Опережающее развитие

alexeyostrovsky — 27.08.2023

Человек не всегда находился в такой близкой связи с животными, как, например, сейчас. Эта связь постоянно усиливалась. Сначала человек был удалён от животных, потом, выделив некоторые виды, приблизил к себе. Так появились домашние животные. Степень близости и влияния человека на них была и остаётся неодинаковой, — одни стоят очень близко, другие отстоят дальше. От этого зависит то, как меняются сами животные, вступающие во всё более тесные отношения с человеком. Можно видеть, что появляются такие, которые совсем уже не могут существовать отдельно, утеряв все навыки самостоятельного выживания. Попробовав выделить всю историю этих отношений в единый поток, можно представить душевное настроение, формировавшееся у людей на протяжении всего времени, что они взаимодействовали с животными. Что приобретается через это душевное настроение человеком? Существует устойчивый штамп, что это опыт любви. Это вряд ли так. Я бы назвал это опытом сочувствия и с любовью это нужно разделять, ведь мы часто и легко говорим штампами о любви к животным, к природе или погоде, не замечая, что так обозначаем лишь своё пассивное удовлетворение от встречи с впечатлениями, приходящими извне от объектов, лишённых саморефлексии. Любовь не может исходить из пассивной позиции, быть следствием наслаждения или направляться на того, чьё место в мыслях мы не можем даже попробовать занять, претендуя на понимание его существа. Потому, если мы можем исключить тягу к удобству, и отнесёмся к животным серьёзно, то скорее верно было бы говорить о сочувствии. Животные могут чувствовать, хотя и в ином качестве переживания чувств чем мы, но несмотря на это, наши с ними отношения верно назвать обитающими в данном измерении. Мы, безусловно, можем сколько угодно чувства осмыслять, но уже в этом измерении, — в котором мы осмысляем,— никакое животное ничего в ответ нам вернуть не может, но вернуть свою радость или страх в измерении чувств — может. Именно понимая эти простые чувства животного, переводя их таким образом через своё понимание в сферу недоступную животному, мы устанавливаем такую связь, которую животное не может более установить ни с кем. Животное может это переживать через возрастающую привязанность. Этого оно ищет у человека. Потому оно возвращается постоянно к человеку, хотя бы раз пережив то, о чём идёт речь. Так устанавливается нечто вроде здоровой связи с ним. Животное, живущее с человеком, жаждет таких отношений, и они приносят ему ту степень удовлетворения, которую можно было бы в человеческих понятиях назвать смыслом жизни. Конкретизировать описанное сочувствие можно так, — это покровительство или то, что под таковым мы понимаем, стремясь сделать переживания животного как минимум не причиняющими ему страданий.

Содержание данной картины очень сильно зависит от душевной наполненности самого человека, предлагающего животному своё покровительство. И вот тут можно заметить, что сегодня появляется тенденция к чему-то обратному, когда человек ввиду слабой жизненной позиции, проистекающей из бессилия и одиночества, не может действительно покровительствовать, превращая отношения с животным из сочувственных в нечто более значимое для жизни его самого, пронося свой опыт общения с животным в те более высокие душевные слои, где этот опыт ранее не играл никакой роли и играть её не должен, — он ставит животное рядом с собой на место другого человека. Так животное может начать заменять друга, члена семьи, коллегу. Это можно переживать даже будучи в окружении других людей. Тогда важно обратить внимание на место окружающих в душе у такого человека, насколько глубоко они туда проникают. Отшельничество вовсе не обязательный признак тотального одиночества, а современная культура предоставляет огромное количество способов реализовать одиночество, не покидая социума. Потому не важно реальное отношение человека к животным, — приятны они ему или нет, — попросту нет иных живых существ, связанных с человеком общими жизненными условиями, с которыми можно встретиться, если присутствует стремление людей в душе избегать. Всё относимое к содержанию идейного внутреннего мира, которое вполне человеком для себя может как-то даже и субъективироваться, заполняя одиночество и влияя на человека, никак не принуждено разделять с ним его жизненные условия. И тут не имеют смысла рассуждения об объективности или реальности такого внутреннего содержания. Главное то, что наличного бытия у мыслей, идей и всего прочего, что может вдохновлять, подвигать, увлекать, захватывать, замыкая человека в себе, — нет. Итак, удаляясь от других людей, в окружающем жизненном пространстве человек может встретиться лишь с животными, если будет искать других живых существ, связанных с ним и принуждённых к общим условиями пребывания. Всё остальное — за рамками этого рассмотрения.

Такую встречу не верно понимать как падение в животность в привычном смысле. Характер изменений душевной жизни в данном случае совершенно не говорит об этом и не требует ничего подобного. Тут тоже нужно избегать штампов, касающихся представлений о животности. Такой человек, как правило, имеет очень богатый душевный мир. Сегодня глубина падения часто определяется не степенью варварства, а скорее наоборот. В этом и есть опасность, свойственная уже лишь только нашему времени, — чем свободнее ты становишься, сильнее себя усложняешь, тем выше риск упасть глубже. А способы предостеречь себя и предотвратить такое падение можно назвать целями и задачами нашей современной культуры. Насколько же эти задачи реализуются — вопрос риторический. Ведь свобода не подразумевает тотальности, она не более чем средство отступления от привычно бывшего в целях поисках нового. Свобода никогда не должна быть самоцелью, иначе, становясь абсолютной, она из инструмента развития превращается в инструмент самоуничтожения. Одержимость свободой даёт возможность стремительного усложнения душевных качеств, которого не приобретают окружающие так возрастающего человека. Постепенно, шаг за шагом, отбрасывая сдерживающие проявление свободы факторы, такой человек освобождаются если не от всех, то от большинства препятствий на путях реализации этой самой свободы, он поспешно берёт её всю, с избытком, и проходит один и тот же путь во много раз быстрее других. Взяв столь многое и выбрав доступное, в какой-то момент он останавливается, оторвавшись от остальных. Другие люди становятся непонятны, они удаляются, человек оказывается в одиночестве. Таким образом одиночество часто является следствием исключительной развитости, но, к сожалению, односторонней. Одиночество также — это избыток свободы.

Встречаясь с животным уже через одиночество и, проявляя в отношении него свою волю, человек делает с ним нечто другое, нежели просто сочувствующий ему в обычных условиях. Он вовлекает его в свою сферу переизбытка свободы, пытаясь вывести животное за рамки его обусловленности им самим. Так, через появляющуюся привязанность к человеку, животное переживает совершенно невозможный без отрыва от его собственного мира опыт причинности, лежащей не в собственной воле, связанной через инстинкт с природой, а в воле человека. Конечно, этот опыт животным не рефлексируется, но он, безусловно, наличиствует и воздействует на него, а оно, в свою очередь, рядом с человеком живёт иначе, чем в природе, пребывая, например, в условиях или ритмах, обусловленных именно человеческим одиночеством, —крайней формой воплощения индивидуальных необходимостей. Так животное косвенно получает нечто похожее на опыт свободы, человек делится им с ним, освобождая его там, где это возможно от связи с принуждающими законами природы. Сказанное не означает, что человек пытается прививать животному навыки свободной жизни — это было бы глупо. Я бы сказал, что содержание этих отношений в массе никак вообще не осмысляется и осознанного целеполагания не имеет, а изменения происходят лишь как неизбежные следствия при влиянии одного на другое. Выражаться они могут, например, в значительном усложнении черт характера отдельных особей или их групп. Эти примеры очень просты и на глазах у многих. Так каждая отдельная собака в городе получает от встречи с избытком такой свободы невозможный для её предка — волка — опыт изменений.

Включение животного в такой мере в свою душевную жизнь, почти всегда происходит параллельно с развитием сентиментальности. Её как раз чаще всего и принимают за любовь к животному, что совершенно не исключает необходимости самым добрым и тёплым образом относиться к нему. Это лишь исключает возможность прихода к пониманию сути любви к человеку, отбирает душевное пространство для этого, — понимание просто некуда вместить. У сентиментального человека душевные качества поляризуются, приводя к развитию противоположностей. Такой человек может быть, например, жестоким. И так во многом другом, когда затрудняется приход к действительным мыслям о том, что на сама деле стоит на месте любви. Если считать, что любовь — цель, то так человек от неё постепенно удаляется и мы приходим к нынешней ситуации расщепления, когда эта цель перестаёт быть общечеловеческой. Состояние одиночества приводит к постепенному искажению картины мира в той части, в которой человек начинает пропускать то, что можно назвать содержанием всей совокупности человеческого делания, творимого на очень различных путях. Это содержание культуры. Такое делание выражает устремление через приобретаемое изменять себя. Любое саморазвитие через науку, религии, искусство и тому подобное ведёт куда-то туда — вперёд, но будто на разных этажах. Объединяет такое движение то, что оно вбирает в себя всё творимое людьми, в меру данного временем и их способностями. И вот кто-то, оставшись в одиночестве, сколь высоки небыли бы его идеалы, постепенно в этом движении участвовать перестаёт, тормозит и начинает отставать.

Так можно изобразить картину постоянно движения различных групп, как людей, так и животных: одни стремятся вперёд, другие останавливаются, иные нисходят, утеряв большую часть прежних навыков. И эти потоки постепенно начинают будто приходить к соприкосновению, когда можно, например, сказать о глубоко павшем человеке, не стремящемся развивать то, что выделяет его из других живых существ, и о непривычно развитом животном, которое вопреки всему почему-то стремится в сообществе с человеком приобрести такие качества, которые очень сильно поспособствуют его восходящему выделению из ему подобных. Это движение постоянно. И таких примеров в культуре много, о них написаны диссертации, книги, поставлены спектакли, спеты песни, сняты фильмы. И если движение вперёд вместе со всеми по каким-то причинам становится затруднительным, то нужно понимать, что единственным способом остаться в этом жизненном пространстве является обращение своего внимания на тех животных, которые меняясь под воздействием людей, приближаются к ним, отдаляясь от иных представителей своего царства. Любые альтернативные этому возможности в упомянутых обстоятельствах, связаны со сходом с путей человеческой эволюции. Иными словами со смертью. Так постепенно и изменяется то особое душевное настроение, выражающееся в связи с миром животных, о котором когда-то в далёком будущем, вероятно, можно будет сказать, что для продвижения вперёд одних потребовалось отстать другим.

Всё сказанное, конечно, нельзя уложить в рамки жизни одного человека, это большая панорама и долгий процесс, который далеко не окончен. И если попробовать представить какого-то человека живущего бессмертно многие тысячи лет, то получается такая картина, где идя бок о бок с другими, он меняется отлично от них так, что его цели и интересы расходятся по принципиальным вопросам с остальными людьми. Первые верят, что любовь можно и нужно искать, а он отвечает им — нет. Он искал и более сил на это у него не осталось, а приобретённое за весь путь он готов подарить тем, которые могут это принять, ибо не знают, что можно искать нечто большее. Поступающие так люди, несмотря на отсутствие желания продолжать дальше путь, остаются при своих потребностях и задачах. Постепенно выходя из общего с другими людьми потока сотворчества, отрицая приходящие культурные формы, они будут вынуждены искать что-то подходящее для себя там, где они оказываются. Так появляется стремление наполнять себя требуемыми впечатлениями во имя своего развития в изменившемся окружении. Сказать об этом сложнее всего. Но тем, что очень отдалённо напоминает реализацию такими людьми это будущего устремления, можно назвать идею цирка. Принуждая животных вести себя по-человечески, дрессируя их так, что они в своём поведении начинают будто подражать людям, выражается эта жажда, которую испытывает одинокий человек, вступивший в чрезмерные отношения с животными и отказавшийся от действительных отношений с людьми. Тогда, теряя душевную способность получения импульсов к своему дальнейшему движению из человеческой культуры, он создаёт какое-то её подобие, дающее возможность получать впечатления, которые утрачены в привычном окружении. Потому цирк с животными выглядел столь гротескно во все времена. Начавшись с грубости жестокого римского венатио, он пришёл к пошлости сентиментального современного цирка. Не трудно заметить, что извлечение таких переживаний, вся эта огромная жажда своего продолжения, неизбежно сопровождается насилием и извращением всех тех устремлений, которые когда-то привели человека на этот путь. Так, изначальное покровительство оборачивается принуждением, сентиментальность замещается цинизмом и жестокостью, а всё вместе это становится злом. Но повторюсь, что этот пример можно назвать лишь чем-то очень предварительным, а настоящая картина этих связей будет писаться не скоро. И она, конечно, будет несравнимо богаче в своём содержании, но что-то о таком грядущем финале, как мне кажется, следует пытаться начинать говорить уже сейчас, ибо изменения, происходящие на описанных путях, в какой-то момент становятся необратимыми.

Изображение на обложке

Снимок австрийского фотографа, путешественника и альпиниста Себастьяна Вальхюттера (2013).

Изображённая на фотографии собака появилась из ниоткуда и следовала за автором целую неделю во время его восхождения в Гималаях. Она всегда спала перед его палаткой, охраняя вход по ночам. Этот снимок сделан на высоте 5000 метров, куда вместе с автором пёс поднялся, проснувшись в четыре часа утра, чтобы успеть к восходу солнца. На этом месте на вершине так он просидел почти полчаса, глядя на долину.

Оставить комментарий

Популярные посты:

traianus

Казино Гизбо: магнит для геймеров – богатство игр, щедрые бонусы и передовые технологии на одной надежной платформе

magman67

Последняя глава для любимого журнала «Tuay Toon»

veronika_stef

Ресторан "Баклажан" в ТРК "Европолис"

anatolij_921

​***

pro100_mica

Фотограф дня Владимир Богданов

ida_mikhaylova

Плоды и песни растеряет лето(с)

foto_history

Полвека «Бульдозерной выставки»

zly_pies

Астрологи объявили неделю неслыханной щедрости

loversbooks

Немного о книгах

• Ранее
• Архив