белку промышляли.
Ходит эвенк по тайге, белку бьет, зазимь на кедре
примечает, глядит, как сучки на деревьях растут. Что заметит,
другим не скажет, пусть сами видят. Сыну скажет.
Так и Долбонэ жил. Сосед добудет лишнюю белку — Долбонэ
ночь не спит, хочет две добыть. И продать хочет дороже. К купцу
вперед норовит, нюхает, какие у купца цены, чтобы самому дороже
взять.
Сосед лишний кусок сахару купит, лишнюю горсть муки —
Долбонэ от зависти ругает соседа. Горло готов ему
перегрызть.
Тут Владимир и стал говорить: вы, говорит, в лесу живете,
вы, говорит, по золоту ходите, среди богатств живете, а голодны.
Золото надо людям, белку надо людям. Зачем вы, говорит, друг другу
завидуете? Вам, говорит, вместе жить надо, зверя вместе добывать,
торговать вместе.
А купцы и говорят: «Владимир — злой человек. Владимир —
царю враг. Кто убьет Владимира, царь тому три рубля награды
даст».
Задумал Долбонэ убить Владимира, три рубля награды
взять.
Пошел Владимир на охоту. Идет Владимир, а сзади его —
Долбонэ от дерева к дереву скачет. Где же Владимиру от эвенка
уйти?
Глядит Долбонэ: Владимир идет, на землю смотрит, будто
большая дума ему голову вниз тянет. А ружье совсем зря за плечами
висит. Шибко сердитый был Долбонэ, а страшно ему стало: «Чего
Владимир все думает, а не стреляет?»
Стал прицеливаться Долбонэ. Целит в голову, смотрит: головы
у Владимира нет, одно тело за мушкой идет. Опустит ружье Долбонэ,
смотрит: весь Владимир идет, с головой, как есть. Опять начнет
целить — опять головы нет. Никогда такого не видал Долбонэ. В
спину, думает, надо, — куда спине деваться? Начнет целиться в
спину, смотрит: ноги идут, над ними голова идет, а спины нет. Вот
страшно: мушка в пустое место глядит.
Испугался Долбонэ: ослеп, думает. Протер глаза, посмотрел
кругом, видит — рябчик сидит. Прицелился: сидит рябчик. Стрелять
можно. Не стал стрелять: Владимира, думает, испугаю. Опять пошел,
смотрит: нет Владимира. Тут был, нету. След стал смотреть: идет
след, а Владимира нету. Долбонэ бегом побежал, думает: вот как
ходит Владимир, не догонишь. А по следу смотреть — Владимир шагом
идет. Бежит Долбонэ, запыхался. Думает, только бы догнать: ружье не
возьмет, пальмой убью — куда девается? На пальму медведя можно
принять.
Вдруг кукушка закуковала. Долбонэ испугался, говорит:
«Почему кукушка кукует? Ведь осень». Глухарь заиграл. Долбонэ
говорит: «Почему глухарь играет? Глухарь весной играет, а теперь
осень». Глядит: белки на сосне гоняются. Совсем испугался Долбонэ.
Говорит: «Ой, худо будет: белки осенью гоняются — щенята зимой
родятся, замерзнут, охоты не будет. Копалята замерзнут — мяса не
будет, голод будет, смерть придет. Однако Владимира надо
убивать?»
Только подумал так Долбонэ, — глухарь с ветки кричит ему:
«Меня убей, Владимира не убивай». Белка кричит ему: «Меня убей,
Владимира не убивай». Кукушка кричит ему: «Меня убей, Владимира не
убивай». Волк бежит, медведь из-за кедра высунулся, сохатый рога
тянет, выдра на брюхе ползет, все кричат: «Меня убей, Владимира не
убивай».
Совсем, совсем испугался Долбонэ. Думает: «Волка убью —
медведь меня задерет; медведя убью — волк меня заест; кукушку убью
— глухарь меня крыльями забьет; глухаря убью — кукушка заклюет;
сохатого убью — выдра утопит; выдру убью — сохатый ногами замнет;
белку убью — все рассердятся».
Никого не стал убивать Долбонэ. Зайца убил.
Только убил зайца — смотрит: Владимир рядом
стоит.
Смеется и говорит:
— Почему меня не убил, Долбонэ? Долбонэ говорит:
— У тебя головы не было.
— А почему в спину не стрелял?
— У тебя спины не было.
— А почему в поясницу не стрелял?
— Тебя самого не было. Владимир говорит:
— Глупый ты, Долбонэ! Пойдем домой.
Пошли они домой, звери по лесу разбежались, каждый за своим
делом: белка — в дупло орехи таскать, глухарь — бруснику клевать,
медведь — малину сосать, волк — зайцев драть, выдра — норку копать,
кукушка — совсем молчать.
Стыдно итти Долбонэ с Владимиром. Долбонэ
говорит:
— Стыдно с тобой итти.
Владимир говорит:
— Почему стыдно?
— Долбонэ хуже волка был, тебя убить хотел. Владимир
говорит:
— Нет, не хуже, а такой же, как волк. Волк зайца задерет,
мясо съест, шкуру бросит, а шкура денег стоит. Ты меня хотел убить,
три рубля получить, а я, может, дороже стою.
Тут кончились Владимиру десять лет. Ушел Владимир из
тайги.
Ходит Долбонэ по тайге, думает: «Почему у Владимира головы
не было?»
— Я загораживала — говорит пихта.
— Почему у Владимира спины не было?
— Я загораживал, — говорит богульник.
— Почему Владимира самого не было?
— Мы загораживали, — кричат звери.
Худо у Долбонэ охота пошла. Прицелится он в белку, а белка
кричит:
— Ты Владимира убить хотел, а Владимир дороже нас всех, — и
убежит от него.
Прицелится Долбонэ в сохатого, а сохатый кричит: - Ты
Владимира убить хотел, а Владимир дороже нас всех, — и убежит от
него.
Много лет прошло. Стали по тайге говорить — сегодня скажут,
через месяц скажут: на Талякене зимовье поставили, белку берут —
муку дают, соль дают, сахар дают, сукно дают, все дают, много дают,
в пять раз больше, чем купцы. У кого белки нет, тем в долг
дают.
Пошел Долбонэ в зимовье на Талякене. На зимовье так
сказал:
— Белки у меня нет, а муки надо. А ему сказали:
— Ты эвенк? Ружье есть? Собака есть? Глаза, ноги есть?
Бери!
Долбонэ спросил:
— Почему даете? А если не отдам? А ему сказали:
— Куда денешься? Другой раз не дадим. Долбонэ
сказал:
— Верно, куда денусь? Если не отдам, купец рассердится,
другой раз не даст.
А ему сказали:
— Теперь купцов нету.
— Ну, царь рассердится.
— И царя нету.
— А куда девался?
— Сбросили.
— А кто же торгует? Сказали ему:
— Государство торгует, советская власть торгует.
Долбонэ понять не может. Ему сказали:
— Ребятишки есть? Долбонэ сказал:
— Есть парнишка. Ему сказали:
- Вези парнишку на Илимпейскую тундру. Там теперь большое
зимовье поставили: доктор живет, учитель живет. Парнишку грамоте
научат, он сам торговать в кооперативе будет. Потом в большой город
поедет, учиться будет.
Долбонэ сказал:
— Это Владимир, что у нас жил, царя теперь сбросил и
торгует?
Ему сказали:
- Владимир. Только здесь он не жил, в другом месте
жил.
Долбонэ сказал:
— Почему врете? Здесь жил, помню.
Пошел Долбонэ домой и все думает: «Как же Владимир здесь не
жил, когда он жил здесь? Вот как может выйти, что у человека голова
кругом пойдет: жил Владимир здесь, а говорят не жил».
Сколько народу в тайге? Столько, сколько звезд на небе.
Если завидовать каждому, — жилы посохнут. А если жить вместе, как
Владимир говорит, — хорошо выйдет: один щепотку пороху даст, другой
пистоны даст, третий совет даст. Хорошо Владимир сделал, совсем
хорошо!
И запел Долбонэ песню:
«Темный был Долбонэ, злой, —
Владимир в тайгу ум принес.
Теперь в тайге светло.
Где же Владимир жил?»
И еще несколько более традиционных Лениных.
Работа Бориса Пинчука:
В целом выставка небольшая, но очень забавная, так что любителей
советских курьезов вполне порадует.