Я нахожусь в Харькове, в северной части города, в доме моих родителей, в частном секторе. Все это время с 5 утра [24 февраля], когда начали ******* [бомбить], мы сидим в подвале. Первую ночь тут была вся семья, все собаки, и даже тетка приходила. Утром второго дня всех, кого можно было поместить в одну машину — трех женщин, трех собак и трех котов — мы отправили во Львов. Они уже там, но очень много людей едет, большие не пробки, но «тягучки»: на блокпостах их проверяют и отпускают. Кто остается во Львове, кто-то едет в Карпаты, кто-то в Польшу, там на границе большие очереди.

Сегодня [27 февраля] четвертый день, в районе 8-9 утра заехали [в город] ваши ребятки просто на джипах БМП, и следующие два часа их тут били и жгли — есть куча видео в телеграм-каналах. Все это сопровождается периодическими арт-обстрелами. То мы стреляем, а те отвечает, то те стреляют, а мы тут жухаемся. В городе много всего разбомбленного.

Было ли страшно

Страха толком не было. Первые пару минут обстрела, когда было темно и вообще ни хрена непонятно, что происходит и кто где. Когда начинаешь понимать диспозицию сил, что происходит вокруг, какой тип оружия стреляет, что он может, чем больше ты понимаешь в боевых действиях, тем спокойнее их воспринимать.

Как устроена жизнь

У нас с отцом в подвале житейские условия плюс-минус хорошие. У нас и свет, газ и вода. В наличии еда, но есть сейчас как-то не хочется. До вчерашнего дня даже был wi-fi, но вчера обстреливали очень сильно Салтовку (знаменитый район Харькова, крупнейший жилмассив бывшего СССР — прим. «Новой»), и много, где пропал свет. У нас он остался, но у провайдера — нет, поэтому wi-fi больше нет, хотя я его успел в подвал провести.

Приходится ловить мобильный интернет, а для этого вылезать из подвала, а это небольшой стресс, поскольку очень много шума и стрельбы вокруг, и ничего непонятно. У нас дом расположен на возвышенности, а это частный сектор, и тут толком ничего нет, поэтому ночью хорошо слышно все вокруг, и кажется, что снаряды бьют прямо сюда. Но психологически мы к этому уже привыкли, просто надо сидеть и ждать. Хорошо, что есть хотя какая-то связь, вообще без нее было бы тяжело. А так видишь, что

Большинство знакомых поуезжали или поотправляли своих на запад. Те, кто живут в жилмассивах, стараются сидеть в подвалах, куда-то закапываться. На Салтовке уже довольно много взорванных подъездов — на улице Бучмы сегодня точно был взорван дом напротив заправки, но надеюсь, людей там уже не было.

Я живу довольно далеко от центра, до ближайшей станции метро километров 5-6, и мы, конечно, туда не ходим. А те, кто в центре или ближе к метро, спускаются туда. Никакого гуманитарного ужаса в плане отсутствия еды и воды нет. Магазины закрыты, но в метро привозят еду, а те, кто сидят по подвалам, закупились в первый день.

Как узнавать информацию

Мы сидим все в харьковских чатах, и когда слышим какие-то «прилеты» или «отлеты» ракет, то сверяем по чату. Раньше это было сообщество где-то сотни людей, которые играют в квесты, а теперь мы это чат харьковской переклички, люди по разным районам контролируют кто, что и где.

Читаю официальные каналы, УНИАН и «Суспильное», и этого в принципе хватает для понимания. Большинство сообщений в этих каналах обнадеживающие и поддерживающие, поэтому настроение довольно высокое.

Почему не уехал

Я с самого начала знал, что я никуда не поеду. Сложно это объяснить, но для меня даже вопрос такой не стоял. Я в принципе знал, что у родителей есть подвал, хотя никто в семье до последнего момента об этом не упоминал. И готовили [для жизни] мы его уже во время первого обстрела утром первого дня.

Но я знал, что даже если будет самый плохой сценарий — какой примерно и произошло — это дает какое-то [ощущение] тыла. Люди без такого тыла и понимания, что делать, больше боялись и больше были склонны переехать ближе к западной границе. Сыграло свою роль и то, что в моей семье много родственников живут в «ДНР» и «ЛНР». Они передали мне опыт сидения под обстрелами, распознавания разных видов вооружения. Мы все знали, что это часть жизни — но раньше это была часть жизни наших родственников, а теперь и нашей. И это не так страшно, но тем, кто так близко не соприкасался — а у меня мама и папа родом с территории Донецкой и Луганской областей, ныне контролируемой «ДНР» и «ЛНР» — наверное, было сложнее справляться со стрессом.

Отношение к происходящему

Честно? Спокойное. Просто хочется, чтобы это закончилось и дошло до нашей логической победы. Нам сейчас нужно воевать, в переговоры верится слабо. Я не понимаю, какие гарантии Россия может дать кому-либо, даже своим гражданам. У многих ощущение, что чем больше украинские вооруженные силы нанесут ущерба российским вооруженным силам, тем ближе конец этого всего, и это единственный путь. Но лично меня деморализовали подвижки нашего украинского руководства к каким-то переговорам. Это мое личное отношение.

Жертвы среди мирного населения

Они есть, но надо сказать, что когда мы видим попадания в девятиэтажки, что в Киеве, что на Салтовке, то эти дома, слава богу, по крайней мере частично были «самоэвакуированы». В каналах выкладывают информацию о погибших людях, но с большинством из них это случилось на улице. Это те, кто не успел добежать до бомбоубежища или по какой-то причине не пошел туда.

Есть такая ироничная точка зрения, что харьковчанам несколько все равно на происходящее. Из забавного я видел просьбу от наших официальных сил не ждать транспорта в связи с военной ситуацией. Я просто представил, что где-то сейчас стоят люди на остановках и ждут трамвая. Или вот мой приятель с Салтовки ответил на мой вопрос о том, как у него дела, так: «Да все в порядке, обычная салтовская история. Грабят магазины, бьем тех, кто грабит… Ну да, еще бомбят». Жертвы единичны или, возможно, их десятки, но как оценить не знаю. Про жертвы среди военных информации почти нет.

Верилось ли, что может быть война?

Я долгое время игнорировал [разговоры о будущей войне], потому что эта новостная тревога девальвируется. Путин что-то сказал, Песков что-то сказал, и я начал на всех злиться: «Путин, ну сколько можно, Байден, перестань, это просто какая-то херня». И я очень злился на все медиа — и украинские, и российские, потому что каждый чей-то вздох превращался в [алармистские] заголовки. Я думал, зачем нужен этот пустой звон, и хотелось сказать: «Заткнитесь все, ведь если что-то произойдет, мы узнаем первые». Потом люди начали куда-то собираться, совершенно случайно — в давно запланированные командировки и отпуска, начали покидать страну. Я понимаю, почему, но это немного раздражало. Я долгое время хранил скептически-саркастический взгляд: «Ну да, ну едьте, ну и сидите там». 90% людей, которые сейчас находятся во Львове, выехали туда уже во время боевых действий, это все решается, и незачем было развивать эту панику до начала событий.

Я ожидал какого-то адища по линии соприкосновения «ДНР», «ЛНР» и Украины, но что начнут Харьков, Одессу, Херсон и Киев херачить — нет. Около «ДНР» и «ЛНР» стояли наши лучшие части, самые опытные, и они сильно зашиты в землю, они копали окопы все эти 8 лет, и я думал, что их оборону просто не прорвут. И все эти Совбезы, разрешения Совфеда [на ведение войны] меня не волновали, потому что я знал, что у нас есть армия, и если что, мы будем драться. То, что сейчас делал Путин, мы видели и перед Крымом. Ощущение было такое: «Ну да, и что? Так это уже было. Пусть входит — будем воевать». Слава богу, что мы не струсили, мы стоим, и у нас есть армия. Это круто видеть, что она вооружена и профессиональна, и это не какие-то солдатики в советских кирзовых сапогах, как было в 2014 году.

Почему так мало эмоций

Есть заезженная фраза, что война идет уже 8 лет. И, действительно, если бы я записывал это аудиосообщение в 2014 году, то я бы, наверное, срывался на более высокие ноты. Сейчас, после всего, что произошло с моими родственниками на Донбассе, мы не то, что привыкли, но психика адаптировалась к этому агрессору, и ты воспринимаешь эту ситуацию более спокойно. Нет смысла что-то орать, махать кулаками и психовать. Отношение — крайне агрессивное и негативное, но оно уже так долго такое, что выражать его наружу, наверное, психика уже устала. Надо просто воевать и закончить с этим всем.

Но я могу сказать, что все, кто причастен к этой войне со стороны РФ, — мрази и ублюдки. Если они все умрут, я буду крайне счастлив, а все, что происходит здесь — это полный ******* [кошмар]. И одно дело защищать какие-то принципы, даже выдуманных нацистов на Донбассе бить, но

Что, если Харьков оккупируют?

Город не будет оккупирован ни в коем случае, судя по тому, что я вижу, грубо говоря, из окна. Сегодня, когда утром заезжали российские боевые машины с севера и ехали куда-то на скорости, это увидели все. Ведь до этого [происходило] по сути, на окраинах, а сегодня какие-то машины доезжали чуть ли не до центра, где их уничтожали. Было такое впечатление, что они ехали просто бесцельно, и это приводит в замешательство. Очевидно, что большие города-миллионники не захватываются сотней другой боевых машин, это делается не так, и непонятно, зачем это кому-то было нужно.

Чтобы оккупировать Харьков, нужно выбить отсюда украинские войска авиаударами — этого нет, потом заходить колоннами танков — этого тоже нет. И остаются люди, Харьков — полуторамилионный город, и людей здесь до сих пор до хрена. Это огромный город, нелояльный россиянам. Большая разница с Донецком в 2014 году, который был лоялен россиянам. Тогда люди из Донецка видели Крым, у них был пример, они хотели к вам, в Россию. Сейчас в Харькове все видели, что происходит эти 8 лет в «ДНР» и «ЛНР», весь этот ****** [ужас], людей, ездящих за пенсией к нам.

Вырезать и убивать, а потом перевозить сюда из Донецка людей, которые должны будут стать харьковчанами? В этот бред не верится. Абсурдность всего того, что я сейчас произнес, говорит о том, что этого не произойдет. Но даже если бы нас тут сравнивали просто с землей, то я бы все равно оставался в подвале. Я бы не бежал никуда. Я бы просто ждал. Не знаю чего.

Мне трудно ответить на такой вопрос, потому что я вообще об этом не думал. Это как спросить: «Андрей, что ты будешь делать, если окажешься в марсианской экспедиции?» От меня это столь же далекая перспектива, как и оккупированный Харьков. И это касается практически каждого областного центра — я не верю, что они будет оккупированы и заняты, и даже вроде как занятый российской армией Херсон, уверен, будет освобожден в ближайшие дни.

Обращение к обычным россиянам

Я ничего не хочу сказать обычным россиянам, среди которых много моих знакомых. Мне кажется, они сами все знают.

В отборе на Евро-2000 Андрей Шевченко в Лужниках в стыковом матче забил знаменитый гол Филимонову за шиворот. Мне было примерно 10-11 лет, и я плакал у телевизора и был счастлив (кажется по голосу, что Ключко и сейчас начинает плакать — прим. «Новой»). И я ничего не хотел сказать обычным российским болельщикам, мне было на них все равно. Я хотел сказать тогда украинским болельщикам и сейчас — украинским гражданам, что мы ******** [классные] и мы победим.

Илья Азар, спецкор «Новой газеты»