ОНО

nelidova_ng — 12.01.2019

незавидная судьба трансвеститов в СССР

У нас в селе на нижней улице жило странное существо. Тогда не знали звучных слов «трансвестит», «трансгендер», «транссексуал» – а звали за глаза «оно».  Ни насмешки, ни сарказма, ни особого удивления не было. Впрочем, не было и сочувствия. Пожимали плечами, просто констатировали факт: чудит природа. Не мужик и не баба. Средний род: оно. Бывает.

В селе не до чесания языков Ну, живёт и живёт такой (такая?), никому не мешает.  

Когда мы проходили мимо, мама уважительно здоровалась и называла странного человека по имени-отчеству, сейчас уже не помню. Может, Анна Борисовна. А может, Таисия Прокопьевна. Значит, человек позиционировал себя как женщину. Вернее, так решили родители при рождении, ещё не зная особенностей их ребёнка.  

Это сейчас с ней (ним) носились бы как с писаной торбой. Приглашали на яркие радужные парады, предоставляли политическое убежище и всячески обласкивали на Западе. Стильно и дорого одевали в «Модном приговоре», подыскивали достойную пару в «Давай поженимся». В «Пусть говорят» собирали бы деньги на гормонотерапию и операцию по коррекции пола. Хочешь из мужчины в женщину, хочешь наоборот.

***

Это сейчас, а в советское время их судьба была незавидна: изгои. Таисия Прокопьевна даже в жару носила длинную тяжёлую юбку, под юбкой полосатые пижамные штаны (зимой – ватные). Просторная засаленная кофта, байковая жилетка, поношенный мужской пиджак (зимой – телогрейка). Голова замотана платком, выглядывал лишь кусочек лица, дочерна загорелого. Эта чернота не сходила и зимой: скорее всего, Таисия Прокопьевна чем-то мазала лицо, чтобы любопытные взоры лишний раз по лицу не скользили, не искали в нём что-то эдакое.

Мама, к моему ужасу и стыду, даже останавливалась и о чём-то разговаривала с этой Бабой Ягой. У Таисии Прокопьевны росли редкие седые усы, ещё более редкая борода, и голос был грубый, как у мужчины. Я сжимала ладошкой мамину руку и незаметно подёргивала: «Скорее же, скорей уходим!»

Мой вопрос, что за странная тётя, мама неохотно обрывала одним и тем же: «Ну вот, таким человек родился. Всякое бывает. Я её, кстати, учила. Моя ученица».  

Ничего себе. Таисия Прокопьевна выглядела много старше моей мамы. Кажется, она нарочито не следила за собой, махнула рукой и даже уродовала и старила себя внешне. Это было подобие протеста: чем хуже, тем лучше. Хотите видеть меня ущербной – получайте.

***

Однажды мне в руки попалась  брошюрка фельетонов. Уж очень там были забавные, хлёсткие рисунки. Вот вообще не пойми кто: деваха в нахлобученной кепке, хулиганская дымящаяся цигарка в уголке рта. Фельетон назывался «Дядя Маша из Марьиной рощи.

Девушка работает крановщицей на стройке, и прекрасно работает, план перевыполняет. Но вот почему она не только не женственна, но всячески демонстрирует грубость и мужиковатость – задавался вопросом автор. Причём задавался едко, игриво, погано хихикая, – фельетон всё же.  

Мол, почему Маша стрижётся почти под «ноль», носит широченные мешковатые брюки, мужские пиджаки на растянутую майку, а иногда и на голое тело? Уж если на то пошло, почему бы не надевать ушитый, подогнанный по фигуре комбинезончик, подчёркивающий талию, попку и всё такое? Или изящные тонкие брючки, которыми щеголяют отдельные девушки за границей?  

А это курение и сплёвывание, а шаркающая, раскачивающаяся как у матроса походка… Ужас! Нет бы, завила волосики, сделала губки бантиком. Блузочка, знаете, эдакая завлекательная, чулочки опять же…  

Оделась бы по-человечески, и мальчишки бы не бросали камешками вслед и не вопили: «Дядя Маша идёт! Дядя Маша из Марьиной Рощи!» Глядишь, замуж бы вышла, детишек нарожала – а так пугало огородное, ни друзей, ни подруг.

Бедная Маша! В советское время таких людей не понимали и не хотели понимать, не принимали и не хотели принимать. Но где были врачи?! Или в Советском Союзе не могло существовать таких уродливых отклонений, а были только ярко выраженные плакатно красивые мужественные плечистые юноши и женственные грудастые,  крутобёдрые девушки?

Я попробовала ощутить себя в коже «транса». Наверно, всё-таки первичные и вторичные половые признаки – это верхушка айсберга, жалкий процент внешнего отличия, который вполне можно исправить. 99 процентов – это то, кем ты себя ощущаешь на самом деле: мужчиной или женщиной. Именно психологически мужчина и женщины далеки друг от друга, как планеты.

И вот как-то в кругу подружек одна из нас с округлившимися глазами рассказывает историю. Как поссорилась с парнем и в полночь вывалилась с наспех собранным чемоданом на улицу.  

Решила поехать к тётке, поймала такси. Таксистка – женщина, вся в скрипучей коже. Голос низкий и чувственный, стрижка короткая, модерновая. Красиво, по-киношному рулит одной рукой. Другой подносит ко рту сигарету, затягивается и стряхивает в окошко пепел от сигареты. Глаза длинные и на висках, лицо голубое от уличных фонарей – марсианка, Аэлита!

***

А у подружки кукольная внешность: не нынешней ломкой китайской Барби, а добротной русской пятирублёвой Алёнки или Катюши. Румяные дутые целлулоидные щёки, толстые пшеничные косы, в косах пластмассовые незабудки в цвет глаз. Таксистка едет, искоса посматривает и слушает Алёнкину-Катюшину горючую исповедь о парне-негодяе. И участливо говорит:

– Чего тебе среди ночи тётку тревожить? Покатайся со мной. Мне веселей, и у тебя быстрей ночь пройдёт.

А потом Аэлита вдруг говорит, что они как раз проезжают мимо её квартиры. И приглашает Алёнку-Катюшу на чашечку кофе.  

Алёнке-Катюше лестно познакомиться с инопланетной женщиной, да и девушка она деревенская, практичная: иметь по тем временам знакомого таксиста – это здорово («круто», «в кайф» - сказали бы нынче)!

Кофе её так и не угостили, да и готовить его было не на чём: квартира была явно не жилая. Ни плиты, ни стола, ни шкафа. Только в комнате у стены разложенный диван-книжка и стул рядом – сбрасывать одежду.  

– Какая ты приятная, – чисто по-дружески обнимая Алёнку-Катюшу, говорит таксистка и целует её в целлулоидную щёку, а потом соскальзывает к губам и проникает трепещущим и скользким, как рыбка языком, в её ротик. Ошеломлённая, онемевшая Алёнка-Катюша не пикнула, когда её раздевали и вели к дивану.

Она даже не успела испугаться. Больше всего её поразило, что – представьте, девчонки! – у таксистки обнаружилась крошечная как у ребёнка, пиписка. Ею та филигранно проникла в Алёнку-Катюшу и довела дело до победного конца. До своего, естественно, потому что Алёнка-Катюша ничего не чувствовала, а лежала с вытаращенными глазами – хорошо, в темноте не видно.

Потом Аэлита ласково её обняла и поцеловала, спросила, понравилось ли ей. Потом они оделись и вышли к машине. Аэлита, как ни в чём не бывало, отвезла её в конечный пункт назначения.  

– И всё?

– Всё. То есть нет, – Алёнка-Катюша потупляет незабудковые глазки. – Мы ещё два раза были с Аэлитой на той «явочной» квартире. Она меня как бы нечаянно встречала у подъезда и приглашала. И каждый раз была необыкновенна предупредительна и нежна, осыпала комплиментами, какая я милая, приятная, женственная.  

Она присматривалась к Алёнке-Катюше, а та прислушивалась к себе: не дрогнет ли что, не потянется ли навстречу. Не дрогнуло, не потянулось.  

И чуткая Аэлита это поняла. А зачем ей деревяшка в постели, у которой пустенькое девичье любопытство, желание похвастаться перед ахающими подружками: «У вас-то такой экзотики не было!»  

Аэлита увидела Алёнку-Катюшу насквозь и удалила её из своей жизни. Резко, как аппендикс. Одним разочарованием больше, одним меньше. Тогда же не было гей-клубов. Приходилось  действовать опасным ( по тем временам, да и по нынешним) методом проб и ошибок: на ощупь, наобум, вслепую. Жизнь научила Аэлиту философски относиться к неудачам и проколам. Толерантно, сказали бы сегодня.

Шла середина восьмидесятых. Совсем скоро секс-меньшинства громко заявят о себе, замелькают на экранах, а улицы расцветят радужные флажки… И однажды мне позвонит Алёнка-Катюша и задыхаясь, возбуждённо крикнет в трубку, что только что по телевизору на музыкальном развлекательном канале видела Аэлиту. Нет, нет, она не обозналась, ошибки быть не могло.  

Восхитительно шоколадная, в кубиках, грудастая Аэлита на белом островном песке, в набегающей океанской волне возлежала с ленивой голубоглазой славянской русалкой. Им прислуживал мулат. Подавал бокалы с тропическим коктейлем, с нанизанными на стеклянные края ломтиками истекающих соком фруктов…

Алёнка-Катюша ещё посмотрела, как влюблённая парочка катается на яхте и ловит тунца. И вечером под пальмами и разноцветными гирляндами ест свежеприготовленный деликатес и, увитая венками из лотоса, танцует тягучее танго… Выключила телевизор и пошла жарить на кухню минтай: скоро муж придёт с завода. И проветривать кухню: вонь от жарящейся рыбы стоял убойный.  

И, поддевая ножом разваливающиеся ржавые, вонючие куски, мрачно размышляла, что и кошка эту рыбу не ест, и что если кто и выиграл от перестройки, то никак не муж, получающий смехотворную зарплату, а вот такие вот Аэлиты. И не они ли, эти геи – блин, блин?! – замутили всю эту кутерьму с перестройкой ради своих прав, свобод и радостей жизни?

Сохранено

</>

ОНО

незавидная судьба трансвеститов в СССР У нас в селе на нижней улице жило странное существо. Тогда не знали звучных слов «трансвестит», «трансгендер», «транссексуал» – а звали за глаза «оно».  Ни насмешки, ни сарказма, ни особого удивления не было. Впрочем, не было и ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

titus

Как сделать день рождения незабываемым: идеи и советы

thagastan

Американские цены на бензин

wildcompany

Синичка

andruxa_baun

Надо играть в новозеландскую медсестру

nbalanchak

А в Очакове наш десант взял в плен британских офицеров?

anna_malceva

ДОЖДАЛИСЬ

anna_bpguide

Антикварное

nefer

Гидрофлай Фест 2025: установлено два мировых рекорда

alex_rozoff

С какой целью ведутся войны в современном мире (если выигрыш заведомо

• Ранее
• Архив