Оценка обстановки: постановка проблемы

naval_manual — 28.10.2021 Показываю пальцем.

Ув. Василий Спиридонов, обратив внимание на суть предыдущей записи, сделал, помимо прочего, следующее интересное замечание:

Вряд ли можно считать соображения "основные ошибки делаются при оценке обстановки => обстановку нужно оценивать более лучше" "конструктивным поучением".

Претензия достаточно справедливая. Любое утверждение типа "делали плохо, надо было делать хорошо" как таковое является бесполезным. Сам я неоднократно высказывал эту мысль, комментируя популярный у военных историков вывод о "недостаточной подготовки" офицеров и матросов (обычно - нашего флота).

Тем не менее, зачастую бывает полезно начать с простого указания на проблему. "Плохая подготовка" - объяснение более чем популярное, и при этом временами очень вредное. Например, многие разговоры о сражении в Филиппинском море с этого начинаются и этим заканчиваются. Как результат - самое правильное авианосное сражение, исходно задуманное как таковое как минимум одной стороной, сражение, участники которого уже имели в своём распоряжении какой-никакой опытный материал, изучается далеко не так пристально, как тот же Мидуэй.

Объяснение через "ошибку оценки обстановки" - напротив, редкость. Историки зачастую (рискну утверждать - обычно) фокусируют внимание на собственно решениях. Предпосылки к принятию этих решений упоминаются, но не становятся центральным элементом исследования. Между тем, внимание к оценке ситуации позволяет резко изменить восприятие ситуации.

Первым примером может служить упомянутый Мидуэй. Многочисленные странности и несуразности японского плана перестанут казаться таковыми (а сам план перестанет выглядеть абсурдным нагромождением ошибок), если принять основное положение: Ямамото считал, что первый удар по Мидуэю, утром 4 июня, будет неожиданным. Сфокусировав внимание на этом положении, можно убедиться в том, что Ямамото и его штаб отнюдь не "нагородили глупостей". Он обладал внутренней логикой, вытекающей из ключевого предположения. Само же исходное предположение не было очевидно неправильным: американцы (все знают их имена) его фальсифицировали, явив нам интеллектуальные таланты и интеллектуальную смелость (для того, чтобы принять разведданные, она всегда необходима). Таким образом, сосредоточившись на оценке обстановки, мы разрешаем неприятное противоречие (предположение типа "Ямамото - дурак" конфликтуем со многими фактам и "аксиомой компетентности"). И, одновременно, обнаруживаем "болевую точку", пункт, вокруг которого стоит строить дальнейшие исследования: почему, при исходном предположении о внезапности, Нагумо "зарезервировал" половину самолётов для удара по кораблям (и тут вот появляются слухи, что этого, на самом деле, не было).

Второй пример - знаменитая осторожность Джеллико как на оперативном уровне, так и собственно во время Ютландского сражения. Осторожность решений и действий чуть менее чем полностью объясняется оценкой, сделанной Джеллико в октябре 1914 г. Роковым можно назвать тринадцатый (ага) пункт его знаменитого письма (я подчеркнул ключевое):

13. Ситуация - сложная. Более чем возможно что, если будет допущена ошибка, половина нашего линейного флота может быть выведена из дела с помощью подводных атак прежде, чем орудия вообще откроют огонь; и я полагаю, что я должен постоянно держать в голове высокую вероятность такой атаки и быть тактически готов [к тому, чтобы] не дать ей окончиться успехом.

13. The situation is a difficult one. It is quite within the bounds of possibility that half our battlefleet might be disabled by under-water attack before the guns opened fire at all, if a false move is made, and I feel that I must constantly bear in mind the great probability of such an attack and be prepared tactically to prevent its success.

Ключевой момент - количественная оценка возможных последствий применения немцами подводных лодок, плавучих мин и прочих небританских методов ведения войны. Если её принять, то все дальнейшие действия Джеллико следует считать как минимум более чем обоснованными, а как максимум - единственно разумными. Вопросы вызывает собственно эта количественная оценка.

Наконец, третий, любимый пример - З.П. Рожественский и его подготовка к сражению. На командующего 2-й тихоокеанской эскадрой вылили целые цистерны чернил за недостаточность подготовки. Между тем, на вопросы типа "почему Рожественский не выкинул за борт всё дерево", почему он не прибегал к радикальным тактическим или оперативным решениям, ответить можно очень легко: я не мог допустить мысли о полном истреблении эскадры, а, по аналогии с боем 28 июля 1904 года, имел основание считать возможным дойти до Владивостока с потерею нескольких судов. Возможность катастрофического результата осталась просто за скобками при оценке ситуации - и, соответственно, никаких мер по предотвращению катастрофы Рожественский не принимал. Вопрос о том, как должна была быть построена его логика, чтобы этот вариант попал в поле зрения - и существует ли такая логика в принципе - должен быть центральным вопросом исследований Цусимы (вообще, конечно, тема "оценки обстановки Рожественским" заслуживает отдельного текста).

Таким образом, простое указание на важность оценки обстановки, полагаю, является уже нетривиальным с точки зрения организации исторической мысли. Как следует организовать мысль при оценке обстановки - уже второй, куда как более сложный вопрос. Собственно, будучи всё же в первую очередь читателем, саму идею о ключевом значении "оценки обстановки" (estimate of the situation) я почерпнул у Трента Хона. Что же сказано у Хона?

В частности, у него есть отдельный - к сожалению, короткий - раздел об оценке ситуации в главе, посвящённой развитию американской морской мысли накануне Первой мировой. Он упоминает лекцию, прочитанную в 1912 г. в американском военно-морском колледже коммандером Скофилдом. И цитирует важнейшее замечание лектора: оценка ситуации является естественным методом, который в повседневной жизни применяется неосознанно (unconciously). Отсюда (добавим), собственно, и проблемы - как для историков, так и для военных.

Собственно, предложенная Скофилдом структура этой самой estimate выглядит так: цель (mission); оценка вражеских сил (assessement of enemy forces); анализ своих сил (an evaluation of own forces) и решение (the decision). Скофилд, опять же справедливо, замечает, что цель, не "проговорённая" явно, может осознаваться разными участниками процесса по-разному, поэтому нужно явное обсуждение - в том числе для лучшего понимания желания вышестоящего начальства. Заслуживает внимания и то, что Скофилд использует разные слова для "оценки" своих и неприятельских сил. В первом случае необходимо принять во внимание силу (в этом случае strength), диспозицию и возможные намерения противника. Во втором - речь идёт не только об оценке своих сил, но и об оценке и сопоставлении возможных методов достижения цели. Выбранный метод превращается в решение (это неожиданно, но правильно - решение есть часть оценки ситуации).

Это, безусловно, рудиментарная структура. Она намного лучше неструктурированной, интуитивной оценки - но, конечно, не даёт никаких гарантий верного разрешения проблемы (см. примеры выше). Если говорить о более продвинутых методах, то сами американцы сосредоточились на разделении двух методов оценки неприятельских сил - "методе намерений" и "методе возможностей". Первый предполагает попытку "вычислить" наиболее вероятный образ действий противника. Второй предполагает оценку физических возможностей противника, и построение решения на основе предположения о том, что противник будет действовать наиболее невыгодным для нас образом.

Бэйтс иллюстрировал эту дилемму на примере Мидуэя, каковой можно считать классическим примером: Ямамото, дескать, действовал по "методу намерений", за что и поплатился. Впрочем, несложно заметить, что Джеллико (отнюдь не популярный у тех же американцев адмирал) как раз пытался оценивать ситуацию по "методу возможностей". Главная проблема "метода возможностей" в том, что он может привести к "паранойе". Наконец, обращаясь к Рожественскому, можно заметить, что он как бы опирался на "метод возможностей" (в частности, планируя прорыв через Цусиму, исходил из того, что главные силы японцев будут там). Однако, он, очевидно, считал физически невозможным разгром, случившийся в реальности. Иными словами, даже если бы он и имел в руках этот формальный аппарат, он мог бы совершить ту же ошибку.

Обсуждая проблему Рожественского, я когда-то высказал следующую идею (за давностью дела ссылку на соответствующий пост не нашёл): для осознания критичности положения Рожественский мог прибегнуть к методу "поиска противоречий". Если командующему ради достижения целей необходимо нарушать те или иные принципы военного дела, если его собственная логика содержат вынужденные противоречия, значит - дело плохо, и нужна радикальная компенсация. В случае Рожественского имело место фундаментальное противоречие, причём оно было внутри его собственной логики. Он, очевидно, считал свой флот слабее японского (что следует как минимум из простого стремления к прорыву "с потерей нескольких кораблей"). И при этом он считал, что вынужден принять бой: я пошел на него, потому что не мог не идти. И, наконец, уступал в скорости своему противнику - мимо которого надо было прорываться. Соответственно, единственный осторожный вывод, который можно сделать не для оценки Рожественского (мы не про это), а для оценки ситуации, может быть сформулирован так: наличие фундаментальных логических противоречий является более важным, чем утешительный боевой опыт. Тем более что последний, во-первых, всегда ограничен, и, во-вторых, может привести к изменения поведения противника - фальсифицирующему выводы на основе опыта.

Подытожим. Проблема "оценки ситуации" важна. Ей следует уделять особое внимание при разборе любого военного решения. Методы получения безусловно верной оценки ситуации едва ли могут быть созданы. Тем не менее, некоторые приёмы могут быть предложены. Про некоторые мне удалось почитать, и я буду читать дальше. Чего и всем желаю.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив