Партия других

К середине года, начавшегося для оппозиции с больших надежд, поводы для оптимизма исчерпались. Власть доказала, что нет таких «юридических» новаций, которые она не могла бы применить, и таких политиков, которые ставили бы свою репутацию выше конъюнктурных соображений. Возникла новая реальность, которая требует и новой тактики — в том числе на приближающихся выборах.

С одной стороны, последние решения законодателей и судей создают условия для легитимного снятия с выборов практически любого кандидата. Требования «непричастности» к экстремистским организациям в течение трех лет до объявления их таковыми решают все проблемы на случай, если у партии власти появляется оппонент.

Я думаю, что в Кремле имеют в виду не только сторонников А. Навального — экстремистскими можно объявить и националистические организации, которых власти боятся побольше, чем Л. Соболь со товарищи.

В любом случае

С другой стороны, почувствовав усиление «стабильности», сторонники системной оппозиции начинают впадать даже не в консервативную, а в реакционную риторику.

Критика сложившейся системы идет с позиций ее сравнения с советскими временами, объявляемыми примером совершенства и объектом вожделения. Прав С. Белковский, когда говорит о том, что «системная оппозиция» по многим моментам сегодня даже хуже «Единой России».

Иначе говоря, вместо на миг вспыхнувшей в январе борьбы серого настоящего и сияющего будущего через пару месяцев мы видим противостояние серого настоящего и «светлого» прошлого. Разворачивающаяся думская кампания может стать первой в постсоветской истории, в которой вообще не найдется места какому-либо образу перспективы — о ней избирателям предлагается вообще не задумываться.

Российская политика окончательно стала несовременной, как и вся наша страна, стремящаяся не обогнать своих конкурентов, а уверенно следовать в противоположном ходу истории направлении.

В такой ситуации дискредитируется не столько идеология А. Навального (образ «прекрасной России будущего» для многих остается привлекательным, хотя и размытым), сколько его тактика — например, «умное голосование». Его смысл, на мой взгляд, состоял в «подсвечивании» фигуры главного оппозиционера, от поддержки которого мог зависеть исход голосования в проблемных округах. Предлагался обмен услугами: имя А. Навального помогало кандидатам добиться большей поддержки, а фокусирование усилий на потенциально сильных оппонентах «Единой России» делало их как бы сторонниками основателя ФБК (Минюст признал Фонд борьбы с коррупцией организацией, выполняющей функции иноагента, и мы обязаны это указать. — Ред.), создавая иллюзию его признания в качестве единого лидера недовольных. Сегодня такие сделки невозможны — как потому, что новый закон объявил сторонников А. Навального экстремистами, так и потому, что представители системной оппозиции неоднократно успели от них отмежеваться, и даже предать их анафеме.

В такой ситуации пора задуматься о другом универсальном принципе голосования на выборах в этом году. Я исхожу из того, что в России наступили времена авторитарной стабильности, которая не закончится «вот-вот» (оставим эти иллюзии тем, кто радостно делился ими со всеми нами в 2011 или в 2017 годах), а продлится еще довольно долго.

Поэтому можно дать волю фантазиям и поставить эксперимент совершенно иного типа, состоящий в поиске не «лучших» или «наиболее перспективных», а просто других, отличных от сегодняшней массы, кандидатов в депутаты.

Личность и сознание большинства сегодняшних политиков и экспертов несут на себе следы трех эпох: в той или иной мере советской системы; ужасных/прекрасных (в зависимости от занимавшегося в то время места в социальной иерархии) 1990 годов; и, разумеется, двадцати путинских лет. Такая гремучая смесь дезориентирует людей, навсегда заблудившихся в «трех соснах».

Между тем в стране уже выросло поколение, которое только-только вступает в жизнь и воспринимает реальность вне ее сравнений с теми древними состояниями, которые застали мы. Оно может очаровываться советской мифологией или мечтаниями о глобальном воцарении «русского мира» — но качественно отличается от контингента, рулящего сегодня Россией. Поэтому

Не могу не напомнить, что многие из тех, кто окунулся в официозную политику очень рано, сейчас вовсе не являются фанатами правящей партии; кроме того, в муниципальных советах и городских парламентах по всей стране молодежь выступает активной силой, стремящейся делать свою работу ответственно, а свои города или районы — лучше. Да, почти никто из 21–25-летних, которые могут оказаться сейчас в бюллетенях, в Думу не пройдет (и тут я согласен с тем, что голосовать придется именно за тех, кто не может выиграть ни при каких обстоятельствах), но если они получат больше, чем несколько долей процента, это станет для них подтверждением того, что их попытки отнюдь не бесполезны и их стоит продолжить.

На мой взгляд, после четверти века застоя поколенческий конфликт в обществе неизбежно окажется более значимым, чем любой политический или социальный. Сегодняшняя молодежь — вне зависимости от декларируемых ею политических предпочтений (которые будут существенно меняться по мере взросления) — намного современнее, а потому нужнее для будущего страны, чем представители средних и старших возрастов.

Я понимаю, что это предложение может показаться наивным, но если единственным шансом выразить протест кажется отказ от голосования, то, на мой взгляд, лучше самим выбором будущего показать, что есть люди, недовольные и прошлым, и настоящим. А выйдет ли что из этого, мы увидим позже…

Владислав Иноземцев, экономист