О тишине

Только не спрашивайте меня, пожалуйста, отчего возникают навязчивые идеи. Видимо, от нехватки ресурсов. Навязчивые идеи это устойчивые нейронные структуры, которые меняющийся мозг не может обойти или перестроить из-за недостатка возможностей для развития.
Навязчивые идеи являются первопричинами, на которые с использованием того или иного принуждения нанизываются общественные явления, образуя те или иные порядки.
Помимо общественного, то есть создаваемого людьми, порядка существуют прочие порядки, которые мы понимаем как системные явления окружающего міра. Законы природы, например.
Человеческое мышление это мышление, в первую очередь, существа общественного. (Люди с иными типами мышления не прошли отбор обществом.) Имея источник общественного порядка в собственных навязчивых идеях и, в принципе, понимая это, человек наиболее удобно осознаëт окружающий мір как тоже управляемый навязчивыми идеями - по аналогии. (Видение міра как управляемого навязчивыми идеями это тоже навязчивая идея, несомненно. Мы люди и нам придётся с этим жить.)
За исключением относительно редкого случая солипсизма человек в своëм представлении выносит источник управляющих міром навязчивых идей за рамки самого себя. Это связано с определëнной скромностью людских воззрений на самих себя, проистекающей, опять же, из общественного характера человеческого мышления. Для ощущения себя полноценными людям необходимо стороннее признание. Это означает, что "общественный" человек не может найти оправдание самого себя в самом себе. Ключевая мысль всякого общественного существа: "Я не есть основание самого себя". (С другими мыслями выжить в обществе очень сложно, особенно если в нëм есть суды и полиция.) Та же максима в расширенном виде звучит как: "Нет пророка в своëм отечестве". Частный случай "своего отечества" это отдельный человек; по общественным правилам он не может быть "пророком", то есть источником мотивации, для самого себя. (Без таких правил общество не могло бы существовать.) Общество всегда безжалостно к человеку и относится у нему потребительски. Другого общества у меня для вас нет, извините.
Из принципа отсутствия пророка в своëм отечестве проистекает необходимость удалëнных, вынесенных за скобки отечества, авторитетов. Без таких авторитетов не получается оправдать какую-либо деятельность. Искусство создания "выносных" авторитетов порождает культуру. И возможность критики культуры и мотивации ради подрыва боевого духа противника тоже, конечно, происходит из означенной удалëнности.
Субъект, видящий порядок окружающего міра ("Солнце всходит и заходит"), по аналогии с привычными ему общественными реалиями ("Днëм и ночью часовые стерегут моë окно") находит, что вселенский порядок тоже определëн навязчивыми идеями. Эти навязчивые идеи должны быть у кого-то, иметь хозяина; у склада эйдосов должен быть кладовщик. Хозяин идей должен иметь авторитет, иначе не получится превратить его в общественное явление. Авторитет тем прочнее, чем сложнее поставить его под сомнение, в том числе по вышеупомянутому "критерию места нахождения пророков". То есть, чем дальше авторитетный хозяин от отечества, тем лучше для него, тем прочнее могут быть взгляды, построенные с участием его образа. "У нас в Бантапутовке все охламоны, чудес не бывает, Моше Даян не Мошиах, ищите где подальше." Можно "поселить" Хозяина Навязчивых Идей на вершине горы, или на дне моря, или ещё куда-то далеко. Но до всех этих мест можно добраться, а по небу ещё никто не летал. Вывод: "Поселим Хозяина на небе, там его никто не тронет". И эта схема работает. Бог, сидящий внутри дерева, уязвим - дерево можно срубить и поругать бога. На горе тоже небезопасно; на гору можно подняться и объявить еë своим отечеством, как армяне Арарат. Значит и там "пророку" не место. На далëком небе же самое то. Гагарин просто не долетел. Он был ниже даже первого неба, Луны. Ему оставалось ещё семь небес космосом.
То обстоятельство, что за построением любого общества стоят навязчивые идеи, то есть явные недостатки разума, может использоваться для критики практически любого общества, для подрыва его установлений и для дискредитации его "внешних авторитетов", богов. В современном міре наблюдается любопытная тенденция противодействия такой диверсии - признание своих навязчивых идей основой своей идентичности, не подлежащей критике по факту своего существования, и объявление критики этой идентичности фобией, то есть явлением, обусловленным навязчивой идеей. (В вульгарной, не в медицинской терминологии.) Подобный подход, видимо, является реакцией на политические практики XX века, обильно включавшие в себя дискредитацию чужих ценностей как метод ведения войны. ("Посмотрите, ваши иконы просто доски, а ваши святые просто кости.") В принципе, признание своих навязчивых идей основой своей идентичности и довольно объективно, и соответствует принципу стремления к душевному равновесию. Однако побочными следствиями такого подхода являются легитимизация, в теории, любых индивидуальных особенностей вплоть до противоестественных, а также постановка под сомнение важнейшего общественного принципа - отсутствия оправдания человека в нëм самом, что чревато уже идеологической атомизацией и разрушением общества.
Будучи плодом недостатков разума, любые общественные и индивидуальные ценности могут быть атакованы по факту предъявления. Защита ценностей через объявление их легитимной индивидуальностью и принципиальное неприятие критики ведëт к прекращению выбраковки разрушительных явлений и разобщению участников сообщества.
Единственный известный мне способ сохранить свои ценности и при этом не подвергнуться дегенерации состоит в молчании о ценностях. Неизвестное невозможно критиковать. При этом опознание "своих" не будет затруднено, ведь все члены сообщества под названием "свои" знают о своих ценностях и могут видеть их признание в другом человеке.