О культурных революциях (26)

oohoo — 18.02.2016 26. Усложнение системы
(начало, пред.глава)
Политический центр в системе власти обеспечивает три взаимосвязанные цели – 1) сопряжение внутренней политической системы с международной политикой, 2) поддержание баланса и координации между ветвями власти и 3) сопряжение политического центра с политическими центрами базовых сообществ (для РФ – это субъекты Федерации, для Большой России – постсоветские республики).

Чтобы понять, как будет меняться структура постсоветского и российского политических центров в контексте глобальных изменений, вспомним, как это происходило, например, в предыдущем большом узле глобализации, после «второй мировой» перезагрузки. Для глобализации после 1945 года наступила активная четверть Надлома. В этой фазе политический центр представляет собой триумвират, трехглавый «президиум», сообща контролирующий исполнительную ветвь.

Так, в активной четверти 19-й стадии позднесоветской Реставрации (и учреждения РФ) официально был закреплен особый порядок «экономической реформы» на основе указов президента, согласованных с президиумом ВС при надзоре Конституционного суда в случае споров. Собственно, благодаря сговору АП с верхушкой президиума ВС и отвлечению КС на «дело КПСС» был протащен к годовщине августовского путча указ о ваучерной приватизации. При этом часть министров ориентировалась на администрацию президента, другая часть – на Верховный Совет, третья (юридическая) – на создаваемый Совбез РФ и связку Зорькина-Скокова-Баранникова.

Аналогично в активной четверти Глобализации после 1945 года исполнительная ветвь (европейская элита) была разделена между советской и американской зонами влияния, а немногие нейтральные и неприсоединившиеся страны ориентировались на баланс сил, который регулировался в рамках ближневосточного процесса. Взаимодействие между США и СССР, сфокусированное на Ближнем Востоке и балансируемое ближневосточными лоббистами в обеих сверхдержавах – это и был политический центр глобального процесса.

Однако, до 1945 года ни СССР, ни США, ни тем более сионисты не были главными игроками глобальной политики. В течение двух веков происходил упадок Османской империи как гаранта ближневосточной торогвли и нарастало значение европейских держав. Собственно, европейский «концерт держав» и был глобальным центром, а военно-политическая, милитаристская технология властвования стала доминировать к началу ХХ века и достигла «крещендо» к концу «второй мировой», когда буквально все страны мира и все экономические ресурсы были подчинены этой ветви глобальной власти. Европейская милитаристская ветвь раскололась на две «оси», переподчинила и вовлекла в свои конфликты все соседние цивилизации и растущие центры силы, а затем достигла пределов своей экспансии и исчерпала ресурсы для повышения ставок. Раскол Европы состоялся на пике ее глобального политического значения. В итоге империалистическая «старая Европа» была упразднена (как и исполнительная власть старого режима СССР или РСФСР в 1991-м), а обновленная исполнительная ветвь подчинена новому политическому центру на основе представительной (распределительной) ветви, объединившей финансистов с одной стороны и госплановцев с другой.

Все эти моменты мы обсуждали в главе «Панорамный обзор перезагрузок», но сейчас напомнили для того, чтобы сравнить изменения в структуре глобального центра с изменениями в структуре советского союзного центра. Российский исторический процесс в тот момент (1941-43) переживал Дно Надлома (узел 16/17), завершение активной четверти, начавшейся в 1917 году. Тут будет уместно напомнить, что у России ресурсы для милитаризации успели исчерпаться раньше, чем для колониальных европейских держав. Поэтому в 1917-м тоже доминирующая и подмявшая под себя экономику милитаристкая ветвь элиты оказалась расколота, тоже на «белых» и «красных» и переподчинена перераспределяющей ветви элиты. «Белые» оказались зависимы от внешней торговли ресурсами и финансовых займов под залог золотого запаса, а «красные» командиры и военспецы – зависимы от сословия комиссаров, взявших в руки дело продразверстки, реквизиций и конфискаций.

И весь период после революции и до большой войны, так или иначе, сословие партноменклатуры старалось держать под контролем военное сословие. При этом значение таких подчиненных центральным парторганам институтов перераспределения ресурсов как Госплан или Госснаб только возрастало, как и сотрудничество «госплановцев» с заокеанскими финансистами в ходе индустриализации. То есть содержание политики элит активной четверти – перераспределение ресурсов и активов в свою пользу определяется фазой развития, а цель этого перераспределения – подготовка к мировой войне – задавалась внешним контекстом растущего глобального милитаризма. Сбалансировать эти разнонаправленные тренды можно было, опираясь внутри страны на спецслужбы и «военно-техническую опричнину» закрытых КБ и заводов. Так что военные элиты прошлой и будущей войн были разведены по разным казармам и баракам.

Здесь можно также заметить, что в малой культурной революции 1930-х годов, ставшей гегелевским повторением гражданской войны, победу одержали «редиски», красные по риторике, но тесно сотрудничавшие с американскими финансистами и корпорациями. Американцы и тогда тоже были объективными союзниками против доминирования империалистической Европы, а в политике самих США после прихода Ф.Рузвельта тоже финансовая ветвь элиты подминала производственный капитал (военной элиты там как таковой не было), опираясь на недавно созданное ФБР. Таким образом, новый центр глобализации, перехвативший к 1945 году управление у европейских милитаристов, сложился как коалиция двух великодержавных политических центров, каждый из которых играл свою роль в этом новом «концерте». При этом политическая элита США была ведущей силой в этом дуэте, поскольку северо-атлантическая цивилизация в 1945-м переживала свой узел Консолидации, перешла в завершающую четверть Надлома.

Послевоенная политическая элита СССР была постоянно занята балансом между активным соучастием в глобальной политике и внутренними экономическими ресурсами. При этом представительная ветвь экономической политики была разделена на два автономных контура (стратегический и народного потребления), включая два контура безналичного и наличного денежного обращения. Баланс между этими экономиками поддерживался на уровне директив ЦК КПСС и центральных институтов контроля. За счет такой мудреной системы управления, неповоротливой в решении самых простых обыденных задач, но в то же время способной быстро мобилизовать ресурсы на сложные стратегические задачи, советский полюс двухполярного мира играл роль противовеса основного долларового контура мировой системы. Хотя для формирования баланса между ними была востребована ближневосточная площадка помимо локальных стычек в Корее, Вьетнаме и Афганистане, формировавших также кольцо военных угроз для Китая.

Можно заметить также, что именно растущие аппетиты финансовой элиты США, вернее – ее крыла, обслуживающего новый высокотехнологичный ВПК, были заинтересованы в постоянном нагнетании напряженности и гонки вооружений на новых направлениях, требующих все больших капиталовложений, кредитов, военных бюджетов. Подчиненные финансовому капиталу политические разведки Запада не могли не обеспечить обмен сведениями о критических технологиях между США и СССР, чтобы с гарантией запустить новую, еще более ресурсозатратную гонку вооружений. Только такая гонка на грани войны и нехватки ресурсов давала политический перевес финансистам или госплановцам над милитаристами. В то время как высший генералитет старорежимной империалистической закалки вполне мог обойтись достигнутым статус-кво политического влияния и накопленными вооружениями. Отсюда такие парадоксальные моменты как филиппики генерала Эйзенхауэра против ВПК или корейская война как политическая ловушка для генерала Макартура. Впрочем, и в СССР тоже героические маршалы Великой войны во главе с Жуковым оказались на третьих подсобных ролях в политической тени ядерного и космического проектов.

Таким образом, трехглавая структура глобального политического центра и структура каждой из его ветвей (НАТО, ОВД, ближневосточный процесс) определялась, во-первых, доминированием финансисткой элиты и ее теневых союзников в ЦК КПСС, расколом и революционной сменой центра в подчиненной милитаристской сфере, растущей опорой на спецслужбы во внутренней политике. Причем в США третейский юридический контур во внутренней политике стал доминирующим, при подсобной роли ЦРУ во внешней политике и глобальной экономике, отданной на откуп финансистам, а внутри СССР доминирующей оставалась партноменклатура, а глобальная политическая структура проецировалась внутри закрытого, «опричного» стратегического контура управления в прямом подчинении той части союзного центра, которая стала частью центра глобального.

Фу…ух! (вытираем пот со лба) Неудобочитаемый экскурс в сложную структуру большого узла 13/14 Смены центра Глобализации, возможно, поможет нам осознать сложность и проникнуть глубже в структуру текущего глобального узла 16/17 Дна Надлома, а также подчиненного ему большого узла Консолидации российской истории. Только нужно иметь в виду, что военно-промышленная «опричнина» позднесоветской эпохи была базой для союзного политического центра, по сути, вытеснившего в маргинальное аполитичное состояние институты РСФСР. Кроме того, в этот же союзный «опричный» контур входили Восточная Украина (Новороссия), Северный Казахстан и почти вся городская Белоруссия. Так же и сегодня политическим центром постсоветского пространства является та часть политической элиты РФ и соседних республик, которая так или иначе вовлечена в глобальную политику. То, что принято называть «Кремль», федеральный политический центр – является центром и для федеральной властной элиты и ее ветвей, но также и центром постсоветской элиты. Тремя ветвями этого постсоветского центра являются межгосударственные политические процессы «ближнего зарубежья» - на западном, юго-западном и южном направлениях с центрами ветвей в виде российско-белорусских, российско-украинских и российско-казахстанских двусторонних отношениях. Поскольку эти отношения являются важной частью глобальных раскладов вокруг России, то вместе с внешними политиками четырех республик они составляют часть формируемого нового центра глобальной политики. Вопрос только – какую именно часть? И какова роль этого постсоветского центра среди других мировых центров силы?

Впрочем, на центрально-азиатском направлении интрига уже обозначена и даже вполне понятна. Совмещенный июльский саммит ШОС и БРИКС, а также связка ШОС и ОДКБ со штаб-квартирой в Астане задал основной тренд на этом направлении. И более того, обозначил приоритет именно этой политической ветви в глобальном контексте. Точно так же как в 1945-м милитаристская ветвь глобализации исчерпала границы продвижения, сегодня в стратегическом тупике находится ныне доминирующая финансистская ветвь. Финансовая власть, ее политические механизмы – все в руках банкстеров, банков и денег в закромах столько, сколько нет ни у кого. Одна лишь беда – совсем некуда эти деньги инвестировать, закончились прибыльные проекты, осваиваемые в режиме банковского кредитования. А между тем финансистам нужно поддерживать высокий уровень перераспределения экономических ресурсов, чтобы иметь свой завышенный процент с этого оборота, но главное – политическое влияние в мире.

Для генералитета второй мировой победа над всеми противниками стала началом конца достигнутого полного доминирования, и дальше понадобилась политическая революция в военной сфере и новая связка ВПК с «рокфеллеровским» крылом финансовой элиты. Так и сегодня происходит революционный переворот, смена центра в финансовой надстройке над глобализированной экономикой. Как и во времена Великой депрессии на помощь западным банкирам опять приходят госплановские элиты «второго мира», планово обеспечивающие не только площадки и транзитные коридоры для инвестиций, но и так же планово, на основе межгосударственных соглашений, гарантирующие загрузку и будущую минимальную доходность таких долгосрочных инвестиций. На эти цели ориентирован прежде всего Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), созданный для спасения доллара как мировой валюты, для возможности инвестирования долларовых резервов всех стран, кроме самих США. Однако США получат свой дивиденд в виде поддержания ликвидности и стоимости «внешнего доллара», а потому могут не вкладываться в альтернативные радикальные сценарии спасения себя за счет других.

В какой-то степени взаимоотношения западных финансистов с китайскими госплановцами развивались именно на такой схеме – реинвестирования части долларовых средств в крупнейшие инфраструктурные проекты в самом Китае. Но сейчас там уже почти все застроили, а уже построенное не вполне понятно, как и когда даст отдачу, если вдруг глобальная, а с ней и китайская экономика резко снизит обороты. Потому и нужно самим китайцам выходить на глобальные просторы, получать гарантии всего Старого Света по доходности долгосрочных инвестиций, а для этого вовлекать весь Старый Свет в это масштабное предприятие. И по этой же причине АБИИ и вся система БРИКС и ШОС строится на образцах китайского планового взаимодействия с западными финансистами, которое, как и японское или корейское, так или иначе восходит к сталинскому образцу.

Однако, как и в СССР при Сталине обеспечить такую «инвестиционную опричнину» может лишь опора на сильную политическую систему с опорой на сильные спецслужбы – и чтобы защитить инвестиции, и чтобы не дать «земщине», элитам глобальной провинции сильно повлиять на судьбу долгосрочных планов развития, транзита, доходов. Только теперь будет не Госплан, а Межгосплан, а значит и система поддержания политического порядка и дисциплины в элитных рядах – тоже формируются на межгосударственном уровне, в том самом виде ОДКБ, ШОС, антитеррористического комитета СБ ООН.

Радикальные элементы и без того постоянно воспроизводятся в обществах третьего мира с их косными порядками, мозаичной структурой вечно враждующих общин, а главное – высокой рождаемостью при отсутствии перспектив для молодежи. Сформировать на этой основе террористические бригады и даже армии – не так сложно, чтобы направить их против стран, сопротивлявшихся доминированию финансистов. Однако теперь уже и сами финансисты оказались зависимы от вероятного расползания хаоса, так что подчиненные им спецслужбы занялись канализацией радикалов в централизованные уже не армии, а квазигосударства, чтобы радикалы сами себя кормили и контролировали, и можно было направлять эту управляемую угрозу против конкурентов, например, в толпе беженцев в Европу. Или помогать создавать анклавы террористического «халифата» в ключевых приграничных районах Афганистана, чтобы держать под угрозой транзитные пути и элиты соседних стран, не говоря уже о проектах типа ТАПИ или НШП. Аналогичный террористический анклав-квазигосударство практически создан на бывшей Украине, и европейцы из последних усилий пытаются удержать на плаву остатки правопорядка.

Однако, этот уже созданный инструмент западных спецслужб, обслуживающих банкстеров, тоже нужно держать под контролем, как злобного оголодавшего пса на крепкой цепи. Поэтому «умеренное», внешне миролюбивое крыло финансовой элиты в лице госсекретаря Керри уполномочено пригласить Россию в качестве эффективного укротителя и специалиста по отсеканию щупалец спрута. Как выяснилось, сами западные державы к необходимой жесткости и интенсивности ударов не способны. Кроме того финансовые элиты более всего боятся усиления своих же банкстеров, например, немецких. По той же причине не подходят «азиатские тигры» с их экономическим весом. А вот российская элита, не имеющая собственного финансового центра и не конкурент ни разу на финансовых рынках, в этом смысле вполне безопасна и проходит на роль шерифа.

Защита от террористических угроз плюс развитие инфраструктурных проектов Нового Шелкового Пути из Азии в Европу – это два взаимосвязанных приритета для всей Средней Азии и, особенно, для Казахстана с его степными границами, которые невозможно защитить кроме как на основе межгосударственной системы безопасности. Лондонское крыло глобальных финансистов уже создало финансовый центр «на вырост» под будущие проекты НШП в Астане, и теперь понятно – почему не в Москве, как было обещано при выдвижении Медведева. Чтобы не держать яйца в одной корзине и влиять извне на это направление евразийской политики, рядом с ОДКБ и ШОС.

При всей чувствительности для России украинского кризиса, именно его замораживание ради борьбы с глобальной террористической угрозой ясно показало приоритеты в политике не только России, но и в целом постсоветского пространства. Так что эта ветвь политической системы постсоветских союзов с опорой на сотрудничество спецслужб все постсоветские годы повышала свое значение и сейчас является доминирующей. Однако, именно эта третейская ветвь, как положено в узле Консолидации союзного уровня, претерпела раскол и революционную смену центра в 2014 году.

Во-первых, прежняя система сотрудничества республиканских осколков бывшего союзного КГБ навсегда ушла в прошлое. На территории бывшей Украины именно сотрудничество Киева с Минском, украинской СБУ с белорусским КГБ против пророссийских политических сил стало самым главным шоком для спецслужбистов и военных, если кто-то их них имел на этот счет какие-то иллюзии. Притом что кадры для ГБ Киева и Минска в Москве давно уже не готовят, в отличие от спецслужб среднеазиатских республик. Во-вторых, блестящая спецоперация в Крыму привела уже в шок элиты не только соседних стран, обозначило новое качество управления и взаимодействия всех специальных формирований, к тому же опирающихся на гражданское ополчение. Очевидно, что все ошибки успешной в целом спецоперации в Южной Осетии и Абхазии были учтены. Теперь опыт специальных операций в борьбе с радикальными повстанцами оттачивается в Сирии.

Даже примерное описание лишь одной ветви политической системы союзов постСССР уже дает представление о сложной структуре этой части глобального политического центра. Описание двух оставшихся ветвей должно еще больше прояснить понимание происходящих событий и основных тенденций.

Продолжение следует

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив