ПАМЯТИ ГОРЧЕВА
maccolit — 30.03.2010Сегодня похоронили Диму.
Мне до сих пор трудно понять это сочетание слов. Это не про него. Господь выбрал для его упокоения Страстную неделю. И мы вспоминаем муки Христовы, на которые непроизвольно накладываются муки Горчева.
Мы помянем его в субботу, 3 апреля, в 17.30 на набережной Макарова, 10, в Питере. Это Центр современной литературы, более известный как клуб "Книги и кофе". Наблюдательные френды заметят, что это 10-й день со дня кончины, а не 9-й, когда положено поминовение. Но Горчев был православный человек, а церковь рекомендует не устраивать поминки в Страстную пятницу, а переносить их на Великую субботу, которая является днем поминовения.
О Горчеве трудно писать серьезно.Потому что в этом случае не обойтись без высоких слов типа "Талант", "Призвание", "Судьба", а Горчев их не очень любил применительно к себе. Точнее, относился с недоверием. Но и весело или даже с иронией о Горчеве я сегодня писать не могу. Весело я уже писал о нем 6 лет назад, поздравляя его с 40-летием.
Поэтому я просто вспомню, как пришел к нам Горчев и как мы с ним жили. А анализом его творчества пусть занимаются другие. В 1997 году закончились "Тенёта-97", которые мы проводили с Лёней Делицыным. Кто не знает, пусть смотрит в Википедии, долго рассказывать. За время конкурса возникла мощная литературная тусовка, обитавшая в Гостевой книге "Тенёт", придуманной Лёхой Андреевым.
Расходиться было жалко, народ требовал продолжения банкета, и тогда я объявил о создании "Литературного объединения им. Лоренса Стерна", куда пригласил всех лауреатов "Тенёт" и еще кое-кого, кого считал нужным. И мы стали собираться на своем сайте, в гостевых, прозванных "Обсуждалкой" и "Курилкой", и говорить о литературе, обсуждать друг друга, ругаться и дружить.
Помогала мне секретарь Лито Аня Резницкая (Лиза), живущая в Иерусалиме, - вывешивала новые работы, занималась формальностями приема и проч. Лито росло, вскоре численность достигла 60-70 человек. Кого-то принимали, кто-то уходил, хлопнув дверью, но в целом обстановка была весьма творческой.
Не помню, кто первый указал мне на Горчева. Типа, Масса, обратите внимание - и дал линк. Я пошел по этому линку и обнаружил молодого человека из Казахстана, который вывешивал в Сети рассказы. Не скажу, что они меня поразили, но в них было то, что дается от рождения и не воспитывается тренировкой: пластика текста. Он явно умел от рождения правильно ставить слова - в нужном порядке, отчего текст приобретал его неповторимую интонацию. Я пригласил его в Лито.
Через некоторое время так случилось, что Лиза по семейным обстоятельствам не смогла выполнять секретарские обязанности. Я попробовал сам, но это отнимало много времени, и тогда я обратился к народу: кто возьмет на себя эту общественную нагрузку? Неожиданно вызвался Горчев. Так он впервые обнаружил одну из своих замечательных черт - отзывчивость. Если нужно было кому помочь, Дима откликался всегда и делал, что нужно.
И он стал секретарем Лито и вскоре в этой должности обрел как друзей, так и недругов, потому что, несмотря на мягкость характера, вёл дела весьма строго.
Это было счастливое время. Еще до Живого Журнала мы сплотились в небольшое, но дружное сообщество. И стало ясно, что необходимо встретиться лично, в реале.
И тогда мы назначили место и время (август 1999 года, пос. Лахта под Питером) и собрались там в пансионате на неделю, назвав это Летним Лагерем Лито. Собралось там человек 30 активных членов Лито и можете себе представить, что там было. А вернее, чего там только не было!
Горчев тоже приехал из Алма-Аты. И привёз большую бутылку виски. Очень большую, литра 4, кажется. Пили ее недолго. Вообще, производил впечатление зажиточного человека, курил какие-то недешёвые сигареты и пил импортное пиво. Тогда у Горчева были деньги, доверчивые американцы в Алма-Ате платили ему бешеные по тем временам бабки. Таких денег у Горчева больше не было никогда.
Тогда мы с ним несколько раз поговорили с глазу на глаз и я предложил ему переезжать в Питер и работать в нашем издательстве "Геликон Плюс", учитывая то, что Горчев был прекрасным художником, о чём я уже знал.
Через полтора месяца Горчев уже работал в Геликоне. Эмблема Геликона принадлежит ему, а уж сколько обложек и иллюстраций он сделал за 6 лет работы - не пересчитать.
Но главное было не в этом. Переезд в Питер и жизнь в нашем городе сделали из Горчева того писателя, которого мы любим и чтим. Кто-то скажет - большой, кто-то гениальный, но для меня существует только одно слово - настоящий. Это не масштаб. Можно быть настоящим и не очень большим, и вообще, у каждого своя линейка. Но подлинность не измеряется линейкой.
Издательство с приходом Горчева стало отчасти издательством Лито, где главным автором был Горчев. С каждой новой книжкой популярность его в Интернете росла, а с открытием ЖЖ Горчев стал главным писателем русской Сети. Формат его сочинений удивительно подходил для Живого Журнала, но дело, конечно, не в формате, а в том неповторимом авторском стиле, сочетавшем несочетаемое - трагедию и юмор, надежду и отчаяние.
Горчева принято считать мизантропом. Это неглубокое, поверхностное мнение. "Людей необходимо уничтожать"" - это лишь шокирующие слова, но за ними читается главное послание Горчева. Чего же вы такие, бл*дь? Чего же мы такие? Чего же я такой? За ними не презрение и ненависть к человеку (читай - и самому себе), а дикая обида за него и на него, и бессилие что-то изменить - и тогда гори всё огнем, автомат в руки и очередью от живота.
Горчев не обидит и червяка. Вернее, не обидел уже.
Больше всего он не любил, когда повышали голос и сам говорил тихо. "Пожалуйста, не надо кричать!" - говорил он, когда кто-нибудь что-то требовал от него. Чаще всего требовал я. Требовал соблюдать сроки сдачи работ. В издательстве это необходимо. Но мы ни разу не поссорились по-настоящему, что я считаю нашим обоюдным достижением.
Если я напишу, что Горчев был очень русским человеком - это будет банальностью А каким еще? Но он олицетворял один из самых любимых народом русских архетипов - талантливого, умного, отчасти ленивого, отчасти пьющего доброго, понимающего и участливого человека, с которым хорошо попиздеть о жизни. И другого слова тут нет. И за это его любили, ибо это никогда не было пьяной никчемной болтовней.
Он знал цену слову. И цену себе тоже знал. Но никогда не возвышал себя, и до звездной болезни так и не добрался.
Помню, как в Швеции, оказавшись впервые за рубежом, он жадно набирался впечатлений, но через день устал, а еще через день захотел домой. И когда мы пересекли границу и оказались в России, я видел, как он волновался, клянусь Богом, хотя и старался это скрыть. А в Стокгольме его встречали так же, как в Москве или Ростове - с любовью.
Он был "наш", свойский без панибратства.
Мне ужасно будет не хватать Горчева, хотя последние три года мы уже не работали вместе, встречались редко и он подолгу жил в деревне.
Прощай, Дима! Тут есть много людей, которые будут помнить тебя.