Осенняя фантазия, родившаяся из наблюдений за процессом уборки опавшей листвы

  Дворничиха Зинаида Петровна, или БабЗина, как ее величала вся округа, отвечала не только за двор дома номер семнадцать по улице Толстого, но и за прилегающую территорию. В это понятие входил изрядный кусок тротуара по обе стороны улицы и небольшой пятачок между летней площадкой итальянского кафе и лицеем. Чего только не наслушаешься, пока метешь!

  Тряпки, курорты, деньги, деньги, снова тряпки, мужики, иногда – дети. Всегда одно и то же. И в кафе, и в лицее…

  То ли дело мести двор жилой трехэтажки! Каждый день новая серия.

  Встречи, расставания, измены, клятвы в верности. Коммунальные кухни, наполненные запахами и скандалами. Невнятные звуки радио, позвякивание ложечки о край стакана, стоны, клацанье печатной машинки, телефонные разговоры.

  Аккуратно огибая метлой чахлый кустик доживающего последние дни дубка, БабЗина услышала сдавленные рыдания. Она остановилась и прислушалась – так и есть, Сашенька, милая конопатая девчушка с первого этажа, плакала навзрыд, смешно шмыгая носиком и повторяя «Никогда, никогда, никогда не прощу тебя! Ненавижу!!!»

  БабЗина вздохнула. Вот еще одна… Тащат на себе люди эти мешки неподъемные, кряхтят, гнут спину… и ведь не объяснишь каждому, что ненависть, обида, гнев – пребудут с тобой до самой кончины. От них нужно избавляться легко, без сожалений, искренне, от всего сердца прощая, забывая, отпуская… опустошая мешки без промедления. БабЗина вздохнула горше прежнего и пошла к себе в дворницкую.

  Полуподвальное, всегда сумеречное и прохладное даже в самую жаркую жару, помещение, в котором БабЗина жила и хранила инвентарь – было заполнено мешками с мусором, набитыми под завязку. На лавке у стены сидело трое. Сегодня она управится быстро, и можно будет завести патефон и до самой ночи подпевать вполголоса любимую, про Байкал. И еще «Эй, ухнем». Ну, и перед самым сном – про моряка, что уже никогда не вернется в родной порт.

  БабЗина прислонила метлу к стене, отряхнула громадный фартук, доставшийся ей от отца, который тоже работал дворником всю свою жизнь.

 - Ну, кто тут у нас первый, самый смелый? Тащи сюда свой мешок…

  Спустя полчаса, счастливый и опустошенный, первый из троих был свободен. БабЗина подвела его к неприметной дверце в глубине помещения, приоткрыла ее ровно настолько, чтобы впустить посетителя:

 - Отец! Оте-е-ец! Принимай!

Святой Петр подмигнул дочери и мягонько, под локоток, повел гостя к золоченым воротам…