Николай 2 - полтора года в Могилеве

foto_history — 03.11.2014 Всем нам известно, что практически полтора года император Николай 2 провел в белорусском городе Могилеве. Кстати, был он и моем родном городе Гомеле. Об этом постараюсь написать чуть позже. Вот нектороые подробности:

В последние годы своего царствования император-страстотерпец Николай II проводил в Могилеве больше времени, чем в Петербурге. Обязанности Верховного главнокоман­дующего, принятые им на себя, требовали его почти постоянного пребывания в Ставке. Так и получилось, что фактически последней столицей империи стал Могилев — город, где находилась царская Ставка.



В августе 1915 года Николай II при­нял на себя звание Верховно­го Главнокомандующего, отстра­нив от этой должности великого князя Николая Николаевича. Реше­ние это мотивировано было многими обстоятельствами.

Прежде всего здесь сыгра­ло роль желание государя прекратить разделение го­сударственной власти, все более ширившееся с начала войны. Об этом положении, создавшемся вследствие чуть ли не враждебного отноше­ния Ставки к правительству и правительства к Ставке, можно найти упоминания во многих мемуарах деяте­лей того времени. (Каждый, естественно, видел ситуа­цию со своей колокольни и со своей колокольни о ней судил.) Например, генерал А. Д. Бубнов, наблюдавший происходящее с «колоколь­ни Ставки», впоследствии писал в своих воспомина­ниях: «Оба органа верхов­ной власти: правительство в столице и верховное ко­мандование в Ставке, если и не вступили сразу же по­сле начала войны в открыто неприязненные отношения, то во вся­ком случае, вместо тесного единения, начали подозрительно относиться друг к другу. В Ставке стали прислушивать­ся и приглядываться к тому, что гово­рят и делают в столице, то есть в пра­вительственных и придворных кругах, а в столице стали гадать и наблюдать за тем, что думает и предпринимает Став­ка. При этом тесного единения не было не только между гражданским управ­лением государством и верховным ко­мандованием, но не было его и в чисто военной сфере, ибо военный министр, на котором лежала громадная и ответ­ственная задача снабжения и уком­плектования армии, не был подчинен Верховному Главнокомандующему».



Решение Николая II встать во гла­ве армии было воспринято в обществе неоднозначно. В определенных кругах говорилось о том, что не обошлось здесь без влияния императрицы, но эти разговоры не относятся к нашему пове­ствованию, и мы воздержимся от того, чтобы цитировать их или обсуждать. Для нас важно то, что в один из пере­ломных моментов своей жизни послед­ний российский император оказался связан с Могилевом: именно сюда была перенесена в августе 1915 года Ставка, находившаяся прежде в Бобруйске.



В первые дни своего пребывания в Ставке Николай II жил в императорском поезде, но уже вскоре перебрался в го­род. В его дневнике сохрани­лась помета: «Решил пере­ехать в Могилев на житель­ство, оно гораздо удобнее во всех отношениях». Алек­сандре Федоровне он напи­сал то же самое — но более развернуто: «Лесок, в кото­ром стоял наш поезд, очень уютен, но благодаря дождям там стало сыро, даже в ваго­нах; поэтому, чтобы быть по­ближе к моему штабу и жить в доме, я решил, что лучше и проще всего будет переехать в город».



Могилев к моменту при­бытия императора представ­лял собой довольно обыч­ный губернский город, хотя и весьма живописно распо­ложенный. Николай II по­селился в губернаторском доме (заняв две комнаты во втором этаже — спальню и кабинет) и в письмах к же­не отзывался о нем и об окружающей местности так: «Здание старое, но впол­не удобное, с садиком и очарователь­ным видом на Днепр и далекую окрест­ность — положительно Киев в миниа­тюре». Гораздо менее снисходителен к городу был М. К. Лемке (в ту пору — военный цензор, впоследствии — член РКП(б)): «Что сказать о современном Могилеве на Днепре (губернском)? Из многих вымирающих губернских го­родов (Смоленск, Калуга, Пенза) он не лучший. Небольшой, грязный, лишенный примитивных удобств, с четырьмя(!)вагонами одноконной тяги, идущими не шибче молодца солдата из стрелкового полка, пыльный, населен­ный еврейской беднотой, управляемый разнузданной полицией под предво­дительством солдафона, сгибающего­ся перед каждым придворным лаке­ем... Теперь, при Ставке, грязь немно­го повычистили, полиция подтянулась и приоделась, но это и все. Интеллиген­ция как-то совершенно не видна, да, су­дя по хроническим крахам драматиче­ских трупп даже при Ставке, по отсут­ствию библиотек и книжных магазинов, надо думать, что ее и вовсе нет...»



Подробно описывал быт государя в Ставке — по крайней мере, внешнюю его сторону — полковник Генерально­го штаба В. М. Пронин: «На южной окраине Могилева, на высоком и кру­том берегу Днепра, откуда открывался прекрасный вид на заднепровские дали, стоял небольшой двухэтажный губер­наторский дом. Здесь имел пребывание Государь Император во время своих приездов в Могилев. Почти вплотную к этому дому, или как мы его называ­ли — “дворцу”, примыкало длинное двухэтажное здание Губернского прав­ления; в нем находилось Управление генерал-квартирмейстера, этого “свя­тая святых” всей русской армии. Перед “дворцом” и Управлением была доволь­но большая площадка, обнесенная со стороны прилегавшего к ней город­ского сада и улицы железной решет­кой. У парадного входа “дворца”, когда Государь был в Ставке, обыкновенно стояли парадные часовые от Георгиевского батальона, составлявшего охрану Ставки. Батальон комплектовался ге­оргиевскими кавалерами — офицерами и солдатами всех строевых и пехотных частей армии, по особому выбору. Это, так сказать, были “храбрейшие из храб­рых”. В ближайших аллеях сада и на прилегающей к площадке улице несли дежурство чины дворцовой полиции и секретные агенты, которых мы называ­ли “ботаниками”. Дабы не обращать на себя внимания, они, внешне сохраняя непринужденный вид, словно прогули­вались, останавливались у дерева или цветочной клумбы и как бы внима­тельно их рассматривали, в то же вре­мя зорко следя за всеми прохожими и проезжими».

Помимо георгиевских кавалеров и «ботаников», государя охраняли особый авиационный отряд, артиллерийская батарея, а также другие воинские подразделения. Но, несмот­ря на это, в самой атмосфере Ставки с появлением здесь царя — как ни странно это покажется стороннему наблюдателю — воцарилась атмосфе­ра здоровой демократичности. Это можно отчетливо увидеть на примере

кинематографических сеансов, кото­рые были едва ли не единственным доступным развлечением в Могилеве: для Николая II не устраивали особых показов, вместе с ним перед экраном сидели и офицеры, и рядовые солдаты.

Вообще, многие — даже и те, кто относился к царю критически, — признавали, что при нем в Ставке стало го­раздо спокойнее. Ушла напряженность, присутствовавшая здесь при великом князе Николае Николаевиче (хотя справедливости ради следует сказать, что великого князя любили в войсках). «Как неузнаваем штаб теперь, — отме­чал великий князь Андрей Владими­рович. — Прежде была нервность, из­вестный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним свои присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со все­ми говорит, всех обласкает; для каждо­го у него есть доброе слово».



С особенным воодушевлением вос­приняли известие о том, что Николай II принял на себя командование русской армией, простые солдаты. Свидетель­ствовали об этом многие — в частно­сти, генерал И. К. Григорович: «Когда Государь объезжал войска на фронте, крепости, порта, заводы и лазареты, было приятно смотреть на то участие и радость, которую он повсюду встречал, в особенности среди раненых, которых он утешал и награждал».

Распорядок дня государя, когда он находился в Ставке, был строг и одно­образен. Вставал он рано утром, пил ко­фе. Затем шел в штаб, где рассматривал донесения с фронта, слушал доклады. В двенадцать или в половине первого накрывали завтрак, за которым обык­новенно присутствовали до двадцати человек. В середине дня Верховный Главнокомандующий с небольшой свитой выезжал на автомобиле за го­род, где совершал пешую прогулку. По возвращении домой — вновь занимал­ся докладами, донесениями и другой военной работой. В половине восьмо­го бывал обед — как и завтрак, весьма скромный (из трех блюд). После обеда государь работал до глубокой ночи в кабинете.

Кроме того, по свидетельству прото­пресвитера Георгия Шавельского, «во все праздничные и воскресные дни и накануне их Государь посещал штабную церковь. Пропуски в этом отношении были чрезвычайно редки и всегда вы­зывались какими-либо особыми при­чинами. “Как-то тяжело бывает на ду­ше, когда не сходишь в праздник в цер­ковь”, — не раз слышал я от Государя».

Уезжая после «побывки» из Царско­го Села осенью 1915 года, Николай II взял с собой в Ставку цесаревича. 1 ок­тября Александра Федоровна писала мужу: «Всегда так больно провожать тебя, а теперь еще и Бэби уезжает с то­бой первый раз в жизни. Это не лег­ко — это ужасно тяжело. Но за тебя я рада, что ты будешь не один, и наш Маленький будет горд путешествовать с тобой один, без женщин, совсем боль­шой мальчик...»

В Ставке цесаревич проводил много времени с отцом. Вместе с ним он даже совершал поездки на передовые пози­ции. Граф Д. С. Шереметев вспоминал об одной из таких поездок: «Рота сол­дат, вынырнувшая из окопа и возвра­щавшаяся на отдых, с удивлением узна­ла Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление солдат, когда они поняли, что перед ни­ми Государь Император с Наследником Цесаревичем».

Такого рода «вылазки» Алексей, ко­нечно, как и любой мальчик его возрас­та, воспринимал как увлекательные приключения. Но вообще жизнь его — даже в Ставке — приключениями бы­ла бедна. Когда он не находился с от­цом, он или занимался уроками, или гулял, по большей части в саду, приле­гающем к дому. Имея живой характер, подросток быстро сходился с людьми — с офицерами, их денщиками, с моги- левскими детьми. В его натуре, при всей шаловливости, не было деспотиз­ма. Он не помыкал своими знакомца­ми, сердце его легко открывалось для дружеских чувств, сострадания, любви. Однажды он попросил отца Георгия Шавельского познакомить его с маль­чиком Шурой, алтарником штабной церкви, и, расспрашивая о нем, узнал, что мальчик вынужден много време­ни проводить дома — его мать тяже­ло болела, и он ухаживал за ней. Ко­гда отец Георгий рассказал Алексею об этом, «наследник сразу смолк и заду­мался». Дальнейшая беседа в воспоми­наниях о. Георгия Шавельского пере­дана так: «“Наверно, вы хотите ближе познакомиться с Шурой?” — прерываю я его молчание. “Да, очень хочу”. “То­гда назначим час для встречи, и я ска­жу Шуре, чтобы он пришел в сад. Хоро­шо?” “Хорошо, — как-то нерешительно сказал Наследник, а потом, помолчав минутку, прибавил: — а, может быть, ему нужно быть около больной мате­ри?” Я глядел на него и любовался той чистой, неподдельной скорбью, кото­рая в это время отражалась на его пре­красном личике. Он, конечно, теперь мысленно представлял себе несчастную больную мать и горе ее сына...»



Иногда в Могилев приезжала импе­ратрица с дочерьми, и жизнь Ставки резко менялась, несмотря на то, что Александра Федоровна жила с дочерь­ми не в губернаторском доме, а в сво­ем поезде. Так, к обедам, когда царская семья бывала в Могилеве, никто не приглашался: государь предпочитал проводить время в узком кругу родных. Завтраки внешне проходили по-преж- нему, но в гораздо более официальном тоне. Церковь император и его домаш­ние посещали тоже вместе, причем не только праздничные литургии, но и всенощные накануне их.

Пост Верховного Главнокомандую­щего Николай II занимал около полу­тора лет. 22 февраля 1917 года он в по­следний раз выехал из Царского Села в Могилев. Обратно же вернулся уже не императором — арестантом.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив