ОБЪЯВЛЯЮ КОНКУРС!

Новые, неизданные книги можно скачать на моем сайте http://zadornov.net/?post_type=product
Все поступившие деньги пойдут в общую копилку для создания художественного фильма «Рарог. Полет сокола».
Сегодня на сайте www.zadornov.net я расположил для скачивания книгу «От великого до смешного».
Мне повезло, в жизни я встречался с очень интересными людьми. Не только интересными, но и великими. Я учился у них, восхищаясь их остроумием. Не бойтесь, это не мемуары, а рассказ о тех моментах, которые до сих пор заряжают меня как батарейки, когда я о них вспоминаю.
А ещё я хочу поделиться своими рисунками переходного возраста от детства в раннюю юность. Я ведь мечтал стать художником, но мечта эта, как и мечты большинства людей, к сожалению, не сбылась.
Я много кем мечтал стать. И космонавтом, и поэтом…Ничего не сбылось:) Хотя вот недавно сочинил стишок. И объявляю конкурс на самое лучшее его продолжение. Призы за мной!
Путин:
- А у нас в России газ! А у вас?
Янукович:
- А у нас переворот, вот.
Лукашенко:
- А у нас одна картошка, но у нас её так множко,
Что нам по фигу ваш газ.
И никакой переворот не допустит наш народ!
А теперь главы из книги «От великого до смешного»:
«ВЫСТУПАЕТ ДЕВЯТЫЙ ВАГОН!»
Когда конферансье произносил эту фразу, начинался шквал аплодисментов. Приветствовали практически не меня, а советскую железную дорогу!
Все это на самом деле было: 1983-й год, я собирался в Ленинград, кажется, с сестрой и папой. Билеты у нас были во 2-й вагон. Приходим на посадку, а первых трех вагонов нет. Спрашиваю: «Где начальник поезда?» Проводница четвертого вагона мне отвечает: «В первых трех вагонах». Видимо, так его, бедолагу, в тупик вместе с этими тремя вагонами и увезли...
В общем, кое-как распихали нас по поезду. Я страшно разозлился. К тому времени я уже часто печатался в «Литературной газете» и даже был лауреатом премии «Золотой теленок». Что очень ценилось среди коллег, поскольку эта премия была как бы двойной – и золото и телятина одновременно! Я написал фельетон о том, как и почему нас распихивали по вагонам, после чего получил довольно много писем с описанием подобных случаев. В том числе и одно письмо, прочитав которое, я стал вслух зачитывать его в компаниях. О том, как к поезду прицепили два 9-х вагона.
Историю эту я отшлифовал, дофантазировал и стал рассказывать со сцены. И вот однажды, 10 августа 1984 года, меня пригласили на съемки передачи «Вокруг смеха». Это был день закрытия Олимпийских игр в Сан-Франциско, куда сборная СССР не поехала в знак протеста против чего-то там... Короче, нам повезло: чтобы отвлечь мысли советских людей от Олимпиады в США, в этот день советская цензура разрешила участникам телевизионных передач, и в особенности сатирикам, больший процент сатиры, чем обычно.
Позволили выступить даже Окуджаве, который тогда считался опальным поэтом. Следующим должен был выходить Хазанов, но он сильно запаздывал. Надо было чем-то заполнить возникшую паузу. И вот Веселовский, большой рыжий незаурядный Веселовский, возглавлявший в «Литературке» самый популярный в то время сатирический «Клуб 12 стульев», предложил: «Есть у меня один молодой автор, он может потянуть время. Хоть до утра будет выступать».
Я уже на тот момент довольно много поездил по стране с концертами от общества книголюбов. Имел опыт разговора с залом. Выступать пришлось всего минут 30-40, что по тогдашним меркам было просто безумием, так как даже маститым авторам давали не более пяти-шести минут. Сначала я прочитал то, что заготовлено, ну а потом стал просто болтать. В частности, рассказал эту историю про два девятых вагона. И оказалось, что все, подготовленное с редактором для съемки - чепуха по сравнению с этим рассказом.
Но если вы думаете, что наутро после передачи я проснулся знаменитым и меня стали узнавать на улице, то сильно ошибаетесь. Для съемок меня до неузнаваемости загримировали: нарисовали глаза, уши, раскрасили все, что можно – короче, на сцене появился человек, которому надо бы сниматься в передаче «Я сама»...
И вот программа вышла в эфир. Я безумно расстроился. Всего один короткий рассказик оставили и тот слегка сократили. Мне казалось, что это – провал. Да еще обрезали концовку. Там по сюжету второй 9-й вагон в конце концов попал в тупик вместе с пассажирами. И ночью одного пассажира, собиравшегося по турпутевке в Венгрию, хватил удар. Цензура отрезала концовку про Венгрию, потому что «это очень непатриотично, когда туристы стремятся в почти антисоветскую страну». (Позже мне разрешили Венгрию заменить на Болгарию как на более дружественную).
А на следующий день после выхода телевизионной передачи на экраны, я пошел на вокзал покупать билеты на поезд в Ригу. Стою в очереди, за мной - две женщины, и одна другой пересказывает мою историю с двумя 9-ми вагонами. Причем, пересказывает так неточно, что совершенно не смешно. И та, которой она пересказывала, её спросила: «А что тут смешного?». Я не выдержал такого издевательства над своим текстом и вмешался: «Неправильно рассказываете!». И уточнил, что неправильно. Тетка возмутилась: «А ты откуда знаешь?» Я попытался ей робко объяснить, что это именно я вчера выступал с этой историей по телевидению. Тетка пригляделась ко мне: «Да ладно врать! Тот симпатичный был!».
Вот так пришла первая популярность. Фамилию мою никто не запомнил. Имя, впрочем, тоже. Запомнили только словосочетание «Два девятых вагона». Поэтому конферансье объявляли меня в общих концертах так: «Михаил Задорнов (полная тишина в зале). Молодой, подающий надежды писатель-сатирик (полная тишина в зале). Вы помните историю про два девятых вагона? Выступает девятый вагон!» Начинались бурные аплодисменты. Приветствовали практически не меня, а советскую железную дорогу!
![]() ![]() |
![]() ![]() ![]() |
ЛЕНЯ. ПРУЖИНА РАСКРУЧИВАЕТСЯ
О Лене Филатове хочется рассказывать долго и много.
Он, как и мой отец, мыслил широкоформатно. Так же не подчинялся тем взглядам, которые в нас вдалбливали советской колотушкой. Он всегда высказывал свое личное мнение. И мнение это, как у поэта, рождалось в его сердце, а не в голове.
Конечно, все не без греха. И он был человеком со всеми присущими нам слабостями. Любил выпить, опохмелиться, далеко не мудро отстаивал в споре свою точку зрения – мог даже подраться! Довольно часто мог в споре обидеть человека, съязвить так, что тот становился его врагом на всю жизнь. Про одного из очень гордых, звездящих артистов, например, сказал, что тот напоминает ему описавшегося беркута.
А еще в Лене было то, что есть далеко не в каждом, – пружина! Есть такое выражение у инженеров - "заневоленная пружина". Вроде и пружина, но заневолена. Не может поэтому раскрутиться. Большинство людей в Советском Союзе напоминало заневоленные пружины, а Леня был пружиной раскручивающейся. Он не признавал неволи души. Он был прежде всего поэтом, а потом уже актером и режиссером. Стихи словно копились у него в душе, а потом от переизбытка поэтического давления, дабы организм не взорвался, они прорывались на бумагу. Леня, как и Пушкин, мог разговаривать рифмами. Бывало, в компаниях на спор импровизировал стихами...
Я понимаю, что большинство поклонников актера Леонида Филатова узнали его как поэта после того, как он написал "Сказку о стрельце". Я же полюбил его стихи со студенческих лет. В его рифмах не было банальных песенных глупостей: кровь – любовь, ты – цветы, да – звезда, туда – сюда, тогда – когда, зад – назад, ботинки – полуботинки… Леня писал, подражая Пушкину, в том смысле, что сидел на стуле так же, как великий поэт, поджав под себя правую ногу. Он не выдавливал, не вымучивал из себя стихи, они, повторяю, случались у него сами. Причем так легко, что я начинал верить, будто именно в этой поджатой ноге кроется секрет поэтического мастерства. Помню, как Наташа Варлей объявила, что выходит замуж за известного артиста Николая Бурляева. Ревнуя, Леня только на мгновение присел в позу пушкинского вдохновения и тут же подскочил со словами:
Из Коли жизнь ключом бурляет,
Она ж варляет дурака!
СТО ГРАММ ПОКРЕПЧЕ – ДЛЯ ПРОТРЕЗВЕВАНИЯ
Я завидовал остроумию Лени. Однажды в разговоре о советской цензуре он пошутил так, что я не сразу понял, что он вообще пошутил:
– В кабинете КГБ, откуда руководят цензурой, можно повесить такой лозунг-призыв: "Души прекрасные порывы!" Естественно, с восклицательным знаком, чтобы звучало как приказ.
Еще он быстро включился в нашу с Вовкой игру в эстрадные "уродии":
– Художник, который подарил своей любимой девушке миллион алых роз, - весьма странный тип. Во-первых, мало того что продал свой дом, еще и свой кров продал. У него что, дом был отдельно от крова? Или художник был грузином, тогда эту песню надо петь с грузинским акцентом, а поскольку грузины мягкий знак не произносят, получается, что он свою кровь продал – донором был. А во-вторых, какая с его стороны бестактность подарить любимой женщине миллион алых роз?! Это же четное число!
Сегодня, вспоминая те юношеские годы, я думаю, если бы мне предложили их еще раз прожить, я бы согласился на все... Единственное, на что только не согласился бы, - на такое количество застолий и пьянок. Эх, если бы была такая возможность редактировать свою жизнь по воспоминаниям! И Леня был бы еще жив, и мы с Вовкой не дарили бы теперь друг другу на дни рождения лекарства. И до сих пор чаще обсуждали бы прочитанные по вечерам новые книги, чем утренние свежие симптомы.
Это ж сколько надо было иметь здоровья в закромах организма, чтобы пить каждый вечер! Пили в общежитиях, в скверах на скамеечках, в гостях, кафе, пельменных, рюмочных… Нам казалось тогда, что мы гусары, а оказалось, что просто пьяницы!
Однако нет худа без добра. Я уверен, что пьянство в советской молодежи развивало чувство юмора гораздо энергичней, чем наркотики у современной. Почему? Потому что наутро нельзя было относиться без юмора к тому, что наделал по пьянке вечером.
Как можно было не расхохотаться, когда Леня, который курил больше остальных, поутру, после очередной попойки, проснулся, трезвея, потянулся за яблоком, откусил его и инстинктивно стряхнул с него указательным пальцем пепел?
В 22 года я лечился от последствий пьянства. И потом семь лет не пил ни одной рюмки даже на Новый год. Позже, правда, развязал, и даже бывали скромные запои, на один-два дня, с похмельем. Из второй серии пьянства, которая могла меня доконать, выходил уже самостоятельно.
Я не боюсь сегодня об этом рассказывать. Не надо стесняться своего прошлого. Если его стесняешься, начинаешь комплексовать. Смотришь трезво на себя со стороны, и становится грустно. Это неправильно – с прошлым надо расставаться, смеясь. Тогда оно уже не вернется. И расставаясь, обязательно выпить за расставание.
Это уже не страшно, потому что я абсолютно потерял интерес к алкоголю.
На похмелье всегда хотелось шутить! Помню, Вовка, опять-таки утром, налил себе стакан кефира, который, как говорили в народе, на втором месте после рассола "кто оттягиват". Он сидел на стуле, предвкушая скорое счастье, и глядел на стакан, как на живую воду. Глядел мечтательно, с упоением и надеждой. В это время на матрасе проснулся Леня, увидел, как Вовка застыл на мгновение в этой мечтательной позе – а на руке у Вовки, в которой он держал стакан с кефиром, были часы – и тут же сообразив, спросил:
– Вовка, сколько сейчас времени?
Качан посмотрел на часы, не угадав своей еще мутной, невыспатой головой, в чем подкол. Поскольку руку он повернул, кефир вылился ему на брюки! Шутка получилась незамысловатая, зато все веселились, как дети! Кроме, конечно, Качана.
Позже, в своих многочисленных путешествиях, в том числе по южным странам, мне приходилось пробовать анашу. Ну как было, к примеру, не попробовать ее на четырех тысячах метрах в горах Тибета? В том краю анаша вообще не считается у местных жителей наркотиком. До появления европейцев они не знали, что курить ее безнравственно. И потом, все-таки я считаюсь писателем, а писатель должен все проверять на себе. Он же не хирург. Вывод, который я сделал после нескольких затяжек анашой, "добив пяточку", оказался весьма удивительным даже для меня: "Радость от бутылки "Жигулевского" пива, выпитой утром солнечным на скамеечке в каком-нибудь московском скверике, сильнее, чем "добить пяточку" в высокогорье Тибета. Может, поэтому советские служащие в особом расположении духа и тянулись по утрам перед работой во всевозможные закусочные и рюмочные.
Именно в одном из пивбаров одним похмельным утром Леня высказал фразу, которая стала этаким маячком моей будущей творческой жизни по абсурдности и парадоксальности: «Это только наш человек может прибежать утром в бар и сказать: "Дайте мне скорее сто грамм чего-нибудь покрепче, мне немедленно надо протрезветь!"»

Скачать книгу полностью можно здесь: http://zadornov.net/?product=от-великого-до-смешного
Рисунки Миши Задорнова






"Эта черная кривизна белых прямых линий". А. Арканов. youtu.be/H8io1u-saks

|
</> |