Нет,тут как-то не до веселья...
bar_chk — 16.03.2018 Меня часто упрекают в том, что я - мизантроп и почти все мои рассказы пессимистичны и заканчиваются трагически... Ну, во-первых, такова традиция всей русской классической литературы. Ее мы все изучали с первого класса, так что лично я впитал этот "русский дух" буквально с молоком матери. И таки - да. Мы не Америка. Это там всё и всегда должно заканчиваться строго окей! И никаких исключений из этих надуманных фальшивых, навязанных обществу правил. Дескать читатель или зритель в кинозале не должны лишний раз страдать. Потому что такова сбывшаяся американская мечта - донт ворри, би хэппи! Улыбка не должна сходить с твоих губ ни в коем случае - иначе в этом обществе трудяг-протестантов ты не конкурентоспособен. Если будешь что-то продавать с угрюмым лицом, у тебя никто ничего не купит. И в первую очередь никто не купит тебя самого - твоей внешности, твоих способностей.Мы же, русские, чтим совсем другие традиции. Мы - православные. И страдание и со-страдание к чужому горю - это и есть суть нашей веры. Мы себя не продаем. И в фальшивом внешнем счастье, в застывшей резиновой маске на лице испокон веков не были заинтересованы.
У меня дома в коридорчике между комнатами на старом, 60-летнем, серванте (смотри фото) стоит светильник в стиле санкт-петербургского фонаря. На фото он обозначен красной стрелкой
Его подарил моей маме на день рождения ее брат, мой дядя. Его звали Анатолий Воронин.
У моих бабушки с дедом было четыре дочери и один сын. Правда в 1940-м году у них родился еще один мальчик. Его назвали Володей. Но в годовалом возрасте он умер, видимо, от гриппа. Умер скоротечно. Внезапно. Мама мне рассказывала, что ребенок с утра спокойно лежал в своей кроватке. Ничто не предвещало беды. Маме было тогда уже 7 лет, и она всё помнила прекрасно. Потом ближе к обеду мальчик занемог, у него поднялась температура, но все равно он был активен. Бабшка велела маме следить за братиком и еще двумя малолетними детьми, а сама возилась на кухне. Вдруг ребенок вытянулся и перестал двигаться... Мама попыталась его растормошить. Но безрезультатно. Она побежала к бабушке, закричала:
- Мама! Володя замер и не отзывается!
Обе бросились к тельцу, но делать что-либо было уже бесполезно. Ребенок скончался... Вызвали "скорую помощь". Та приехала, но только задокументировала факт. На вопрос бабушки, как теперь сына хоронить, нужно ли заказывать ему гробик, врач ответил, что такому маленькому ребенку ничего делать не надо. Достаточно будет положить его в обычную коробку из-под обуви. Так и поступили. Вечером пришедший с работы мамин отец, мой дед, вместе с мамой пошли в больницу, там их перенаправили в морг. А в морге сказали, что годовалому дитю отдельную могилу на кладбище рыть не станут - просто положат его в могилу рядом с чьим-нибудь гробом, всего-то и делов. И велели оставить тельце - когда за трупами приедет кладбищенская машина, то коробку отправят вместе с телами неопознанных. Дед подчинился. Так они никогда больше и не узнали, где и рядом с кем похоронен их Володя. Да и не до этого тогда было - шла война. Самим бы выжить... Вот таким образом у моих бабушки и деда остался единственный сын - Анатолий. Был он коренастый, очень невысокого роста. Учился в школе плохо. Рано начал курить. А потом перенял и еще одну привычку отца - стал пить. И очень много. Когда его призвали в армию, то он в связи со своим маленьким ростом попал на флот. На подводную лодку. На пять лет. Служил в Ленинграде. В армии ему нравилось. За проявленную в чем-то доблесть его однажды наградили краткосрочным отпуском домой. Пока он ездил на свиданку с родителями и родичами, его подлодку отправили в боевой поход, и там она погибла. Сам Бог спас тогда Анатолия от смерти. Иначе родители лишились бы и этого сына...
В Ленинграде за годы службы Анатолий познакомился с местной девушкой, которую звали Зинаидой, и женился на ней. Была она тоже очень маленькая, щупленькая и, на мой взгляд, вовсе не симпатичная. В возрасте трех лет она вместе со своими родителями пережила блокаду. Но не всю целиком. Через несколько месяцев после окружения ее вместе с сестрой всем их детским садом вывезли на "большую землю". Где и как она эти годы жила, Зинаида, разумеется, совершенно не помнила. Была слишком маленькой. А вот ее родители испытали все ужасы блокады по полной! После войны они нашли дочерей и семья воссоединилась. Жили в полуподвале старинного дома. Когда-то это было конурой дворника в барском особняке. После революции дом переделали в общежитие для пролетариата, и таким образом полуподвальная конура превратилась в квартирку, точнее в комнатку в огромной коммуналке. Анатолию с Зиной отвели в ней уголок за занавеской, там они и прожили много лет, пока Анатолий ударным трудом не заработал на своем оборонном заводе 2-х комнатную квартиру в Красном селе. Это был поселок далеко за пределами города. Так что на какое-то время семья потеряла ленинградскую прописку - до той поры, пока Ленинград не разросся и не поглотил бывшее село, превратив его в город.
Анатолий работал сварщиком высшего разряда и сваривал детали космических аппаратов. Часто использовали для этого драгметаллы - золото и платину. Мне он как-то рассказал, что при желании мог бы наворовать золота столько, что смог бы купить три квартиры, потому что при сварке часть брызг попадает в щели между кирпичами на рабочем столе. И хотя всё время в минуты сварки рядом стоит кэгэбист из особого отдела и внимательно наблюдает за процессом, а потом самолично тщетельно собирает все брызги, все равно всё золото собрать невозможно. За годы его можно было накопить килограммы. Но куда его девать? Кому продавать? О том, что ты начал жить не по средствам, тут же узнали бы в КГБ, и тогда вместо славы и почета получил бы срок!
- Нет, Сергей,-сказал он мне тогда,- уж лучше жить бедно, но честно! Как все. И на свободе. Чем на Колыме.
На своем оборонном номерном заводе Анатолий вступил в партию. Потом его даже избрали депутатом местного районного совета. Казалось бы, почет и уважаение! Но на самом деле - морока и стыд!
- Ну а что я как депутат мог сделать?- сказал мне Анатолий (я звал его дядей Толей).- Ну, раз в неделю вел депутатский прием - и что? Только тратил время и нервы! Ну, пришел как-то ко мне в кабинет старик и принес кучу всяких справок о том, что он и бывший блокадник, и инвалид, и орденоносец, и что с сАмой революции живет в коммуналке на 15 человек. И что жена у него неходячая и у нее куча других болезней. И просит он меня помочь ему наконец-то получить отдельную квартиру. Ну а ЧТО я могу? Как ему помочь? В моих руках нет ни-че-го! Никакой власти. Никаких возможностей. Ну, направил я депутатский запрос в райком партии в комиссию по распределению жилья, а мне оттуда приходит стандартный ответ: таких очередников инвалидов-блокадников по всему Ленинграду пруд пруди! Полгорода! И все требуют к себе особого внимания и снисхождения. И ничем им помочь нельзя. Всё жилье выделяется строго в порядке общей очереди. А эта очередь движется по сто человек в год. Как раз на столетие великой октябрьской революции подойдет - когда все очередники уже повымрут!..Так я тому старику и ответил. Он слезы вытер и ушел... А жил он недалеко от моего дома, и я часто потом его видел на улице. И всякий раз мне встречаться с ним было невыносимо стыдно! Будто это не государство, а лично я у него квартиру отнял! И когда через пять лет мне в райкоме предложили стать депутатом еще на один срок, я отказался:
- Нет! Ни за что! Выкручивайтесь сами. Быть вашим громоотводом я не собираюсь!
Время шло, и жизнь Анатолия начала катиться по наклонной... Во-первых он продолжал пить. И пил безбожно. Видимо, в связи с этим начал терять потенцию, и жена стала ему изменять. Впрочем она с самого начала была особой низкой нравственности, поменяла за годы семейной жизни несколько любовников. И к тому же была очень жадной. Например, вечером Анатолий приносил домой зарплату, утром просил у нее денег на пиво и сигареты, а она ему в ответ:
- Денег нет!
- Как нет?! Вчера же принес тебе почти четыре сотни.
- А сегодня уже нет! Дочери купила новое пальто. Сыну - ботинки. Себе - платок. То да сё. Всё! Денег осталось только на еду...
Анатолий сносил это всё безропотно - лишь бы ему давали на регулярный опохмел. Зинаида его характер изучила прекрасно и этой единственной радости в жизни не лишала, чтобы не вызвать бунт! Но в 35-летнем возрасте она все-таки развелась с ним, потому что нашла более выгодного любовника. Но их общую квартиру потребовала разменять! Так и сделали. Их сын Александр, которому на тот момент исполнилось уже 16 лет, на захотел жить с матерью и отчимом и остался с отцом. Дочь Ольга вышла замуж еще в 18 лет и уже давно жила в семье мужа.
Все эти годы Анатолий приезжал к родителям всего-то три-четыре раз. Он не очень-то в них нуждался и не питал к ним особых сыновних чувств. Даже письма писал редко. Зато дед души в сыне не чаял! И своим корявым почерком чуть ли не печатными буквами писал ему часто. У деда был сад, в котором он пропадал днями и ночами, чтобы прокормить огромную семью. И когда родилась дочь Анатолия - Ольга, его внучка, то дед посадил яблоньку и велел называть ее "Оленькиной". Так мы ее все десятки лет потом и называли. А яблоки с нее - "Оленькиными".
Когда я стал студентом и в 1981-м году в стройотряде заработал денег, то поехал на неделю в Ленинград. Остановился в квартире дяди Толи и его сына Александра. Передал Анатолию письмо деда, запечатанное в конверте - словно дед боялся разгласить какую-то тайну. Хотя никакой тайны, конечно, не было, просто дед привык к сталинской дисциплине и порядку во всем, и если купил конверт, а на конверте был слой клея, значит, конверт следовало заклеить. И всё тут! В Ленинграде при мне дядя Толя письмо распечатывать не стал и сначала устроил мне угощение. Про письмо он словно забыл. Но вечером в его комнате долго горел свет... Утром он ушел на работу, а я заглянул в его комнату: на прикроватной тумбочке лежало то самое письмо - распечатанное, прочитанное и потом бережно опять положенное в конверт. Рядом лежали очки с толстенными линзами - без них дядя Толя не видел уже ничего. Я прочитал дедово послание. Там было написано: "Здравствуй мой дорогой сыночек Толя! Очень о тебе соскучился. Как ты поживаешь? Как Саша? Как Ольга? У нас с матерью все хорошо. В саду Оленькина яблонька плодоносит..." И так на целую страницу. Ничего особенного. Я положил письмо на подоконник. На следующее утро оно вновь лежало на тумбочке рядом с очками... Было видно, что дядя Толя опять его читал... Я никогда до этого не держал в руках ни одного дедового письма, вообще не знал, какой у него почерк, и потому-то этот листок как исторический экспонат решил забрать себе на память, увезти в Ульяновск. И положил конверт на этот раз уже не на подоконник, а на кухне на полку - в надежде, что дядя Толя про него забудет. Но на следующее утро письма на полке не было. И его не было уже нигде - дядя Толя его от меня спрятал!
Через несколько лет моей маме исполнялось 55 лет, и дядя Толя вдруг вспомнил про это событие, приехал и подарил ей тот самый светильник, о котором я написал в начале этого рассказа. Во время застолья он сильно напился, вечером устроил драку и я его чуть не связал. На утро он, не сказав ни слова, ушел и поселился в гостинице. И когда он уехал к себе домой, мы так и не узнали. А через месяц он прислал письмо, в котором было буквально одно предложение: "Простите меня!"
А еще через несколько лет к нам вдруг пришла телеграмма из Ленинграда от соседей дяди Толи, в которой сообщалось, что его убили... Моя мама вместе со своей сестрой срочно вылетели в Ленинград. По возвращению назад мама мне рассказала:
- Это был какой-то ужас! Даже рассказывать противно! Оказывается, Анатолий уже давно жил один. Сын женился и переехал к жене в Кронштадт. Анатолий сильно пил. Не работал. Почти совсем ослеп. Денег не хватало, и сначала он сдавал одну комнату "чуркам". Пил вместе с ними. "Чурки" нарочно его спаивали. А потом и вовсе уговорили его продать квартиру - им же, "чуркам". Но когда те уже заплатити ему деньги и начали оформлять документы, то вдруг узнали, что, кроме Анатолия, в ней прописан еще и его сын. И они стали требовать или выписать Сашу, или вернуть им деньги. А часть денег он положил на книжку, часть отдал детям, и у него их уже не было. И тогда "чурки" стали его пытать! Они не выпускали его из квартиры, не давали еды, ставили его к стене и стреляли в него из воздушного пистолета. Анатолий кричал, звал на помощь! Соседи слышали его крики, но связываться с "чурками" боялись - времена наступили горбачевские, милиция была вся куплена кооператорами и бандитами. Поэтому никто ему на помощь не пришел... Потом несколько дней криков не было. Вообще ни звука. Соседи забеспокоились. Обычно Анатолий выходил каждый день за хлебом, пил в ларьке пиво. А тут - ничего... Звонили его сыну - тот ноль эмоций. Мол, отец, как всегда, пьяный. Проспится - появится. А потом из квартиры стал доноситься запах... Когда наконец из Кронштадта приехал Саша и открыл дверь, то труп Анатолия уже сильно разложился. В одной из комнат на стене были видны множество следов от пуль. А на полу валялись сами пульки от воздушного пистолета - следы пыток... В морге дали заключение: инфаркт. Тело выдали уже в гробу, гроб в морге открывать не разрешили. Сказали: "Труп очень сильно разложился. Мы тут все умрем от запаха! В крематории посмотрите. Мы его даже одевать не стали, всё принесенное вами нижнее белье и костюм с рубашкой, и ботинки просто положили рядом, в пакете." Привезли гроб в их ленинградский крематорий. Это огромное здание, как завод! Вошли вовнутрь - там длиннющий коридор, и весь он от пола и прямо до потолка заставлен гробами! Сотни гробов! Страшная картина. Уж на что я врач, всякое за свою практику повидала, но и мне стало жутко! В траурном зале с десяток покойников. И самое главное, вокруг них ходит работник морга в халате и постоянно требует от родственников: "Свечки над гробом не держать! На гроб воском не капать. Осторожно!" Я сначала не могла понять: ему-то какое дело? Гробы не его. Они куплены. Сечас сгорят вместе с покойниками. А потом, когда увида в коридоре эти сотни пустых гробов, до меня и дошло! Так ведь они покойников сжигают не в гробах! Они их из гробов вытряхивают, тела - в огонь, а гробы пускают опять в продажу. Поэтому и требуют осторожного с ними обращения - чтобы гробы по-новому материей не обтягивать! И прямо в здании морга расположен магазин, в котором продаются все похоронные принадлежности, венки, саваны, иконки. Значит, они перед тем, как отправить покойника в печь, раздевают его до гола, а всё его белье отправляют в магазин. Выгодный у них бизнес! Перед тем как гроб отправить, чтобы его сожгли, я все-таки решила посмотреть, а точно ли в нем лежит наш Анатолий. Ведь сколько было случаев, когда хоронили совсем другого человека. Анатолий был завернут в несколько слоев полиэитилена. Я начала осторожно эти слои у него на голове разматывать. И тут ко мне подскакивает тот самый дежурный и кричит на меня: "Женщина! Что вы делаете?" А я ему: "Я знаю, ЧТО я делаю. Я сама врач и знаю, что такое опознание трупа. Если мне не дадите убедиться, что здесь действительно мой брат, то я не разрешу его вам забирать! Заявлю в милицию, что вы сжигаете неопознанное тело. И тогда начнется следствие!" Дежурный испугался. Отошел. А я не стала разворачивать полиэтилен до конца, потому что действительно пошел резкий запах! Но уже и так было видно, что там - действительно наш Анатолий. И рядом лежали его костюм, ботинки, нижнее белье в пакете - в морге не обманули.
- В морге-то не обманули, - сказал я маме.- А в крематории всё это белье тут же отправят в магазин - тем более оно лежит рядом, покойника и раздевать не нужно. Надо было тебе взять его и потом по дороге выкинуть - чтобы оно не досталось барыгам!
- Ну что ж тут поделаешь...- вздохнула мама.- Бог им судья... А я этого делать не стала... Чтобы всё было по-христиански, по-человечески... На другой день нам выдали урну с прахом. Я помню, что Анатолий нам несколько раз говорил: "Умру - меня сожгут. У нас там не как у вас здесь, в Ульяновске. У нас не хоронят. У нас сжигают, как мусор!.. Так вот вам моё завещание: мой прах развеять над Невой. Конечно, хотелось бы, чтобы половину праха над Невой, а другую - над Волгой. Но я точно знаю, что Саша ради этого к вам в Ульяновск не поедет. Так что всё - в Неву!" Упну взял себе Саша. Мы ему передали просьбу отца. Он твердо пообещал, что так и поступит: одну половину над Невой, другую развеет над Волгой, что приедет к нам...
С той поры прошло несколько десятилетий. Разумеется, Саша к нам в Ульяновск так и не приехал. Он вышел весь в деда и в отца - вырос пьяницей. Развелся с прежней женой, разменял квартиру, переехал в коммуналку. Потом много раз терял из-за пьянки работу - а он продолжил традицию деда и отца и тоже, как и они, стал газоэлектросварщиком. Ездил по шабашкам по окрестным деревням. Наконец женился на деревенской, продал коммуналку в Ленинграде и так окончательно стал сельским жителем. Ольга, которая приходилась мне двоюродной сестрой, вместе с матерью, Зинаидой, тоже почему-то переехала из города в Псковскую область, в крупное село Остров, и таким образом тоже перестала быть ленинградкой или, по-новому, санкт-петербурженкой. Никто из нас с той поры не поддерживал связей с бывшими ленинградцами - ни с Ольгой, ни с Сашей. И вот три года назад у меня вдруг что-то кольнуло в сердце и я через соцсеть "ВКонтакте" за пять минут нашел своего двоюродного брата Сашу Воронина. Там же была и его фотография - он был копия отец. Я спросил его, согласен ли он со мной общаться? Он переговорил с сестрой, Ольгой, и на другой день ответил мне там же: "Я согласен!" А еще через две недели Ольга вдруг мне сообщила: "Саша умер. Похоронен на кладбище в селе, где жил..."
Фото Саши Воронина
Ольга ездила на похороны и потом написала некоторые подробности. Оказывается, последние годы Саша постоянно болел, у него был цирроз печени. За месяц перед смертью он вновь попал в больницу, так что отвечал он мне в сети "ВКонтакте" уже лежа на кровати... Умер от воспаления легких - обычнй конец тех, чей организм ослаблен от долгой пьянки... Просьбу отца он выполнил и развеял его прах над Невой.
Ну вот и всё... И чему тут радоваться? Какой тут может быть оптимизм? Хотел бы повеселиться, да жизнь не даёт... И остался у меня в память о дяде Толе тот самый светильник, о котором я написал в начале. Он стоит у меня уже 35 лет. И будет стоять, пока я жив...
|
</> |