О равенстве
new_rabochy — 10.12.2022Предложу посмотреть на вопрос диалектически. Такая необходимость есть хотя бы потому, что пусть классики Маркс-Энгельс никогда не снимали лозунг «свобода-равенство-братство», у них нередко можно встретить высказывания вроде такого энгельсовского: «Устранение всякого социального и политического неравенства» — весьма сомнительная фраза вместо «уничтожения всех классовых различий». Между отдельными странами, областями и даже местностями всегда будет существовать известное неравенство в жизненных условиях, которое можно будет свести до минимума, но никогда не удастся устранить полностью. Обитатели Альп всегда будут иметь другие жизненные условия, чем жители равнин. Представление о социалистическом обществе, как о царстве равенства, есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом «свободы, равенства и братства», — представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое время и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса».
Вот с нескольких сторон посмотреть на этот вопрос я и предлагаю.
1. Различим «равенство» и «одинаковость». Какой-нибудь человек 19-го века критикует «спартанский коммунизм» Бабефа и пишет: «Это же казарма! Вы предлагаете весь мир превратить в нее. Одни и те же одеяла, одежды, еда. Вот каково ваше равенство». С чувствами этого критика я соглашусь: непривлекательная картинка. Но критикует он не равенство, а одинаковость.
Поскольку вообразим уже не казарму, а шведский стол с богатым выбором. Во-первых, в тарелках будет очень большое разнообразие еды – не только арбуз и свиной хрящик, но также рыба, каши, овощи, колбасы, соленья. Во-вторых, количество еды будет разным – у кого-то одна маленькая порция, а у другого десять тарелок. В-третьих, стоимость еды будет отличаться – большая тарелка овсянки дороже маленькой, а когда кто-то берет икру и лобстеров, это намного дороже овсянки.
В условиях шведского стола не идет речи о том, что в тарелке каждого одно и то же. Не идет речи, что одинаковые порции, или хотя бы одинаковая стоимость. То есть, казалось бы, неравенство. И в то же время мы не сомневаемся, что все люди у шведского стола равны, - диалектика: там одновременно и равенство, и неравенство (неодинаковость).
2. Различим эксплуататорский подход и гуманистический.
Если мы подходим к людям как к средствам, то мы будем сравнивать, кто выше или ниже (подойдет для баскетбола или подводной лодки), сильнее или слабее (сколько груза в порту унесет), умнее или глупее (решит задачу или нет), и будем определять равенство по этим критериям.
Эксплуататорский подход, с одной стороны, поможет нам ограничить неравенство: редко один взрослый человек сильнее другого в сто раз. Но с другой стороны, поставит нам подножку: когда речь идет о том, что один способен написать симфонию, а другой – нет, то разница уже не количественная, а качественная. Можно взять сто неспособных, тысячу или десять тысяч – они ее не напишут, поскольку не способны. Точно так же можно взять сто тысяч парализованных – они не смогут пробежать даже одну стометровку все вместе, поскольку разница между ними и ходящими не количественная (в разы), а качественная: просто не могут, и все.
То есть, казалось бы, неравенство – неустранимое.
Но так как мы диалектики, то знаем, что где есть неравенство, там есть и равенство. Для этого нам потребуется посмотреть гуманистически – человек есть цель, а не средство. А для этого, возможно, обратиться к материалистической гипотезе.
Когда мы говорим, что человек есть цель, мы подразумеваем, что все наши желания – суть осознанные нами движения материи: то, что мы считаем желанием, - «стремление» материи двигаться в конкретную сторону. По аналогии с тем, как падающий камень «стремится» в определенную точку пространства.
И в этом смысле все люди равны: мы все – движение материи. Мы все не властны над нашими желаниями: мы не выбираем, хотеть есть или нет, хотеть пить или нет – это нам дано, в этом проявляется материя. Мы не выбирали, рождаться или нет, и в каких именно условиях (или, во всяком случае, хорошенько забыли это). Мы не выбираем и то, когда и как именно умрем. И даже наш выбор траектории, по которой мы движемся, доступен нам в довольно узких рамках.
Мы равны в том, что мы – движение материи, и мы равны в том, что не управляем этим, наши стремления нам неподконтрольны. А они, в свою очередь, властно заявляют над нами свои права. И мы равны в наших желаниях, в их природе, поскольку желание каждого – это «желание» материи, ее «стремление» изменить свою форму.
3. Это позволяет нам иначе посмотреть на вопрос неравенства вовсе.
Так как мы понимаем, что для нас важно двигаться (мы же – постоянно перемещающаяся и меняющаяся форма материи), и двигаться в определенном направлении с определенной скоростью, то для нас важнее удовлетворение наших желаний и внимание к ним (то есть к «воле» материи, которой мы подчиняемся), а вовсе не равенство или неравенство.
Допустим, кто-то остро нуждается в спорткарах и яхтах. Может быть, это в силу комплекса неполноценности, но это и не важно – важно, что он этого сильно желает. И при этом совершенно не стремится, скажем, иметь детей. А другой, наоборот, страстно хочет пять отпрысков, но глубоко безразличен к автомобилям и яхтам вообще. Если мерять привычными финансовыми показателями, то потребление одного может быть в сотни тысяч раз больше, чем у другого. Но этому самому другому на это глубоко наплевать – ну, неинтересны ему спорткары.
Это для нас тем важнее, что потребление тоже может иметь качественные отличия: если один «слышит музыку сфер», а другому она недоступна, эту разницу в потреблении мы никак не преодолеем. Точно так же, как если один «может испытать энергию ветра, бьющего в лицо при беге», а другой – нет. Такое неравенство, казалось бы, - плохая новость. Но есть и хорошая: тот, кто «не слышит музыку сфер», очень редко тоскует об этом – он ее и не хочет.
Резюмирую: неравенство между людьми имеет не только количественные, но и качественные отличия. Возможно, они непреодолимы вовсе. Или, во всяком случае, при нашем нынешнем уровне знаний. Но хорошая новость: мы и не хотим равенства как одинаковости – мы хотим удовлетворения наших желаний, уважения и внимания к ним (а значит, и к нам, к материи). Когда у нас есть шведский стол, нам безразлично, что у соседа лобстеры, а у нас овсянка – поскольку именно овсянка и есть то, что мы хотим.
|
</> |