Не то, чем кажется (51)

spacetime — 07.02.2018 Когда мне предложили написать на эту тему, я даже растерялась. Обычно при объявлении новой темы у меня сразу возникает в голове воспоминание, какая-нибудь история, а тут вдруг пусто. Притом, что тема-то - огогогого, вот просто основная опция и мира в целом, и, по отдельности, по образу и подобию целого, так сказать, - каждого из нас. В данном случае это вовсе не наглость - вот так обобщать про "нас", потому что это просто правда и все тут. Ничто в этом мире не является тем, чем кажется, в том числе и люди. Тут уточним, кажется, опять же, нам, людям, а наши ощущения, это, конечно, не бог весь какое совершенство. Мы даже ультрафиолета не видим. Зато красная тряпка для многих из нас красна, ну, по крайней мере пока мы на нее смотрим. Быкам и собакам, говорят, и того не дано. Ну да ладно. Все-таки мы как вид жизни на этой земле молодцы, молодец вид, неугомонный, любопытный. Где глаза подслеповаты - линзы придумали и навели, где скорости и силы не хватило - смекалкой наверстали, где вообще ничего не видим - додумаемся, домечтаем, доболтаем, заклянем, я, если честно, очень горда и счастлива тем, что меня взяли в люди. Интересно мне с ними, то есть, с вами, ну, то есть, с нами, ну очень.
И вот, значит, сижу я, весь такой конгломерат из несметного количества различных типов живых и мертвых клеток, вся из себя такая офигительная вселенная из мириадов атомов, такая типа притворщица-амеба, на семьдесят процентов состоящая из воды, даром что выглядит плотной и вовсе не водянистой, такая обана электростанция, порождающая поминутно несметное количество электрических сигналов, такой не хухры-мухры сложный и одновременно хрупкий и капризный биокомпьютер, хранящий в себе неимоверное множество файлов и руководящий одновременно тысячами операций, все такое неопознанное некто, бесстрастно смотрящее на все из глазниц, весь такой подробный фрагмент единого, а на поверхности просто такая вот зайка с кроткими глазами, и мучаюсь, что бы такое другим наикрутейшим конгломератам клеток ака вселенным ака тайно водянистым существам ака элетростанциям ака биокомпам ака неопознанным некто ака фрагментам единого, а с виду сущим зайчикам с добрыми, ну, или у кого-то, может быть, злыми глазками, рассказать про то, как что-то притворилось и только кажется. Почти парадокс, во всяком случае, ирония.
А если еще уточнить, что сижу я на, ладно, опустим болтовню про скопище атомов и так далее, просто назовем это условно диваном, да, пусть будет диван, скажем, кожаный коньячного цвета, красиво же!, в том же самом мире, где одновременно существуют мимикрия, тест Роршаха, парейдолия, гештальт-картинки, лента Мёбиуса, творения Эшера, актеры, шулера, балерина, вертящаяся, зараза, то вправо, то влево, адвокаты и политики, близнецы и двойники, в конце концов, то как-то даже неприлично сидеть и грузиться. Но я честно полдня прогрузилась и не могла ничегошеньки интересного вспомнить. Может быть потому эта тема так и трудна, что беспощадно всеохватна и безжалостно правдива, поэтому неспособный получить этой грандиозной правде подтверждение от несовершенных, надо признать, органов чувств мозг прячется прочь от нее, сбегает к упрощенным успокоительным иллюзиям.
Тем не менее, полдня тасуя файлы в мозгах, я наткнулась наконец на одно воспоминание, которое, на мой взгляд, вполне сойдет за годную для здешних баек вокруг виртуального костра историю.
Дело было так. Ходила я в то время в детский сад, так называемый комбинат, расположенный в центре большого микрорайона. Чудовищное слово, но омерзительно точное, это была довольно крупная детская "фабрика", куда ежедневно сгонялось несколько сотен дошкольников, чтобы в конце производственного процесса передать их бок о бок лежащей средней школе уже в виде укомплектованных младших школьников. К счастью сказать, производство было налажено спустя рукава и вместо конвейерных младших школьников оттуда выходили все как-то больше просто разнообразные люди.
Так вот. Поскольку комбинат был огромен и расчитан на то, чтобы собрать в себя большое количество ребятишек с большой территории, то кто-то из них неизбежно жил ближе к садику, а кто-то дальше. Я жила не то чтобы очень далеко, но все-таки не поблизости. А вот двум моим приятелям, точнее, приятелю и приятельнице, сказочно повезло: они жили рядом, в соседнем доме, в ближайшем к детсаду подъезде. Мало того, что им можно было чуть подольше спать по утрам, и не особо кутаться зимой, чтобы перебежать из двери в дверь, так они еще и получили в старших группах привилегию ходить в детский сад и домой самостоятельно, у них даже были ключи от дома!
Как я им завидовала! Путь к моему дому лежал таким образом, что невозможно было избежать дороги, по которой носились грузовики, и где не было ни тротуаров, ни переходов, ни светофоров, то есть, отпускать меня домой в одиночку было, по мнению взрослых, неактуально. Получалось, что если метельным февральским, или грозовым июньским вечером работающие в центре города родители застревали где-то в пробке городского транспорта, мне ничего не оставалось, как провожать одного за другим отправляющихся домой друзей и оставаться один на один с раздраженной, мечтающей скорее уйти домой воспитательницей.
Пока я была маленькая, я это обреченно терпела, но как-то летом в старшей группе на меня снизошло озарение. Те двое моих приятелей к тому времени уже заполучили ключи от дома и родительское и воспитательское позволение уходить из детсада самостоятельно. Но их родители, соседи по площадке, явно условились друг с другом о том, чтобы дети не сидели дома поодиночке, а ходили в гости друг к дружке, и явно все устраивали и договаривались так, что отправлялись друзья по очереди к тому из них, чьи родители в этот день раньше приходили домой. Взаимовыручка, словом. Я решила, что мне туда тоже надо, тогда необязательно торчать в саду допоздна, но не требуется и дорогу переходить. Поинтересовалась у друзей, как они к этому относятся, они отозвались с энтузиазмом, ведь на троих всегда сподручнее соображать что бы то ни было, нежели вдвоем (ну ладно, из этого правила бывают довольно массовые исключения, но не в этом возрасте), тогда мы дружно поднажали на взрослых - и вуаля! Я попала в касту избранных, в час икс гордо шествующих в раздевалку и делающих всем ручкой. Как вскоре оказалось, у той самостоятельности была жуткая цена.
В первый же вечер свободы меня посвятили в очень скверную тайну. Пока мы топали немногочисленные шаги от ворот садика до дома моих приятелей, они рассказали мне, что в соседнем подъезде на первом этаже в комнате сидит мертвец. И что они мне покажут. Стреляный садиковский воробьишка, я конечно же сперва решила, что разыгрывают, рассказывают обычную детскую страшилку. Но, подойдя к дому, ребята молча прошли мимо своего подъезда к соседнему, потянули меня за собой по узкой бетонной полоске между домом и клумбой к одному из окон, залезли на цоколь здания и шепотом позвали меня присоединиться. В животе похолодело, и я тоже залезла на цоколь.
Ну что. Там внутри было темно, никакого освещения, послеобеденная тень падала по эту сторону дома, а плотные гардины в комнате были почти задернуты, оставалась только небольшая щель меньше полуметра. И да, в полумраке было видно старинное широкое кресло. И, о да, и увы, в этом кресле сидело УЖАСНОЕ. С глазами-бельмами. Сидело совершенно неподвижно, то есть, никаких шансов, что, например, спящее, нет, оно не дышало, и не сидело, а скорее висело в одну сторону, с завалившейся на бок головой. Тело. Мертвый старик, с землистым, нет, скорее с синюшно-серым лицом, приоткрытым ртом, и, как я уже говорила, вытаращенными, но незрячими глазами.
Жарким вечером меня вдруг продрал озноб, в лицо и за шиворот свистал ледяной ветер, замерзшие пальцы онемели, ослабели, и выпустили край подоконника, я вдруг, ничего не успев понять, полетела, грянула пятками о бетон и шмякнулась спиной на клумбу, поломав и подмяв разноцветные космеи. Приятели спрыгнули следом, помогли мне подняться и отряхнуть клумбовый чернозем с задницы и сопроводили домой к одному из них, к счастью, не в ту квартиру, что соседствовала стена к стене с жутким склепом, в другую.
Честно говоря, мне было непонятно болезненное оживление моих друзей. Мне было просто хреново, я не знала тогда слова "развидеть", но развидеть, забыть это вот, вернуться к блаженному состоянию неведения хотелось отчаянно, и, как я понимала, несбыточно. А они возбужденно поведали, что заглядывают туда уже несколько дней, по подсказке дворовых ребят постарше, которые обнаружили "это" случайно, в то время как пробирались, играя в "Выше ноги от земли, по цоколю из "домика" в "домик" (кстати об играх, вот еще одна). И он все сидит, все в той же позе, точняк мертвый. А может убитый! "Все рéбя в нашем дворе знают!"
Почему-то нам не пришло в голову рассказать все взрослым. Наоборот, когда пришли домой и загремели на кухне кастрюлями родители нашей подружки, мы стали шептаться потише, а когда мой отец пришел за мной, то, шагая рядом с ним, я, вся окаменевшая и до сих пор промороженная, делано-беспечным голосом отвечала на малозначительные вопросы. Очень хорошо помню ощущение тупика при столкновении со взрослой, казавшейся глуповатой, недальновидностью, как можно так наивно радоваться какой-то чуши и трепаться о сущей ерунде, в то время как смерть притаилась рядом, в то время как для меня разверзлись такие врата, от воспоминания о которых небо серело и сужалось до щели, через которую скалилось тусклое солнце.
Жуть продолжалась еще пару дней.
Кажется на третий мы в очередной раз подошли к окошку и увидели, что оно приоткрыто. Это, сами понимаете, означало выход на новый левел, хрупкая, но все же непроницаемая и создающая иллюзию защищенности преграда стекла больше не существовала. Кроме того, еще с земли мы видели, что занавески в комнате полностью раздвинуты.
Мы очень долго не решались забраться на цоколь, подбадривали друг дружку, и тут же шли на попятный, "канили", холодея, представив себе, ЧТО нас там ждало. Наконец-то, видимо, притерпевшись к страху, разом залезли на узкий крашеный кант и разом глянули в зев отчаяния, ну да, пути назад нам точно не было. Честно говоря, пальцы у меня снова были ледяные и тело мое уже предварительно было целиком и полностью готово тикáть, поэтому надолго меня не хватило, я заглянула ТУДА - и пальцы сразу же сокользнули с подоконника. На этот раз я не упала, а соскочила боком, зубы, правда, клацнули от отдачи в пятки.
Но, собственно, там нечего было бояться и было слишком все очевидно. Приятели свалились вниз за мною следом. Мы озадаченно уставились друг на дружку. Потом снова сразу полезли на цоколь.
То, что в темноте выглядело большим старинным креслом с подлокотниками, при свете оказалось невысокой старинной же "горкой" для посуды, а то, что в темноте выглядело сидящим в кресле телом, была вовсе куча какого-то шмотья на стуле, стоящем перед горкой. А голова - это была какая-то куртка, что ли, лежащая НА горке, с блестящими пуговицами-глазами, с полуоткрытым краем-ртом, знаете, такая из плащевки светлого сероватого оттенка. Ошибиться было невозможно, совпадение было исключено, форма, цветá, положение не оставляло сомнений - это было "оно", оказавшееся обманом зрения, иллюзией.
Я никому не желаю достигнуть той степени ужаса, которую нам выпало пережить в те дни, но если уж кому-то неизбежно доведется оказаться в столь жуткой ситуации, я искренне ему желаю в завершение прочувствовать подробно, до нюанса, до мелочи, так, как мы почувствовали тогда, каждый сияющий миг, каждую счастливую секунду нового блаженного бытия, когда отчужденное, задыхающееся, немеющее от ледяной хватки близкой смерти тело вдруг мгновенно включается в пляску жаркого дня, вновь наливается теплом, улыбается свету, расправляется, дышит, начинает смеяться, визжать и вопить, бежит, скачет, кружится, распевает, хохочет. Потому что это его вообще-то главное дело, провозглашать, да что там, орать до царапин в глотке: "Да здравствует жизнь!"

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив