Онкопесня для отроков

sapojnik — 19.07.2019

С некоторых пор считаю своим долгом популяризацию творчества сетевой духовидицы под ником Московица. Сегодня - ее мозговзрывающий "анализ" любимой многими в детстве дилогии "Москва-Кассиопея" и "Отроки во Вселенной". А то вы все спрашиваете, откуда, мол, суицидальные мотивы в книжке про психологию совка; вот, читайте!

"Популярный американский сериал конца 60-х годов «Затерянные в космосе» увлекательно рассказывал подростковой аудитории о семье космических колонистов Робинзонов (отец, мать, 13-летняя отроковица Пенни, ее младший брат и старшая сестра), отправившихся исследовать возможность заселения планетарной системы Альфа Центавры. Из-за неловких действий прокравшегося на корабль«Юпитер-2» космического зайца, повредившего панель управления, космолет набрал сверхсветовую скорость, унеся пионеров Вселенной в бесконечное и полное приключений (включающих, помимо прочего , противостояние цивилизации роботов) странствие по космическим глубинам. Звали неожиданного попутчика Робинзонов - трикстера, раскрутившего гипердрайвовый сюжет - Закари Смит. В этом месте внимательно изучавшие синопсис кинодраматурги Зак и Кузнецов со значением переглянулись (такие совпадения случайными не бывают, да и полторы тысячи за очередную пятистраничную сценарную заявку не помешают) и принялись стучать по клавишам своих видавших виды пишмашинок. Оставалось только заменить Альфа Центавру на Кассиопею и подправить возрастной состав космической экспедиции, учитывая специфику студии детских и юношеских фильмов имени Горького: всем участникам версии «Затерянных в космосе» от Зака и Кузнецова - по 13-14 лет (верхняя планка пионерского возраста в советской политической религии, адаптировавшей для своих нужд православные уложения, точно соответствует последнему году церковного отрочества).



В том, что закрывать студийный план по «детской фантастике» в 1971 году отправили именно режиссера Ричарда Викторова, был, очевидно, элемент случайности. Даже сотрудничая с «детской» студией (как в «Переходном возрасте»), Викторов никогда не отклонялся от своей главной темы - всепобеждающего зова Танатоса. Не случайно он дважды (в«Третьей ракете» и «Обелиске») обращался к творчеству Василя Быкова (этот король советской танатографии годами паразитировал на религиозном культе «Великой Победы», насаждая в подсознании обывателя стрессовые образы, вызывавшие чувство вины и блокировавшие даже возможность разговора об истоках кровавого потлача), а закончил жизненный и творческий путь картиной «Комета» - шедевром киноапокалиптики. Поэтому не удивительно, что именно Викторов – вопреки протестам Зака и Кузнецова - настоял на включении в сценарий «Москвы – Кассиопеи» центрального, смыслопорождающего эпизода: предстартового пионерского салюта юных космонавтов на Красной площади перед Мавзолеем Ленина. Мавзолей с выставленным на всеобщее обозрение трупом «вечно живого» Ленина – это центральный узел, аппаратная русской советской Мегамашины Смерти, единственная цель которой – истребление жизни, перевод ее в ресурс загробного бессмертия. Именно Мавзолей с его поминальным статусом музея-кладбища обеспечивает расширенное воспроизводство как интересовавшего Викторова культа «памяти павших» с символикой «жертвенного и бессмертного подвига советского народа в Великой Отечественной войне», так и позднейшего космического «гагаринского» культа, столь же густо замешанного на бессмертии («Знаете, каким он парнем был? Нет, не «был»! Ведь смерть он победил!»).



За дурацкой историей, в которой бородатые академики отправляют отроков с едва закурчавившимся пушком в бесконечное космическое путешествие, лишая их простых радостей земной жизни во имя абстрактной цели - помощи неведомым инопланетянам, великий Викторов увидел нечто большее. На американских «Затерянных в космосе» как историю «покорения фронтира» - космическое продолжение англо-саксонского номоса моря - он ответил историей «коллективного спасения», прямо отсылающей к «Философии общего дела» великого русского мыслителя Николая Федорова, перепрограмированной советской властью под задачи коммунистической политической теологии. Не случайно уже на первых минутах фильма в кадре появляется портрет Константина Циолковского, любимого ученика Федорова, убежденного фашиста сорелевского толка, неустанного пропагандиста евгеники. Жизнь отроков на космическом корабле «ЗАРЯ» подчинена правилам, установленным Циолковским для молодых людей будущего. Корабельный отсек «До 16 лет не входить» - это точное воспроизведение «общественного дома» по Циолковскому, в котором «целомудрие сохраняется так же тщательно, как и жизнь», а Председатель дома (очевидно, мутный И.О.О. – Иннокентий Смоктуновский в сопровождавшем его всю жизнь образе мучимого тайными пороками андерсеноподобного Сказочника) «решает вопрос о возможности молодым людям вступать в брак и принимает меры для ограничения деторождения, если боится плохого в каком-либо отношении потомства». Половая чувственность связана со смертью, - указывают Федоров и Циолковский, - ибо рождение оборотной стороной имеет смерть. Любовь к родителям-предкам призвана вытеснить половое чувство, обратить вспять силу рождения, заменяя деторождение отцетворением, «обратно-рождением» отцов. Как успел заметить зритель, собственно родителей (или чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего триангулярную семью) нет ни у кого из членов экипажа, кроме несчастного Паши Козелкова. Эксперимент, очевидно, затеян в интересах советских номенклатурных академиков, рассчитывающих на будущее воскрешение в универсальной патерналистской семье. Так обещанное подросткам-космонавтам и предвкушаемое зрителями первой серии (премьера -23 сентября 1974 года) эротическое приключение, свадебное путешествие в неизведанное, во втором фильме «Отроки во вселенной», вышедшем на экраны спустя полгода, откладывается на неопределенный срок и парадоксальным образом «схлопывается» в постылую сиюминутную работу по вечному возвращению живых мертвецов.



Подростковые фантазии о полете по волнующей воображение схеме «3д + 3м» забыты: к трем одинаковым мальчикам присоединяется еще один – тот самый космический заяц (сын режиссера Басова и актрисы Фатеевой убедителен в роли мажора с лихорадочным румянцем), очевидно, для гармоничных парных упражнений в традициях античной мужской культуры, а три в равной степени отталкивающих девочки отправляются на «женскую половину», чтобы не творить соблазн. Федоров учит, что преодолеть вызываемую женщиной рознь можно лишь обратив ее в сестру. Примечательно, что выродившаяся антропоморфная цивилизация Варианы, возвращением которой на родную планету вынуждены заниматься пионеры, устроена на тех же основаниях: женщины культурно не обозначены, а немолодые мужчины открыто интересуются отроками. «А у тебя стали расти волосы, ты совсем большой!», - подмечает руководитель варианской орбитальной станции в разговоре с молодым инопланетянином Агапитом. Отсылка в имени к «агапэ» призвана смягчить откровенность этой фразы, прямо цитирующей строчку из «Облаков» Аристофана, восхваляющую первый пушок прелестных греческих мальчиков. И советские академики, и вожди Варианы, и отцы церкви, раскрутившие концепт «отрочества», могли бы повторить следом за Стратоном: «Юношеский цвет двенадцатилетнего мальчика приводит меня в радость, но предпочтительнее мальчик лет тринадцати. Тот, кому четырнадцать, — еще более сладостный цветок Эротов».

Циолковский писал: «Нами распоряжается, над нами господствует Космос. Абсолютной воли нет, мы – марионетки, механические куклы, автоматы, герои кино». Бедный Паша Козелков стал таким киногероем, услышав в 7-40 утра зомбирующий зов «Пионерской зорьки» из никогда не умолкающего громкоговорителя. Ричард Викторов, сплавив в своем удивительном жанровом мэшапе подростковую космооперу с федоровской танатографией, показал, как работает этот зов Танатоса, это утробное урчание Мегамашины Смерти, питаемой советским утопическим техницизмом и русской архаической магией".
https://moskovitza.livejournal.com/51281.html

Картинка, однако, будет неполной без гениального комментария к этому тексту, оставленного в блоге Московицы:
"В "Кассиопее" даже при просмотре ее в беззаботном отрочестве - чувствовался какой-то привкус смертной жути. Персонажей отправляли в космос как собачек без возврата. Заблаговременно изолировали от родных - "всё, напрощались уже, в карантин!", зато встреча последнего в жизни рассвета на Красной площади, последний салют Мавзолею, последнее фото - и в капсулу! Вместо прощальной чашечки саке - какая-то онкологическая песня Р. Рождественского - "ночь прошла, будто прошла боль"...

Онкологическая песня! Умри, Денис - лучше не скажешь.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив