Опаляющий ответ

kalakazo — 12.09.2015 Продолжаю популяризировать творчество
моего доброго друга 3axap_kap_kap.
Еще один его (рас)сказ о поповско-наболевшем:

"Опаляющий ответ
Полуденное солнце заглядывало одним из своих "не жалко- лучиков" в маленькое окошко маленького домика сельского приходского священника. Супруга- матушка водила утюгом по одежде, склонившись над бельем, гладильная доска размеренно потрескивала и слева, на диване, росла стопка чистого выглаженного белья.

Отец Иоанн Малько,- так звали священника,- любуясь своей женой, вспоминал события пяти и десятилетней давности. Господь наделил пастыря доброй и честной женой, верной помощницей в службе и доброй матерью подрастающим поповичам и поповнам, что беззаботно резвились на церковном дворе, поскольку у поповского дома двора, как такового, не было, а был один большой церковный двор, как, впрочем, не было и поповского дома, а было приземистое каменное здание, некогда принадлежащее старой средней школе. После того, как в селе построили новый школьный корпус, а здание, после долгой заброшенности, передали церкви, школьная мастерская стала тем самым жилищем для семьи священника, о котором и велось наше повествование изначала.

Батюшка вспоминал все, начиная от первой встречи со своей будущей избранницей. Тоненькая фигурка большеглазой девочки незаметно приковала его взор и пленила мысли, и, тогда еще просто молодой человек и просто Иван, в поисках удобного случая, все чаще прохаживался по чужой улице в тайной надежде встретить ту самую, о которой грезилось днем и ночью на протяжении всей осени.

Потом ему на память приходили обстоятельства этой чудесной встречи, двухгодовалая дружба, первый поцелуй, мечты и признания, желание создать семью с самым любимым человеком на свете. Несмотря на то, что родителей Анечки ее выбор не обрадовал,- они видели будущее дочери в замужестве с каким- нибудь, обеспеченным материально, соплеменником- немцем,- была свадьба и была радость деторождения, не омраченная даже временем, которое называлось, как ни странно, перестройкой, хотя со времени начала оной ничего совершенно не было построено, но лишь разломано и разворовано.

Иван исправно посещал богослужения в местном Покровском храме, пока его не заприметил архиерей и не предложил "Господу послужить", что означало одно- приезжай в город, будем делать из тебя диакона, а затем и священника. Иван, неожиданно для молодой жены, согласился, с нею даже не посоветовавшись. Сколько раз потом Анна укоряла незадачливого своего мужа за то, что столь бесповоротно он изменил и свою, и ее жизнь, и изменил к худшему.

Вернувшись из города облаченным в подрясник, с иерейским крестом на груди и нездешним горящим взором, молодой священник собрал весь нехитрый семейный скарб в кузов грузовика, посадил жену и двухгодовалого сына рядом и все это повез в дальнее село, название которого не все могут выговорить даже со второго и третьего раза. Когда наши путники подъезжали к месту назначения, отец Иоанн, указывая рукой, познакомил супругу с местными достопримечательностями:

- Вот, смотри, Анечка, это местный храм, здесь мы будем молиться, а вот наш дом,- унывающей жене открылась печальная картина запустения и заросший бурьяном двор, обшарпанные стены какого- то странного сооружения, которое, не пойми почему, супруг называл домом. Ане захотелось заплакать, закричать: "Вези меня назад, здесь я жить не буду!", но ее слезы пролились куда- то внутрь, в образовавшуюся вдруг расщелину покорности, которую некоторые отчаянные любители унижений называют, с торжественным придыханием, величественным словом "смирение".

Священника и его молодую жену с ребенком прихожанки восприняли, как приговоренных к ссылке декабристов, а на первом же богослужении обнаружилось, что петь и читать на- церковно- славянском никто, кроме священника, не умеет. Пришлось молодой матушке в срочном порядке овладевать чуждым и чудным наречием, а когда у нее что- то начало получаться, пенсионерки- прихожанки совсем успокоились и перестали нести какую- либо ответственность как за богослужение, так и за священника и его семью.

Бывало, юная попадья поет последование Божественной литургии, посматривая тоскливым взглядом в окно храма, где из магазина напротив, с мухобойкой в руке, продавщица изгоняет вон двухлетнего поповича, до которого в ближайшие два часа никому из богомолиц нет никакого дела. Оказывается, он наклал в штаны и "облагоухал" весь торговый зал.

Мальчишка одет кое- как, потому- что, проснувшись, нашел дом пустым и оделся соответственно тому, как его детские ручонки позволили, к тому же, прорываясь к матери на клирос, он непременно натыкался, и не один десяток раз, на кордон из презрительных старух, что загораживали ему путь к кормилице, дабы матушка не отвлекалась от чтения и пения, а потому пустился странствовать в радиусе ста метров от места, где, зачем- то, мама что- то поет этим строгим бабушкам.

Вторая беременность Ани протекала болезненно. Весь Великий Пост, до обеденной поры, она читала все постовые чтения, потому что читать было больше некому, пела Библейские песни и "Да исправится молитва моя", потому что петь было некому, а, придя домой, роняла кровавые лепешки и муж носил ее на своих руках, на ведро под рукомойником и назад, в постель.

Даже самые близкие и сочувствующие священнику и его жене люди советовали "прервать" беременность из опасения, что у них родится, в лучшем случае, урод. Отец Иоанн, отказываясь даже слушать этих "доброжелателей", посадил жену и трехлетнего, без малого, ребенка на поезд и отправил в райцентр к ее родителям, где Анну положили в местную гинекологию, а, по выписке, заботливая анина мама еще две недели ухаживала за бедняжкой- дочерью. Ребенок родился восьмимесячным, но прехорошеньким, как ни странно. Отец- благочинный, получив нужную информацию от старушек, тут же подсчитал время зачатия младенца и с радостью объявил результаты: "Зачат в Великий Пост! Такой бутуз не может быть восьмимесячным, пусть отец Иоанн не врет".

Не лучшим образом, нежели с батюшкиным первенцем, поступали те богомолицы и со вторым его ребенком Едва малышу исполнилось четыре месяца, как его, то и дело сваливавшегося набок, посадили. Женщины обкладывали "мелкого" со всех сторон подушками, чтобы не отвлекал их от молитвенного подвига. Хотя третьего ребенка прихожанки батюшке и матушке "запретили", ко второму году служения молодая семья настоятеля пополнилась еще одним членом- девочкой, больной и крикливой настолько, что ее тут же, прежде водного крещения, "окрестили"- нарекли безутешным- народным: "Не жилец".

Тут и свалилась на ванину и анину молодые головы доброхотка- прихожанка из молодых. Облюбовав молодого священника, эта барышня определила себе следующую стратегию- быть нянькой детям, а потом, если повезет, и самому Ванечке. Заподозрив неладное, батюшка стал просить прихожан на время богослужения заниматься с его детьми, пока попадья помогает в службе, просил Христом- Богом, чтобы молодую няньку не пускали в его дом, но напрасно. Всем было все равно. Лишь одна женщина, престарелая, из вдовых, часто теряющая сознание по болезни, согласилась быть бабушкой поповским детям и таким образом обольстительницу вытеснили за пределы поповского жилища.

Анечка же ухаживания соперницы воспринимала болезненно, обвиняла во всем мужа и ночью плакала в подушку, когда тот спал. Трудно ей было смириться с общим предательством и равнодушием, подруг же у нее не было и мама была далеко. Благочинный, жалуясь архиерею на якобы частые поездки семьи Малько в родной поселок, добился- таки своего и архиерей божественными усты изрёк: "Родителей навещать будете во время отпуска, раз в году!"

Иерей Иоанн частенько бывал объектом насмешек епархиального духовенства.

- Как там отец Малёк, много ли наплодил мальков?- смеясь, любопытствовал один острослов.

- Полон дом, что твой аквариум!- ответствовал другой, не уступающий ему в говорильном искусстве.

А что отец Иоанн? А он служил, литургисая до пяти раз в неделю, получал выговоры от архиерея, которому исправно доносил отец благочинный, а тому, в свою очередь, охотно "сливали" своего пастыря доброхотки- старушки. Ежеквартально, с садистской периодичностью, устраивали они своему настоятелю выволочку на тему: "Где деньги?", хотя денег- то сами не несли, а все требы, что исправлял батюшка, проходили через церковную кассу. Он уже и от сейфа ключи отдал казначею, и склад со свечами стал десятой дорогой обходить, дабы не производить подозрение, да все никак не могли угомониться добрые христиане, подозревая и обвиняя служивого в приходском безденежье. Одним из немногих источников существования семьи Малько был огород, к которому мы еще вернемся.

Попадья же, как всегда, беременела и рожала. Хотя нет, не всегда. Каждая вторая беременность её оканчивалась неудачно, выкидышем. Одним летом, во время засухи, муж- священник безвылазно находился в храме, служа каждый день с просьбами о дожде у Всевышнего, поэтому своему огороду уделять время и силы не мог. Ростки растений под действием солнечных палящих лучей стали вянуть и сохнуть.

- Отче, поливать огород надо. Пойдешь?

- Нет, Анечка. Три канона вычитывать надо, потом Правило к Причащению, прости, времени не хватает.

Аня натаскалась ведер с водой, а поздним вечером, вернувшись в дом, вдруг ощутила жгучую боль в животе. Едва добежав до туалета, села на унитаз (к тому времени это удобство в жилище поповском уже появилось), неожиданно опорожнила в него содержимое своего шестинедельного чревоношения и, испугавшись, нажала рычаг смывного бачка.

Она ничего не сказала отцу Иоанну о случившемся, дабы не расстраивать его накануне Литургии, а в воскресенье вечером сообщила ему эту печальную весть и они оба, муж и жена, прорыдали всю ночь, глядя в глаза друг другу, словно в отверстие того самого злосчастного унитаза. Утром священник отпевал местного алкаша и все время недоумевал, силясь понять, что сталось с собственными глазами? Лишь придя домой, взглянул в зеркало и обомлел: глаз не было видно. Отёкшие от плача веки оставили для зрения узенькие монгольские щелочки, через которые едва ли что- нибудь было видно.

Позже кто- то, чересчур любопытный, выкрал из регистратуры местной поликлиники аннушкину медицинскую карту и показывал всем желающим, дескать, смотрите, у попадьи пять беременностей было, а ребёнков всего три! Вот оно, лицемерие поповско- мальковское!

В один неурожайный год Малькам пришлось продать свой спальный гарнитур, чтобы купить четыре мешка картошки. Разобрали Ваня и Аня кровать- двухспалку, сели на матрасы, дожидаясь покупателей, что должны были появиться с минуты на минуту. Посмотрели друг другу в глаза, вспомнили, как много связано с этой кроватью и этими матрасами- зачатие детей, детские потягушки, топот маленьких ножек и утреннее кормление в маминой постели, прыгалки и прятки, нежные объятия- и снова прослезились. Потом сами себя одернули: "Негоже жалеть, а то на пользу добрым людям не пойдет спальня. Пусть им будет счастье!"

Картошку ту, вместе с заготовками прошлого года, у Мальков украли спустя месяц.

Родители Анны, как законные немцы, уехали в Германию, отчаявшись увезти дочь и внуков с собой. А Мальков в Германию архиерей не отпустил.

- Нечего,- сказал он торжественно и властно,- наш удел- Россия!

Аня плакала всю дорогу, когда два авто, в одном родители ее, а в другом- она и ее Ваня, ехали какое- то время, до развилки шоссе, один за другим. Потом они разъехались, как в кинофильме про шпионов, в разные стороны: родителей везли в аэропорт, а Мальки возвращались в свой медвежий угол. Иван смотрел на жену и не находил нужных слов, чтобы поддержать ее и утешить. Он просто не мог понять, каково это- расставаться с родителями и, возможно, навсегда.

Еще одна беда случилась на Пасху, когда поют «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь!» Аннушка пела и по ее щекам, непонятно почему, текли крупные слёзы. Природу этих слез она поняла позже- в светлый пасхальный день ее первенца силой увели со двора и сбросили с третьего этажа недостроенного дома, "Мы тебя убьём, чтобы твоим родителям было плохо". И Аннушке было плохо, когда сын, с разбитым лицом и сотрясением мозга, шатаясь, пришел домой едва живой.

И все же они выжили- Мальки, Ванечка и Анечка, детки... А как же иначе? На то они и Мальки!

Вспоминая все это, отец Иоанн мысленно благодарил Бога за долготерпение супруги, за верность ее, за помощь и... за любовь. Последняя мысль нуждалась в проверке и батюшка ласково обратился к любимой жене:

- Анечка, а ты меня любишь?

- Нет,- тихо произнесла Анна, не отрываясь от своего занятия и не выпуская из руки утюга. И в этом "нет" было столько покорности судьбе поповской жены, словно у матери- страдалицы на пожарище.

Отец Иоанн до конца своих дней будет помнить это "нет". Сие короткое отрицательное слово мгновенно опалило иерейское сердце изнутри и едва ли не лишило смысла все иваново земное существование. Это "нет" часто снится несчастному в кошмарных снах, несмотря на то, что супруга уверяет Ивана в том, что была тогда доведена до предела бесправной и беспроглядной жизнью жены священника, погорячилась. Брякнула, не подумав...

Добрый пастырь Христова стада протоиерей Иоанн Малько знает, что на пепелище трава не растёт. А потому лучшее, что было у Вани и Ани, он больше не вспоминает. Оно сгорело вместе с проклятым смирением и послушанием неизвестно кому, неизвестно, ради кого и чего, сгорело вместе с прошлым и будущим и, что самое страшное- настоящим."
http://3axap-kap-kap.livejournal.com/55468.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив