«Это боль и защита от боли»

топ 100 блогов novayagazeta30.10.2014

Найдены первые колымские тетради Шаламова.

 «Это боль и защита от боли»
Варлам Шаламов, 1931 г., лагерь на реке Вишера

Если помните, в рассказе «Афинские ночи», вспоминая Томаса Мора и его «Утопию», Варлам Шаламов пишет о четырех основных чувствах, удовлетворение которых доставляет человеку высшее блаженство:

«На первое место Мор поставил голод — удовлетворение съеденной пищей; второе по силе чувство — половое; третье — мочеиспускание, четвертое — дефекация».

«Именно этих главных четырех удовольствий мы были лишены в лагере», — резюмирует Шаламов. И после подробного описания того, какие неслыханные препоны ставила на пути удовлетворения этих первичных потребностей Колыма, он говорит о пятой, не учтенной Т. Мором (а также, добавим, З. Фрейдом) потребности… в стихах.

Такого рода парадоксальные повороты сюжета могли принадлежать только Шаламову и никому другому. Потому что сам он был поэтом. И над его признанием: «Колыма научила меня понимать, что такое стихи для человека», — стоит глубоко поразмышлять всем, кто привык видеть в писателе только бесстрастного анатома бездн человеческого падения. Непреложен факт, многократно описанный Шаламовым: именно чтение (бормотание) по памяти стихов лучших русских поэтов спасало в лагере многих интеллигентов.

И его самого спасла, воскресила и поддерживала потом всю жизнь только поэзия, о которой он писал:

Стихи — это боль и защита от боли
И — если возможно!— игра.
Бубенчики пляшут зимой в чистом
                                                                 поле,
На кончике пляшут пера…

Эти строки постоянно вспоминаешь, читая, перечитывая и разгадывая (ввиду трудноразборчивого почерка) стихи из найденных недавно в архиве первых колымских тетрадей Шаламова.

Они создавались в 1949—1950-х годах, когда он работал фельдшером лесоучастка на ключе (речке) Дусканья и впервые после 12 лет лагерей получил, как выражался, «право на одиночество». Стихи он записывал в самодельные, из оберточной бумаги, тетради, сшитые суровыми нитками. Шаламов тогда был еще заключенным, тетради он прятал, а потом, освободившись, воспользовался надежной оказией и в феврале 1952 г. (Сталин был еще жив!) переслал эти тетради в Москву Борису Пастернаку. Только в декабре того же года (по причинам, не зависевшим от адресата) Шаламов получил ответ. Он работал в это время фельдшером уже в Якутии, близ Оймякона.

История о том, как он ездил за ответом, проехав на попутках в 60-градусный мороз почти тысячу километров, описана им в рассказе «За письмом».

Многие подробности можно узнать в опубликованной уже не раз переписке Пастернака и Шаламова. Есть в ней и полный текст того исторического письма, за которым сквозь мороз и пургу ездил Шаламов. Несмотря на всю благожелательность («Я склоняюсь перед нешуточностью и суровостью Вашей судьбы и перед свежестью Ваших задатков (острой наблюдательностью, даром музыкальности, восприимчивостью к осязательной, материальной стороне слова)», — писал великий поэт), его отзыв о первых стихах Шаламова в целом строг и критичен («…в творчестве никакого смысла, кроме строгого, и не существует», — подчеркивал Б. Пастернак).

Для Шаламова такая оценка не стала откровением — он и сам понял, что многое написанное на Дусканье в спешке, после 12-летнего перерыва, просто слабо. Он взял в будущие свои сборники лишь несколько стихотворений, а остальное назвал «черновиками». Известны и другие его отзывы: «Стихов там (в самодельных тетрадях.В. Е.) еще не было».

Предлагаемая подборка извлечена из тех самых тетрадей, пролежавших несколько десятков лет в архиве Шаламова. Являются ли эти произведения настоящими стихами, пусть судит читатель.

Валерий ЕСИПОВ —
специально для «Новой

P.S. Более полная подборка первых колымских стихов В. Шаламова и статья-комментарий В. Есипова публикуются в ноябрьском номере журнала «Знамя».

Варлам ШАЛАМОВ

Неизвестные колымские стихи 1949—1950 гг.

* * *

Мы судим сами, судит Бог,
Потомки наши судят,
Какой из тысячи дорог
Мы выходили в люди.

Сегодня наш тернистый путь,
Шоссе энтузиастов,
Нам выбирает кто-нибудь,
Кто к нам не очень ласков.

Звеня жестянкою пустой,
Как в колокол тревожный,
Нас созывают на постой
На станциях дорожных.

Они пред нами чуют страх,
Мы ходим в черном теле.
Мы пальцы палим на кострах,
Светящих сквозь метели.

* * *

Мне грустно тебе называть имена
Российского мартиролога.
От Пушкина тянется, вьется
она —
Кровавая эта дорога.

Уж будто поэту стиха не сложить,
Не жертвуя собственной шкурой,
Уж будто без смерти
нельзя стало жить
Традициям литературы.

Веревка и пуля, кинжал и яд…
Как будто в сыскном музее,
В квартирах поэтов покойных висят
Реликвии ротозеев.

Я выйду когда-нибудь в эту игру
На пристальный взгляд пистолета.
И имя твое повторяя, умру
Естественной смертью поэта.

* * *

Каких я здесь масок не встречу?
У печек и дымных костров
Звучат тарабарские речи,
Какие придумал острог.

Усилья князей и министров
Направлены были к тому,
Чтоб самых способных лингвистов
Упрятать надолго в тюрьму.

Они становились седыми
Без неба, без хлеба, без книг,
Теряя и совесть, и имя,
Уча тарабарский язык.

* * *

Когда-нибудь все это будет сниться
И бредом сна подушки разметать,
И в памяти тогда откроются
                                                            страницы
Тех книг, которых лучше б не читать.

Опять придет метель, как девушка
                                                                      нагая,
Слепящая глаза, браслетами звенеть
И хриплым голосом, доступностью
                                                                      пугая,
Языческие песни петь.

Опять на всех парах тяжелые
                                                                  туманы
В ущелье поспешат, опять ударят
                                                                    в рельс,
Начнется день-деньской, в котором,
                                                    как ни странно,
Мы так и не могли с тобою
                                                           постареть.

Прекрасный божий мир, бинты снегов
                                                               распутав,
На перевязку рад добраться хоть
                                                                    к весне
С болезненной зарей, как язвой
                                                        от скорбута,
Где желтый гной течет на грязный
                                                          мокрый снег.

И в белой, как зима, испуганной
                                                                больнице
Мой сон прервет казенная рука:
— Вы спать мешаете! Что вам такое
                                                                   снится!
Что снится вам, больной?
                                             И я скажу: — Тайга!

Подготовка текста стихов и публикация В. ЕСИПОВА

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Цветы на черном фоне впечатляют необыкновенно. В такой композиции они выделяются, выглядят совсем иначе. Но так же прекрасны, как и в естественной среде. ...
https://youtu.be/vW5kX6KW2iE Аудио - https://t.me/mikhailovegram/625 Запись 19.02.2023. Канал Ари.ру. Ведёт В.Ануфриев. 00:52 - западные угрозы в Мюнхене, 14:35 - позиционная война и СВО, 20:03 - возможность дестабилизации, 22:39 - Минск и Сурков, 29:57 - ...
Желаю всем вам, друзья, счастливого Нового года! И обязательно вкусного! Чтоб не кашей единой А чтобы было чему и поскворчать в сковородке Чтобы старая добрая классика не переставала радовать И обычная еда не переставала удивлять и вдохновлять Чтобы ...
В Провансе действительно ощущается эта южная размеренность, неторопливость. Люди все делают как-то нарочито медленно. И ходят медленно, и ездят... Что там люди: скорые поезда спокойно опаздывают на полчаса! Это к слову о пунктуальности: если никто никуда не спешит, то и подождет в случае ...
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Друзья-москвичи, срочно бросайте все свои дела и шагайте в Манеж     -    там великолепная ...