Орднунг прежде всего.
sl_lopatnikov — 06.03.2021 Решил навести порядок в своей стихийной деятельности и как-то упорядочить подборки. Сегодня - первая серия, которую я бы охарактеризовал как "ЭПИЧЕСКИЕ СТИХИ"...Из серии: Путевые записки.
Вступление
Опять вокзал и дальняя дорога,
Огни ночные, села, города...
В дороге человек гостит у бога,
А так - не встретить бога никогда.
То, что казалось важным и весомым
В один момент в пути меняет лик
Вагон - потомок древнего парома, -
Нас через жизнь везет как через Стикс
Куда везет? – Того сам бог не знает
Туда и пьяный бес не забредал,
Там ясным днем звезда Полынь пылает
И воды рек горьки как люминал.
Отправление
По-над морозом тянет угольком...
Седая муза звезд, дорог и странствий,
Увенчанная вязаным платком,
Буржуйку топит в свернутом пространстве
Машины времени, что спит перед прыжком
В четырехмерность, вытканную настом.
Соседи кличут музу «Тетей Настей»,
Но, нынче тетя Настя – коммодор.
Зевесом данной высочайшей властью,
Она освобождает коридор
От слез прощания и пожеланий счастья.
Неслышно дрогнув, тронулся вагон,
Вбирая свет знакомых перекрестков.
Оставил в прошлом первый перегон
Ночной столицы огневые блёстки,
Пескам Египта приравняв перрон.
Стал артефактом, призраком из сказки,
Загадкой чертежей пустыни Наски,
Обжитый с детства неказистый двор.
Там, в час ночной, невиданной окраски
Коты вели серьезный разговор
От томных пассий добиваясь ласки.
В моем дворе сошелся славный мир.
Кроме котов, там жил артист Ливанов,
Чуковский жил и шел горою пир
В банкетных залах пьяных ресторанов,
Где сочетался сталинский ампир
С залетным шиком пришлых уркаганов.
А мы слагали песни о туманах,
Нам грезился далекий Кунашир,
И крепкий дух отважных капитанов
Из старых книг, зачитанных до дыр,
Руководил мечтой при составленьи планов.
То было время, странное, как сон.
Смешались в нем бараки Индигирки,
Политехнический и сигма-гиперон,
Полет Гагарина, походы и пробирки.
Но сон прошел. Летит в ночи вагон
И молодость уходит в область лирики.
Так кракелюры покрывают лики,
Скрывая красок изначальный тон.
Так исчезают солнечные блики.
Так оcень тучами украсив горизонт
Вдруг отменяет летнюю палитру...
Притих вагон. Закончился бедлам.
Пристроив чемоданы и баулы,
В холодных тамбурах застыли по углам
Курильщиков бессменных караулы.
+++
Арктогея
Запуржило, ах, как запуржило…
Жилы тянет морозная ночь.
Где земля, на которой мы жили? -
Где тот бог, что нам сможет помочь?
Зазеваешься хоть на минуту,
Белым зверем подступят снега,
Всех, кто сбился с прямого маршрута
Заморочит, закружит пурга.
Сопок дальних стальные громады
Станут вечным надгробием им
Посредине безмолвного ада
В круге льда и неистовых зим.
Это край. Это – Ultima Tule,
Здесь прижился особый народ.
Жизнь - как свиcт обжигающей пули
В этой зоне высоких широт.
Здесь не место богам и сомнениям.
Здесь устав – одно слово: «Вперёд!»
Через вихри и снег, по каменьям,
Кто бежит, кто идет, кто ползет.
Не понять вам, кто в сытном уюте
Оприходует смутные дни:
Есть свобода жить в тесной каюте
И искать путевые огни.
+++
Деревня
Двадцатый век сюда не забегал,
А двадцать первый больше любит Мельбурн.
Свирепый информационный вал
С деревней существует параллельно.
Здесь, как и прежде, яблони цветут,
Детей, бывает, делают в овине
И опростаться через двор идут,
По щиколотку утопая в глине.
Здесь вряд ли знают Маркеса и Оэ,
Делёза не читают спозаранок,
Предпочитая чтению - ночное,
А всем Платонам – тихий звон стаканов.
Пространство-время отдыхает здесь
Раскинув многочисленные руки
Деревьев сонных. Но «Благая весть»
Живет в деревне. Видимо, от скуки.
+++
Темучин
Когда по воле Тортугая
Мальчишке, сыну Есугея,
Колодка, как петля тугая,
В лохмотья истирала шею,
Того не ведала охрана,
Что так рождается мужчина
С великим духом Чингис-Хана
Из молодого Темучина.
Когда в бою стрела нукера
Нашла дорогу к телу воина,
Но был прощен стрелок - за веру,
За то что вел себя достойно, -
Никто не знал на поле бранном,
Что так рождается мужчина
С великим духом Чингис-Хана
Из молодого Темучина.
Когда в морозы Цааган Сара
Под песнь степную морин-хура
По чашам разливали айраг
В походном гэрте баатура,
Никто не знал за достарханом
Что так рождается мужчина
С великим духом Чингис-Хана
Из молодого Темучина.
От вод Янцзы, от Халхынгола
До Судака и гор Кавказа
Рука свободного Монгола
В боях не дрогнула ни разу.
Тому, кто смел – тому и слава! -.
В победном вихре урагана
Рождалась грозная держава
Как продолженье Чингисхана...
... Молись вертлявая Европа! –
Вернется призрак Чингисхана.
Внемли! - Ты слышишь дальний ропот
Подобный грому урагана? –
То собираются тумены
Бойцов, не ведающих страха,
Чтобы от края Ойкумены
Прийти и Рим разрушить махом
И принести свободу степи
Ее полынно-горький запах,
Что слаще всех других на свете...
Но, недоступный вертопрахам.
+++
Находка
Дорога,
Доки,
Сигареты...
За сопками закат жевал
Арбузный краешек планеты.
Раскрылись снов давнишних завязи,
Передо мной качались в танце
Вагоны, сытые пакгаузы,
И грузный борт «американца».
Баркасы мерно чокались боками,
Звезда валилась в дальний Сингапур,
Ночным туманом, жестким как татами
Укрыл восток Небесный Штукатур.
От порта пахло рыбой и соляркой,
С Луной бодался пьяненький прожектор
И фонарей разрозненный стеклярус
Был стянут в нить Находкинским проспектом...
...Я к морю шел и слушал шепот волн
О тайнах истуканов Рапануи,
О том, что в море солнечные струи
Несут Богини Света вечный челн...
Я верил волнам больше чем себе.
Я знал что там, средь стройных крипомерий
Скрыт древний храм, где места нет борьбе
И возздается каждому по вере.
Тот храм и ныне, как и был, далек.
Находка погрузилась в воды Леты.
Но все-таки я вижу огонек,
Что мне светил на том конце планеты.
+++
Из серии Баллады
Баллада о Немийском жреце
Воздух свеж. Печальный запах дыма
Ветер от Ариция доносит.
Вдалеке от сутолоки Рима
Беглый раб у звезд победы просит.
Звон мечей тревожит крону дуба,
Бьется раб с избранником Дианы
За свободу, что ему так люба,
За мечту, что исцеляет раны.
Жрец могуч. Он гибок и опасен,
Как Пифон - цепной дракон Юноны.
Крепки мышцы, лик его ужасен,
Крик победный заглушает стоны.
Но, соперник нынче тоже в силе -
Юн и смел наследник Апполона.
Кто из них закончит день в могиле,
Вырытой заранее у склона?
Длится бой с восхода до заката,
Пятна крови, как цветы бартсии,
Шлемы сбиты, не в порядке латы,
Улетают вместе с дымом силы...
Нет! - Рукой раба в тени дубравы
Сам Юпитер, вероятно, движет:
Вот она - минута горькой славы! -
Миг - и жрец повержен и унижен.
Победитель пляшет на поляне.
Золотую ветвь срывает смело.
Новый жрец в священном одеяньи
Погребает жертвенное тело.
Цезари и воины поклонятся
Гордому избраннику Дианы.
Но отные век ему боятся
Шороха, и тени, и обмана.
Всякий раз, как дальняя зарница
Озарит отроги темных гор,
Венценосцу ночью будет сниться
Жуткий сон, как вечный приговор.
Там, во сне, печальный запах дыма
Ветер от Ариция доносит.
Вдалеке от сутолоки Рима
Беглый раб у звезд победы просит.
Звон мечей тревожит крону дуба,
Бьется раб с избранником Дианы
За свободу, что ему так люба,
За мечту, что исцеляет раны...
+++
Засуха в Палермо
В Палермо засуха. Дорога cбита в пыль
Тяжелым шагом черного светила.
Поля заржа'вели. К земле прильнул ковыль,
Надломленнный люциферовой силой.
Отчаянье... Надежда все слабей.
Собаки воют, чувствуя невзгоду
И тихий ропот: «Голод... Голод...Голод...» -
Как овод - Ио, мучает людей.
Бегут на площади. В соборах суета.
Старухи, дети, нищие, крестьяне,
Клянут святых – святая простота! -
За то, что год не балует дождями.
Бьют статую. Сдирают позолоту.
Бичи свистят. На площади костер.
«В огонь ее!» - В запале крикнул кто-то
И палец указательный простер...
Но небу дела нет до глупости народа.
В Атлантике, там где течет Гольфстрим,
Рождается циклон. И новая погода
Дня через три по грудь затопит Рим.
+++
Готическое
... К вечеру один остался вождь,
Молча бьётся среди тел убитых.
Только нож в запасе, только нож,
Да колчан из горного самшита.
Туго натянулась тетива,
Темной кровью напоились вены.
И вождя седая голова
Осветилась пламенем геенны.
Напоследок дрогнула стрела,
Ощутив живую мощь десницы,
В грудь врага впилась пером с крыла
Легендарной стимфалийской птицы.
Бьется вождь, нет силы отступить,
И охранник спину не прикроет.
Что ж, придется кровью окропить
Ту деревню, где собака воет...
Крутицкое подворье
Первый снег – посланник стужи, -
Лег на крыши, на газоны.
Город смолк, замерзли лужи,
Глухо каркают вороны.
По долинам и по взгорьям,
Через стихший Новоспасский,
До Крутицкого подворья
Мы спешим навстречу сказке.
В сказке древние деревья
Неказисты и горбаты
И невнятны, как поверья,
Патриаршии палаты.
Тучу с тучей, с камнем - камень
Закружило в снежном прахе.
Тени ходят перед нами
Словно чернецы - монахи.
Словно все вернулось снова:
Царь в Кремле, трактирщик в Яме,
Дальний свист городового,
Бабы с пьяными парнями.
Поп колдует на амвоне,
Жизнью вечною маня
И цыган куда-то гонит
Белогривого коня.
Будто не было в помине
Революционных лет,
Ни челюскинцев на льдине,
Ни гагаринских побед…
…Снег стирает год за годом,
Превращая в тлен и прах
Память славного народа -
Память о больших делах.
+++
Силы Добра
Где-то там, на границе Алтая
Или, может быть даже в Тибете
Есть страна, про которую бают,
Что она за планету в ответе.
Там, невидимы и непреклонны
Обитают Великие Маги.
Их дома – неприступные склоны,
Их печали - о Мире и Благе.
Говорят, им стихии покорны,
Души гор и морские просторы,
Будто строги они и упорны...
Вот такие идут разговоры.
Как поется в рунической саге:
"Грянет день и в порыве великом
Силы зла и Великие Маги
Бой начнут пред божественным ликом.
И пойдут на прорыв батальоны
Сил Добра против Зла и Порока,
Кровь зальет неприступные склоны
Когда Солнце восстанет с Востока."
Так наступит всеобщее счастье:
Зло исчезнет, исчезнут пороки.
«Завершится к рассвету ненастье!» –
Утверждают певцы и пророки.
Только вот что немного тревожит:
На дорогах счастливого века,
Где исчезнут противные рожи,
Можно ль будет сыскать человека?
Гётические стихи
Беседа со скептиком в романо-германском стиле
Допустим,
В первом приближении,
Мы – люди,
Двуногие, без перьев,
С мягкой мочкой уха,
Нагие под одеждой подмастерья
Всесильного в своем пороке духа.
Допустим,
Наша жизнь –
Продукт иллюзий,
Беспомощных надежд
И поздних сожалений,
Что головой Крестителя на блюде,
Венчает стол на пире вожделений...
Допустим,
Среди тризн
Вершатся виражи
Дурных побед,
Которым нет прощения...
...Постой, мой друг. Подумай и скажи,
К чему ведут такие допущенья?
Неужто свет померкнет за окном
И станет пуст гостеприимный дом,
И солнца луч, пробившийся сквозь штору,
В младенце спящем не найдет опору?
Неужто куст неопалимой купины
Не призовет в урочный час пророка
Вести народ к подножию стены
Еще не существующей до срока?
Не будет листопада в октябре?
В июле рожь не сможет колоситься?
Весной не прилетит к гнездовью птица?
Свечу задует ветер в алтаре?
Все в срок придет. Ты понят. Ты прощен
За то, что жил судьбою человека
И своевременно погрузит в крепкий сон
Тебя невидимый, но лучший в мире лекарь.
Поэт и Посланец
Свеча потухла, воск оплыл.
Поэт вздремнул... Сырая мгла,
Как легендарный шестикрыл,
Воздвиглась около стола.
Из темноты раздался глас
Посланца мрачных черных дыр:
«Скажи мне, старый ловелас,
Зачем коптишь ты этот мир?
Как смеешь словом жечь сердца
Ты, жалкий, мелочный болтун,
Пародия на мудреца,
Наглец, охальник и хвастун?
Кто право дал тебе учить
Тому, что есть добро и зло,
Когда не можешь различить
Чело святое и мурло?...»
Поэт очнулся в тот же миг
И, вперив очи в пустоту,
Промолвил: «Жизнь! - Вот мой родник.
Я жизни славлю чистоту.
Пока я жив и мну девах,
Пока держать способен чарку…
Пошла ты, тень, отсюда. Ах
Валяй, воспитывай Петрарку.
(Пошла ты, тень, отсюда на х…
…Ах... Грех мешать «Портвейн» и «Старку»).
|
</> |