ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ ДВОРЖЕЦКОГО
ygashae_zvezdu — 01.12.2019Ровно 20 лет назад, 1 декабря 1999 года трагически погиб Евгений Дворжецкий.
Представляю вам воспоминания о нем своего друга Ильи Рубинштейна, - выпускника ВГИКа, сценариста и режиссера, члена Союза Кинематографистов.
Написано и поставлено Ильей столь много, что мне стоило огромных трудов выбрать самое мое заветное и любимое.
И все же, вот он выбор.
Лучшая книга: «Мы жили в семьдесят девятом».
Лучший поставленный сценарий: фильм «Папа» по пьесе Галича «Матросская тишина».
Лучший фильм, как режиссера художественного фильма: «Май».
Лучший фильм, как режиссера документального кино: «Французский сон».
Итак, передаю слово Илье.
Я не входил ни в ближний круг Женьки, ни в средний, но, тем не менее, мы работали вместе полтора года. Делали программу «Про фото» на канале «Культура». Женька был ведущим, Валя Донсков, мой друг и ВГИКовский однокурсник - режиссером, я сценарии писал. Потом, когда Валя ушел я стал и писать и режиссировать на пару с Колей Дуженковым.
С Владиславом они братья только по отцу, мамы разные. И когда родился Женька, Владислав, уже взрослый мужик, прислал отцу телеграмму: «Я слышал, у вас опять мальчик?»
Отец был для Жени абсолютный, непререкаемый авторитет, чьего мнения он боялся. Когда Женя первый раз вернулся в Горький, не поступив на актерский, Вацлав Янович сказал: «Больше поступать не будешь, не позорь фамилию». А парень ведь не на творческих турах завалился, на сочинении.
Поехал поступать второй раз. Творческие туры прошел, остались общеобразовательные предметы и тут умирает Владислав. Мама Евгения, Рива Левите, была на гастролях. Вацлав Янович один остался в Горьком. И все боялись ему о смерти сына сообщить. Как сообщить? По телефону нельзя, почти семидесятилетний старик и никого рядом, мало ли какая реакция. Выдернули Женьку с экзаменов.
Он приехал, зашел домой. Отец сидел, ел гречневую кашу. Женя говорит: «Папа, Владик умер!» А он посмотрел так на него, реакция на смерть тоже ведь непредставимая, «А, - говорит, - все это ерунда, слухи!». И стал продолжать есть кашу. Потом, конечно, до него дошло, но первая реакция была такая, самозащитная.
Меня в этой истории поразило другое. Я представил семнадцатилетнего мальчика, который едет целую ночь в этом поезде, глаз не сомкнув, для того чтобы сообщить отцу о смерти брата. Мое глубокое убеждение, что эти восемь часов в поезде доформировали костяк Жениного характера. Человеческую, мужицкую закалку он получил тогда. На экране впечатление обманчивое. Женя в большинстве фильмов утонченный такой парнишка. А у него начало было очень мужское и очень харизматичное.
Ему эта закалка в профессии помогла. Несмотря на вроде удачную карьеру Женя пробивался ведь очень сложно. Очень долго искал свой театр. Сколько людей сломалось, ушло из профессии. А он остался, поскольку бил в одну цель, знал, что ему нужно, чувствовал свое призвание, возможности.
Хрупкий-хрупкий, а я помню, мы что-то отмечали в студии после съемок, взяли вина. И нет штопора. Женя не пил, был за рулем, просто сидел за столом, он вообще со всеми на равных держался, с операторами, гримерами. Смотрел на нас, смотрел и говорит: «Дайте сюда бутылку!» И тут я обратил внимание: точеная фигура Жени и мощнейшие руки. У него была совершенно непропорциональная ладонь. Бутылка тонет в его руке, он бьет по горлышку и пробка вылетает.
В работе за каждую букву цеплялся. За день-два до съемки я оставлял на вахте театра сценарий. К съемкам Женя знал эти пять листов назубок, без этих актерских штучек, - суфлер, заглядывание в текст.
Снимали в студии на Таганке, это не Останкино, там не было ничего. Ни раздевалок, ни гримерной. И Женя все время носил с собой костюм. Казалось бы, ну надень куртку, у нас не политическая программа. Нет, он на каждую съемку привозил костюм, смокинг. И никогда не опаздывал, - ни на секунду.
С этим фанатизмом точного времени мне пришлось столкнуться. Женя тогда единственный раз на меня наорал.
Он мне две клички дал: «Достоевский» и «Шлимазл». «Шлимазл», типа «босяк», «ходячее недоразумение» в переводе с идиша.
Спонсором программы «Про фото» сначала была фирма «Кодак». И вот назначили нам встречу, прием. Рано назначили, часов на десять утра. Я опоздал.
Это даже не совсем рабочий момент, нас просто собрали сказать «Спасибо», подарки вручить.
Вышли с приема и тут Женька так меня понес: «На такие встречи нельзя опаздывать! Как мы будем работать дальше, я даже не знаю!» Я говорю: «Да ладно, обошлось все!» - «Да нет, не обошлось!» Подходим к его машине, мы с Валей договорились, что пойдем пить пиво и Женя должен был довезти нас до ближайшего кафе. Но как сесть в машину к нему после такого разноса? Всё, враги на всю жизнь! Я стою, закурил. И тут Женя высовывается из окна: «Ну что, шлимазл пиво едешь пить!»
С выбором ведущего, почему еще не ошиблись: Женя обожал технику. У него всегда был фотоаппарат самой последней модели, самый накрученный. Навороченный компьютер, сканер, Женя был в курсе всех новинок. И когда он ушел, вот меняется техника, новая версия такой – то программы вышла, новая версия такой, 3D. И думаешь: «Как жалко, что он вот до этого не дожил». Мало того, что на взлете карьеры погиб, так я еще представляю, как бы он радовался всем этим современным прибамбасам техническим. Уже не говоря о том… В общем, я на сто процентов уверен, что Женька с его талантом, фактурой и харизмой сегодня был бы в числе самых востребованных актеров и в кино, и на театре. Дико, горько до комка в горле – ведь он ушел так нелепо буквально за пять минут до наступления своего времени. И все эти два десятка лет я очень часто о нем думаю.
А один раз со мной даже было… не знаю, как это назвать… легкое помутнение что ли. Мы поехали с Давидом Карапетяном в Армению, сделать для его книги фотографии мест, где он бывал с Высоцким. Фотографировал, в основном, я. Вернулись, Давид фотографии распечатал, и говорит: «Блин, какие классные снимки!» Я посмотрел, действительно хорошие фотки вышли, особенно одна – снятая в режиме церквушка на фоне гор. И я говорю Давиду: «Слушай, сейчас Женьке позвоню! Вот это ему показать не стыдно!»… А Женьки уже пять лет не было.
В память Жени мы сделали фильм с Валей Донсковым и Тимуром Хрюкиным. За основу взяли съемки Жениного сорокалетия, которое отмечалось уже после его смерти. Перебили всё не вошедшими в передачу «Про фото» дублями со смешными оговорками, которые, понятно, в программы не вошли. За кадром звучали песни «Чижа» (Сергея Чигракова), которого Женя очень ценил.
Когда Дибров пригласил жену Жени Нину Дворжецкую в передачу «Антропология» она туда с фильмом этим пришла и его целиком перед их разговором о Жене показали.
А буквально через день-два на Женину годовщину Нина собрала в театре поминальное застолье. И где-то посередке этого застолья решила меня Диброву представить, не зная, что мы знакомы. Я фильм о программе «О, счастливчик» делал, которую Дмитрий тогда вел и мы с ним под камеру смены три-четыре проговорили. Ну и стоим мы с ним и с Ниной, курим, о чем-то разговариваем. А потом Нину кто-то отозвал. И я, чтобы разговор поддержать как-то, спрашиваю: «Дима, а вы фильм-то о своем шоу видели?» «Да, посмотрел, - говорит он без энтузиазма, - но если б ты видел, какой ребята фильм памяти Женьки сделали!» На пару секунд впав в легкий ступор, я сказал Диброву: «Фильм этот видел, действительно, очень хороший». И почему-то (вот почему – не знаю до сих пор), так и не признавшись в авторстве и этого фильма, вернулся за стол, сел на свое место, налил рюмку и в одинаре выпил за Женьку.
Обычное дело, когда происходит трагедия, начинаешь вспоминать, цепляешься, - а вот почему это случилось, вот, вот плохой знак! Я помню, он привез нам подарок, книжка вышла «Династия», о Дворжецких, Женя каждому в группе экземпляр надписал. На обложке портрет Вацлава Яновича, Владислава и Женькин. И оператор наш, Ира, едва Женя вышел переодеваться в свой строгий черный костюм, говорит: «Зачем же он рядом с покойниками фотографию свою поставил?»
Это была предпоследняя съемка.
Через два дня Жени не стало.