Песня-24

Зачем я решила ее привезти? И ради забавы, и с замыслом.
Когда я нашла аппликацию на даче, я сразу разглядела в ней большой потенциал, поскольку она лежала не среди милых сердцу вещиц, а внутри песенника – единственной надежной опоры любительского пения в эпоху, свободную от караоке.
Если посмотреть на альбомный лист с помощью солнечного света, на его обратной стороне можно рассмотреть текст.

Очевидно, ситуация складывалась следующим образом.
Середина 1970-х. Мама услышала по радио песню, которая ей очень нравилась, и поспешила записать слова на первом, попавшемся под руку листе бумаги.
Им и оказалась моя аппликация, а песней – «Нам не жить друг без друга» Александры Пахмутовой и Николая Добронравова.

Я помню, как мама пела ее в те годы и позже, и как всякий раз, когда дело доходило до упоминания финишной ленточки, у меня появлялся комок в горле. К словам «всё пройдет, и ты примешь меня» я едва сдерживала (но сдерживала!) слезы…
Вместе с новогодней аппликацией я обнаружила целую стопку песенных текстов, взятых из разных источников.
Видно, что мои художества использовались для записей неоднократно.

Некоторые песенки вырваны из отрывного календаря, а некоторые записаны на слух, и это было особое искусство – быстро конспектировать песню во время ее звучания, а потом расшифровывать собственные каракули, дописывая буквы, слова и предложения.

Самый большой из найденных источников оказался приложением к журналу «Крестьянка» №5 за 1977 год. По версии журнала, любимыми народными песнями в то время были «Вечер на рейде», «Смуглянка», «Темная ночь», «Огонек» («На позиции девушка провожала бойца…») и «Где вы теперь, друзья-однополчане?», но на листке бумаги мама спешно записала другую песню, написанную Яном Френкелем на стихи Расула Гамзатова.
В советские годы любительское пение было обыденностью. Мужчины и женщины напевали в душе и в пути, в компании и в одиночестве, при веселом и грустном настроении. Песня поддерживала задор и утешала в тоске.
Особым жанром можно считать застольное пение, бывшее неотъемлемой частью любого домашнего торжества. Во всяком случае, в кругу моих родителей и в большинстве семей, о жизни которых мне известно, пели всегда. Репертуар отличался обширным характером, но преимущественно включал романсы, народные (в нашем случае – армянские и украинские) и современные эстрадные песни.

Чуть позже он обогатился «бардовскими» произведениями, исполнявшимися в Клубе самодеятельной песни. Их пение предполагало наличие гитары и особого состояния души.
Петь начинали спустя час-полтора от начала праздничного ужина, когда тосты становились реже, а настроение романтичнее.
Характерно, что желание достать песенник и затянуть первый куплет возникало вне зависимости от количества выпитого. Это были такие застолья, на которых бокал вина или стопка водки не затемняли разум, а лишь раскрепощали певческий талант.
Привезя найденные на даче сокровища, я поставила перед мамой задачу: исполнить советские хиты «с листа».
Мама, обожающая любые безопасные авантюры, легко согласилась и начала выступление с обещания увезти меня в тундру.
Она старательно брала верхние ноты и выводила эффектные пассажи, а при малейшей неудаче резко обновляла репертуар, умоляя сделать скидку на то, что выступает без репетиции.

Я, разумеется, скидку делала, ведь мама – наш специальный корреспондент, а не наша специальная певица, и наш (специальный) вечер советской песни был скорее похож на вечер юмора, поскольку мы хохотали больше, чем она пела.

Когда я уеду в Москву, с мамой останется домашнее задание: подготовить концертную программу, чтобы петь, не сбиваясь с курса. Подсматривать в тексты разрешается, а вот хохотать … тоже можно!
|
</> |