Нездоровая Москва

«Наше отделение не нужно и будет сокращено».
«Наша больница закрывается».
«В диагностическом центре будут сокращения».

Такими признаниями полон интернет. Врачей увольняют. Предлагают должности санитаров и кастелянш. Леонид Печатников объяснил: так положено по закону — при сокращении отделения предлагаются те вакансии, которые есть в учреждении. А вообще-то в городе много свободных рабочих мест для врачей, только они в основном в поликлиниках.

Но почему же тогда тем, кому вручают уведомление об увольнении, не дать сразу в руки список достойных вакансий? Почему реформа проходит так унизительно для тех, кто реально трудится в здравоохранении?

«Почему не созвали съезд врачей Москвы? Не объяснили все?» — пишет «доктору с тридцатилетним стажем Печатникову доктор со стажем поболе тридцати лет Ханин». В ужасе и пациенты. И так, чтобы добиться бесплатной медицинской помощи, нужно было иметь очень хорошее здоровье. А теперь совсем беда.

Мы публикуем отклики на интервью Леонида ПЕЧАТНИКОВА (см. «Новую» от 22 октября 2014). И мнения специалистов с профессиональных медицинских форумов.

Не самых злых.

Эмоции

Татьяна Чуданова: «Интересно, каким образом планируется переобучение врачей «профицитных» специальностей? Как можно из гинеколога сделать педиатра? Из уролога — терапевта? Далекий от медицины читатель и даже берущий интервью журналист подумают: как хорошо, людей переучат. А если реально, то акушеру-гинекологу, чтобы стать кем-то другим, нужно будет пройти интернатуру по терапии или хирургии, потом первичку, а затем с новеньким сертификатом начать работу. Глядишь, через три года получишь вторую категорию, и жизнь наладится!»

Konst. Omarov: «Сын-инвалид не может просто записаться к эндокринологу за льготным рецептом, инсулин покупаем сами. А МРТ в Москве действительно много, но все — платные. При этом стоимость запредельная».

Виктор Алексеев: «Надо честно сказать людям, что все три этапа реформы в здравоохранении провалились, выделенные на это дело средства налогоплательщиков потрачены впустую. Основным результатом «преобразований» явилось то, что сегодня каждый уважающий себя начальник (от главврача и выше) имеет собственную платную медклинику и туда, пользуясь своим положением, перетаскивает квалифицированных специалистов из подведомственного ему государственного медучреждения. В медицине произошло разделение на очень богатых — это те, кто руководит, и очень бедных — это те, кто непосредственно помогает людям. Медицина при этом превратилась в коммерческую организацию по выкачиванию денег из карманов самой несчастной категории граждан».

Дмитрий Виноградов, доцент Первого МГМУ им. И.М. Сеченова: «Двойственное чувство от борьбы с реформаторами. Те, кто встал у руля реформ, хорошо известны нам как высокие профессионалы и отличные врачи. Практически всех я знал лично по работе. Мы все мечтали о здравоохранении, как на Западе. Что изменилось? Печатников, Хрипун, Голухов, Потекаев, Свет, Мясников сами никогда не смогут сесть на поликлинический прием по 10 минут на пациента. Именно профессионализм не даст им этого сделать. Только на сбор анамнеза уйдет в два раза больше времени.

Все говорят о плохом образовании врачей, но начали с сокращения коек. Если сделать, как на Западе, то койки надо сокращать, а персонал увеличивать, чтобы была нормальная обеспеченность койки и ее быстрая оборачиваемость. Кафедры приблизить к амбулаторной службе. Растить поликлинических врачей. Систему надо копировать полностью, иначе из «Фиата» опять получатся «Жигули». Копировать, начиная с финансирования, образования, соотношения врачей, медсестер, санитарок, буфетчиц, технического персонала. Сейчас страдают и врачи, и пациенты. Больные не могут получить адекватной помощи уже сейчас. Это конкретные люди с конкретными судьбами».

Цифры

— В московском здравоохранении сложилась критическая ситуация из-за реформ, проводимых с 2011 года. Произошло резкое снижение доступности и качества бесплатной медицинской помощи, — считает председатель правления Ассоциации медицинских обществ по качеству медицинской помощи и медицинского образования (АСМОК) Гузель Улумбекова, доктор медицинских наук.

АСМОК предоставила «Новой» данные о состоянии московского здравоохранения.

«Врачей участковой службы в Москве в 1,6 раза меньше по сравнению с минимальным расчетным нормативом. Сам Леонид Печатников в интервью утверждает: «В поликлиниках не хватает 5300 участковых врачей (терапевтов) и 7515 врачей-участковых педиатров». Из материалов, предоставленных вице-мэром «Новой», видно, что кроме них поликлиникам не хватает 2041 хирурга, 650 отоларингологов, 961 невролога, 387 гинекологов и т.д. А это значит, что поликлиники не могут взять на себя дополнительную нагрузку, которую им вменяет вице-мэр: с пациентами, не попавшими в стационар или выписанными из него преждевременно; с вызовами по неотложной медицинской помощи; с койками дневного стационара.

Леонид Печатников говорит, что «при советской власти… гордиться было нечем. Смертность — самая высокая». Но это не так. В советское время смертность и в Москве, и в РФ была ниже, чем в «новых» и «старых» странах ЕС. А затем, с 1990 вплоть до 2008 года она была выше, чем в этих странах. И только в 2009 году в Москве этот показатель достиг уровня «новых» стран ЕС.

А что касается врачей, то их число было как раз такое, чтобы каждый пациент мог попасть на прием к врачу в день обращения. А сегодня в Москве к участковому врачу можно попасть в лучшем случае на 4-й день.

Коечный фонд в Москве в 1,5 раза меньше, чем это необходимо для выполнения нормативов объемов стационарной помощи по территориальной программе государственных гарантий (соответственно, 62 и 95 тыс. коек), утвержденной постановлением правительства Москвы. (Эта программа утверждена мэром Москвы С. Собяниным, а контроль за ее реализацией возложен на Л. Печатникова.) Как следствие, невозможно обеспечить сроки проведения плановых операций — 14 дней, установленные в госпрограмме «Развитие здравоохранения Москвы». При этом кивать на то, что в «старых» странах ЕС она еще меньше, неверно. Во-первых, в Москве обеспеченность койками в 2014 году уже на их уровне (соответственно, 5,1 и 5,0 на 1 тыс. населения), во-вторых, здоровье населения в Москве хуже. Число заболевших как минимум на 43% выше, чем в этих странах (стандартизованный коэффициент смертности от всех причин в Москве на 43% выше, чем у них, соответственно, 751 и 523 случаев на 100 тыс. населения).

Так, смертность от болезней системы кровообращения (стандартизованный показатель), которая составляет более половины, в 2,4 раза выше, чем в этих странах. Соответственно, и врачей, и коек нам нужно больше.

Недостаточны объемы государственного финансирования здравоохранения в Москве. Они в 3,2 раза ниже, чем в «старых» странах ЕС (2,3% ВРП и 7,4% ВВП соответственно). Причем эти страны имеют сопоставимый с Москвой ВВП на душу населения в год (соответственно, 50,6 и 42 тыс. долларов по паритету покупательной способности в 2013 г.).

В Москве в 2013–2014 гг. по сравнению с 2010 годом резко сократилась доступность бесплатной медицинской помощи. Обеспеченность врачами первичного контакта сократилась на 11% (с 0,44 до 0,39 на 1 тыс. населения), обеспеченность коечным фондом — на 30% (с 7,2 до 5,1 на 1 тыс. населения), число зданий стационарных сооружений — на 10% (с 232 до 210). На этом фоне в Москве объем платных медицинских услуг вырос почти в два раза (с 45,9 до 86,1 млрд руб.).

В интервью Печатникова есть тезис: «Москва всегда добавляла медицине из своего городского бюджета, но сегодня это противоречит закону». Этот тезис ошибочен, а незнание российских законов не освобождает от их исполнения! В соответствии со статьей 83 закона «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» источником финансирования территориальной программы государственных гарантий являются в том числе и консолидированные бюджеты субъектов РФ. А в постановлении Правительства РФ «О программе государственных гарантий на 2014 и плановый период 2015–2016 гг.». (раздел IV) написано, что именно должно финансироваться из бюджетов субъектов. Например, паллиативная и скорая специализированная медицинская помощь, помощь при социально значимых заболеваниях и т.д. Так что деньги бюджета Москвы на бесплатную медицинскую помощь можно тратить.

В результате в Москве в последние три года (с 2011 по 2013 г.) показатели здоровья населения не улучшаются. Общий коэффициент смертности стагнирует на уровне 9,7 случая на 1 тыс. населения, а ожидаемая продолжительность жизни сохраняется на уровне 75,8 года (в «старых» странах ЕС — 81 год).

Ресурсы московского здравоохранения расходуются неэффективно. В результате несвоевременной установки медицинского оборудования, закупленного по программе модернизации, потеряно безвозвратно минимум 15 млрд руб. государственных средств.

Печатников утверждает, что указы президента ускорили эту реформу. «Если бы не они, мы бы еще раскачивались и ждали, когда все это лопнет». Но Указы Президента РФ от 7 мая 2012 г. направлены на повышение доступности и качества бесплатной медицинской помощи населению. Однако за три года реформ московского здравоохранения объем платной медицинской помощи увеличился в два раза, а доступность существенно сократилась, потому что сократилась обеспеченность койками и врачами.

В дальнейшем ситуация в московском здравоохранении будет только ухудшаться. В 2014–2015 гг. планируется сокращение коечного фонда еще на 11% от существующего уровня и отчуждение 26 зданий лечебных учреждений. Все это приведет к параличу государственной системы здравоохранения и к еще большему снижению доступности медицинской помощи».

История врача

Накануне выхода номера позвонила врач из консультативно-диагностического центра (КДЦ) №1 со словами, которые за эти дни пришлось слышать от докторов много раз: наш центр закрывают.

— Документов пока не видели. Но объявили, что до Нового года в нашем отделении ультразвуковой диагностики из 25 врачей останется 7. Пока уведомления об увольнении вручили пятерым врачам. Сократили инженерную группу. Остался один инженер на три корпуса.

Людмила — москвичка. Последние 8 лет работает в КДЦ №1. Этот консультативно-диагностический центр на юго-западе столицы обслуживал раньше весь округ. В последние годы он только рос и развивался: к старой поликлинике пристроили корпус, недавно достроили еще один. Поставили МРТ, сделали водолечебницу. А теперь сказали, что две трети сотрудников будут сокращать.

— Сидим плачем, — говорит Людмила.

Накануне уведомление об увольнении получил муж Людмилы, тоже врач, «в связи с сокращением численности и штата работников» «в целях оптимизации лечебно-диагностического процесса, рационального использования материальных и трудовых ресурсов». Он работает в консультативно-диагностическом центре при 15-й больнице в отделении ультразвуковой и функциональной диагностики.

У них двое детей-студентов.

Почему сокращают КДЦ, которые всегда расширяли возможности поликлиник (именно туда посылали на более глубокое обследование, на прием к узким специалистам, которых нет в каждой поликлинике)? Здесь делают мини-операции, берут биопсии, пункции, есть операционные в лор-отделении, в урологии. Штат анестезиологов.

Леонид Печатников объясняет, что амбулаторное звено будут укреплять. Сокращать — именно больницы, при этом поликлиники должны взять на себя часть функций, которые выполняют больницы. Странно, что сформированный и работающий диагностический центр, на оборудование и укрепление которого потрачены немалые средства, оказывается ненужным. Поликлиникам, которые с ним раньше сотрудничали, запретили посылать туда больных.

Как рассказывает Людмила, в центре работают такие специалисты, которых в поликлиниках просто нет. Нефрологи, пульмонологи, аллергологи. Многие врачи с высшими категориями: в центр брали лучших.

— Жалко не только себя и коллег, но и пациентов, — говорит Людмила. — Поликлиники не справятся.

При сокращении штата у оставшихся врачей уплотняется сетка приема. Гинекологу отвели на прием 10 минут. У врачей-специалистов — 12, у терапевтов вообще — 8. У врача УЗИ время тоже сокращено. А эта процедура требует времени. Людмила разъясняет: можно просто посмотреть орган — это одно время. Но если там есть что-то подозрительное, надо расширить зону, посмотреть, например, соседние лимфоузлы. Современное оборудование дает большие возможности для диагностики. Но на это нужно дополнительное время. А если время на одного пациента сокращается, то смотреть глубже никто и не будет. Неизбежно будем что-то пропускать.

— Нам объясняют: меньше врачей, больше зарплата, но и пациентов будет больше. Только ведь за такое время на пациента не успеешь даже посмотреть. Понятно, что качество обслуживания страдает при уплотнении графика. Но самая большая беда в том, что коллектив не собирали, положение и перспективы не комментировали. Все разговоры ведутся в кулуарах, дело обрастает слухами и догадками.

Людмила Рыбина
Обозреватель

• Госдума обратилась в Генпрокуратуру РФ с просьбой проверить законность закрытия медучреждений в Москве.




• 2 ноября московские врачи выходят на митинг против закрытия больниц и сокращения врачей. Митинг согласован.

История болезни

— В сентябре сделали мне операцию на ноге, и по прошествии положенных пяти дней по показаниям я был отправлен домой на долечивание с временным гипсом. Через две недели я было собрался приехать в больницу для снятия швов, но неожиданно заболел. Живу я один. Температура сразу поднялась высокая — 39,6. Ломило в груди, было тяжело дышать. Сын вызвал мне врача из «Добромеда», дозвониться до поликлиники ему не удалось. Врач послушал меня и поставил диагноз — острый хронический бронхит. Я — курильщик со стажем 43 года, так что такой диагноз меня не удивил. Был прописан и антибиотик, который я начал принимать с вечера первого дня болезни.

Антибиотик не помог — температура поднималась до 39,6. На следующий день я вызвал скорую, чувствовал я себя скверно и понимал, что нуждаюсь в срочной госпитализации. Но ко мне пришла врач неотложки, которые недавно ввели в дополнение к скорым, чем, уважаемый Леонид Михайлович, вы гордитесь в прочитанном мной интервью. Врач подтвердила диагноз. На мою просьбу отвезти меня в больницу сказала, что неотложка таким правом не располагает в моем случае — госпитализировать с высокой температурой они не могут!

Следующая ночь — состояние, близкое к бреду. Температура скачет от жаропонижающих, но не спадает. Дышать все труднее.

Утром звоню 112, получаю ответ: с высокой температурой не госпитализируем! К вам направлен врач неотложки. Все повторяется — врач слушает мои хрипы в легких, подтверждает диагноз, скептически качает головой: «Воспаление легких за такой срок, пожалуй, развиться не успело, это сильный бронхит». Врач осматривает прооперированную ногу. «Тут все в норме, нет, это точно бронхит». Прописывает антибиотик посильнее.

Еще одна ночь. Понимаю, что попросту умираю, ни на секунду не драматизируя ситуацию. И тогда я набираю телефон знакомого главного врача больницы. Очень не хотелось так поступать, очень надеялся попасть в любую больницу, КАК ВСЕ. Не получилось. Друг отвез меня в больницу. И началось… анализы — все, какие возможны, дважды сделали КТ грудной клетки (никакого бронхита, никакого воспаления легких). Хирурги больницы обследовали прооперированную ногу и, как и врач неотложки, не нашли ничего подозрительного — процесс заживления шел, как полагалось.

После консультаций специалистов решено было ставить капельницы с очень мощным антибиотиком «Зивокс» (из самых мощных, резервных, такой прописывают в редких случаях при острых стафилококковых инфекциях, например). Лишь на третий день, когда к первому антибиотику добавили второй, температура пошла на спад, а показатели крови стали приходить в норму.

4,5 дня дома (когда болезнь только набирала силу) и 8 дней в больнице, мощнейшие антибиотики и горы других лекарств победили болезнь. Врачи больницы буквально спасли мне жизнь.

Скажите, Леонид Михайлович, кто принял такое решение о запрете на госпитализацию с высокой температурой? Как вы думаете, осталась бы в живых законопослушная бабушка, поверь она врачам из неотложки? Да и не бабушка, а любой другой гражданин, которому недоступен звонок знакомому врачу?

Так, к сожалению, работает принятый закон об оптимизации. Надеюсь, что частный случай позволит вам задуматься о несовершенстве системы. На бумаге принимаемые меры выглядят очень убедительно, на деле — возможны вот такие эксцессы. И говорю я об одном случае, об одной спасенной жизни. Вопреки принятым постановлениям.

Петр АЛЕШКОВСКИЙ,
писатель