ПАЗЛ ВТОРОЙ. ВОССТАНИЕ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ

В первую очередь обращает на себя внимание тот любопытный факт, что для своего восстания левые эсеры выбрали наиболее неподходящий момент. Дело в том, что они почему-то приурочили покушение на Мирбаха и своё вооруженное выступление к проходящему в Москве V Съезду Советов. В связи с этим возникает закономерный вопрос: а что эсеры предполагали, в случае успеха своего предприятия, делать с этим съездом? Ведь состав съезда был преимущественно пробольшевистским. На съезде левые эсеры имели 353 мандата против 772 большевистских. Склонить Съезд к принятию своих требований левым эсерам не удавалось.

Совершенно очевидно, что даже в случае захвата вокзалов, телеграфа, банков и телефона, Съезд Советов, то есть высший орган власти РСФСР, попросту объявил бы эсеровскую авантюру контрреволюционным мятежом, а саму эсеровскую верхушку — вне закона. Что, собственно говоря, и случилось в итоге. И что бы они с этим делали? Можно, конечно, предположить, что новый эсеровский Совнарком этот съезд попросту разогнал бы, но зачем? Зачем разгонять Съезд, который бы и сам через несколько дней разъехался? Вот тогда можно было убивать хоть Мирбаха, хоть послов всех стран скопом, арестовывать Ленина и его наркомов, провозглашать войну Германии до победного конца и вытворять вообще всё, что угодно.
Давайте посмотрим на последовательность событий. 6 июля 1918 года, после покушения на Мирбаха Блюмкин планировал спрятаться в отряде особого назначения Московской ЧК под командованием левого эсера Попова. Отряд состоял преимущественно из военных матросов, в принципе осуждавших Брестский мир и фактическое уничтожение флота.
Однако при покушении Блюмкин был ранен и не в состоянии самостоятельно передвигаться. Его перенесли в штаб, сбрили бороду и остригли пышную шевелюру, обрядили, сняв френч, в военную гимнастёрку. После этих манипуляций, решив, что Блюмкин практически неузнаваем, его поместили в лазарет, который располагался напротив штаба Попова.
Но уже через несколько часов преступление и место пребывания преступников было раскрыто. Председатель ЧК Ф. Дзержинский примчался в штаб отряда Попова и потребовал немедленной выдачи террористов. Ему было не только в этом отказано, но и его самого как бы арестовали его же подчинённые из отряда Попова. Ну, в каком смысле арестовали? Дзержинский просто остался в отряде на какое-то время, а кто там кого арестовал мы уже никогда не узнаем.
Вот так и начался пресловутый мятеж, тем же он практически и закончился. В 6 часов утра 7 июля по особняку, в котором располагались отряд Попова и основные силы левых эсеров, открыла огонь латышская артиллерия товарища Берзина. В зале Большого театра во время V Всероссийского съезда Советов была арестована левоэсеровская фракция во главе с «вождем партии» Марией Спиридоновой. Арест делегации тоже был оформлен довольно оригинально. Большевистская фракция отпросилась посовещаться в своём партийном кругу, оставив эсеров в зале под охраной.
Обратите внимание, что восстание левых эсеров уже как бы началось, бои в городе идут вовсю, а делегация эсеров спокойно является для участия в Съезде Советов.
Далее, прямой наводкой из пятнадцати орудий большевики расстреляли квартал, где засели левые эсеры, превратив его в руины. Левые эсеры не выдержали и начали разбегаться кто куда. Их небольшие отряды большевики быстро уничтожали или разоружали. К 5 часам дня 7 июля выступление левых эсеров было подавлено. Они понесли значительные потери: 300 человек погибло в боях или было расстреляно на месте, около 600 человек арестовано. Был издан ленинский декрет об аресте всех боевиков левых эсеров и членов их ЦК.
Присмотревшись повнимательнее, мы обнаруживаем, вся эта июльская заваруха возникла фактически вокруг вопроса о выдаче или невыдаче большевикам этого самого Блюмкина. Более того, и по сути, и формально это было сражение между ВЧК и Латышской дивизией. Блюмкин скрывается в Особом отряде ВЧК, латыши пытаются его оттуда выцарапать, бой разгорается, подтягивается артиллерия, наконец отряд Попова разгромлен.
И становится совсем непонятно, а чего собственно говоря, левые эсеры пытались добиться всеми этими телодвижениями. То есть было бы непонятно, если не прикладывать к анализу ситуации хотя бы немного умственных усилий.
Левые эсеры очевидно пытались воспроизвести ситуацию с Сараевским убийством 28 июня 1914 года. То есть они ожидали германского ультиматума, жёсткого и бескомпромиссного, который именно Съезд Советов и отклонит. Большевистский Совнарком мог в очередной раз струсить, а вот делегатов съезда эсеры надеялись переубедить. Особенно, если бы кайзер зарвался и потребовал роспуска всех этих советов и совнаркомов. Если за Брестский мир в порядке партийной дисциплины большинство большевистских депутатов на IV Съезде Советов проголосовало, то в дискуссии по условиям гораздо более жесткого ультиматума был реальный шанс добиться его отклонения. Кроме того, была высока вероятность и полного разрыва отношений с возобновлением войны со стороны Германии вообще безо всяких ультиматумов. В таком случае съезду осталось бы только принять к сведению возобновление войны и тут же принять соответствующую резолюцию.
Но это только первый слой. Давайте представим себе тот уровень давления, который оказывался на самих большевиков в связи с заключением Брестского миром, оказываемого со стороны «союзников», главным образом британских. С марта по июнь 1918 года Германия провела на Западном фронте три больших наступления. Все они были в разной степени успешными, особенно третья битва на Эне, в результате которой немцы захватили 50 тыс. пленных и 800 орудий, и к 3 июня расстояние от Парижа до передовой сократилось с 92 до 56 км. Американские войска только ещё начали прибывать в Европу, а союзники, особенно французы, уже довольно сильно выдохлись. На фронте уже вспыхивали самые настоящие бунты, подавлять которые приходилось зуавам, сенегальским стрелкам и марокканским головорезам. Ещё один успешный натиск немцев во Франции мог выбить из Антанты ещё одного участника, и англичанам пришлось бы договариваться с Германией отнюдь не на версальских условиях. А ведь союзникам нужно было не только отбивать немецкие наступления, но как-то наступать и самим, то есть опять и опять гнать свою пехоту на эшелонированную оборону и германские пулемёты.
При таких обстоятельствах Британия могла и пересмотреть своё решение отпустить Россию из войны с Богом, лишив её, конечно, всех причитающихся трофеев. С точки зрения союзный усилий на Западно фронте, оттянуть оттуда хотя бы несколько немецких дивизий было бы очень заманчиво. Однако Брестский мир был уже ратифицирован предыдущим Съездом Советов, просто так разорвать его было нельзя, и большевики могли договориться со своими эсеровскими соратниками по Совнаркому об убийстве Мирбаха. Почему нет?
Другое дело, что немцы на провокацию не пошли, а эсеры отдавать Блюмкина не захотели: в руках большевиков он мог наговорить очень много нелицеприятного для самой эсеровской верхушки. Более того, он мог заявить, что действовал по указанию монархистов или вообще симулировать сумасшествие, чтобы дать и кайзеру возможность сохранить мир, не теряя престижа. Если же Блюмкин действительно имел какие-то гарантии от Дзержинского или других большевистских бонз (а его дальнейшая судьба на это очень толсто намекает), то для левых эсеров он был неоценимым свидетелем, позволяющим ставить Ленину вполне определённые условия для своей партии и себя лично.
Если подвести итог, то весь «мятеж левых эсеров» был кровавым, тяжёлым по последствиям и оставившим серьёзный след в истории боданием за тушку товарища Блюмкина: эсеры не хотели его отдавать, большевики хотели его любой ценой заполучить. А зачем он большевикам понадобился? Судить и расстрелять? Но, позвольте, в итоге Блюмкин не просто оказался в руках большевиком, но и работал на них вплоть до 1929 года, выполняя самые деликатные и секретные их поручения. Блюмкин был нужен большевикам как провокатор, которого они могли использовать для переговоров с немцами или разного рода разоблачений в последующем, если бы немцы пошли на конфликт и разорвали бы Брестский мир.
Однако немцы на конфликт не пошли, и Ленин попросту смахнул карты со стола, разгромив отряд Попова и перестреляв всех сообщников. Чем дело, однако, не закончилось. Решающую роль в «подавлении мятежа» сыграла Латышская дивизия, поскольку других крупных боеспособных частей у большевиков в Москве не было. По крайней мере достаточно надёжных. Вручая Вацетису деньги для вознаграждения его кондотьеров, Дзержинский «шутливо» (хороши шуточки!) заметил, что слишком быстро решив военную задачу, латыши сорвали выполнение задачи политической. Ведь сама обстановка уличных боёв в Москве, захват мятежными частями центра столицы, непрочность положения ленинского Совнаркома действительно могли подвигнуть немцев на открытие военных действий безо всяких дипломатических экивоков. Они могли счесть положение большевиков безнадёжным и попытаться хотя бы отодвинуть свой восточный фронт подальше от своих границ.
Тем не менее, получилось всё так, как получилось. Немцы просто не могли себе позволить открытия нового фронта. «Сараевский вариант», не важно был ли он сепаратной акцией одних левых эсеров, результатом их сотрудничества с левыми коммунистами, к которым относился и сам Дзержинский, либо плодом творческого гения товарища Ленина, не прошёл. А нам пора переходить ко третьему пазлу нашей картинки...
Начало расследования: https://author.today/reader/261194
|
</> |