наши самые тихие часы

... Величайшие события – это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы».
(«Так говорил Заратустра»)
...
Марево над тротуарами стелется,
северный ветер завивает струи фонтанов в косы,
под окном в траве присело чахлое деревце,
облака на голубой простыне практикуют чудные позы –
перетекают друг в друга вниз головою
нет, никогда я поз таких не освою.
«Невою» назвали соседнюю забегаловку, фигли?
«Нева» хочется прочитать по-английски «Never»,
течет горячий воздух, тасуя запахи еды и пыли,
и что-то прячется за спиной
слева.
Древо познания добра и зла
светилось апельсинами золотыми,
мечта по веткам, потягиваясь, ползла,
решала, что делать с нами, родными –
накормить сладким, или отговорить от пробы?
Только пух летел, а уже сугробы,
зазвенел колокольчик убегающего трамвая,
вроде лишь моргнула, а уже трава я.
Не железное сердце, угрюмо сдавленное огнем,
а золотое свечение тепла материнской утробы.
Так и сидела бы, размышляя о нем, о нем,
не сбиваясь и не спотыкаясь чтобы.
Горы улыбаются, реки гладят, пещеры зовут
прогуляться по лабиринтам страсти.
Слезы смахни, смятения утреннего росу.
– Здрасьте.
На зубах золотая пыль, пот выступил лавандовым маслом,
видно трением не добыть огонь,
вспорхнула былинка огненным мотыльком,
погасла.
Раздувала, прикрывая рукой, звала,
но никак. Никак не горит зола.
Заря новой жизни красным росчерком небосвод
измажет,
до утра вырывала из книг стихи – на полу хоровод
бумажек.
Романтика отменяется, физиология рулит.
И глаза его непрозрачные – лазурит.
А мои – дополнительные, оранжевые, марсианские.
Стоим, наклонясь, как две сиамские башни Пизанские.
Смотрите скорее, а то вот-вот упадем,
окно нараспашку, многоэтажный дом.
Томно и тихо, на матрас прилег
величайший штиль замусоренной площади карнавальной.
Недописанный эпилог
скрипучей, вечной карусели зодиакальной.
Жара подливает масла в огонь.
Солнце зримо, осязаемо, почти пахнет.
И это не та, не автобусная вонь,
запах света как ядерный взрыв бабахнет,
срывая ударной волной покровы,
мы с тобой сестры теперь по крови,
по феромонам, по анителам.
Всем – по желанию,
а не по их делам.
Ламу Итигэлова поддерживал в форме бром,
а также сила духа неизвестного химического состава,
не уйти отсюда вместе со всем добром –
узка эта игольчатая застава.
Смех он брал из земли, что над ним на полтора метра,
спал в коробе семьдесят лет без луны, дождя, ветра.
Тихий час растянул на полмиллиона часов,
ушел в себя и запер дверь на засов.
– Мы с тобой
как лама дочь, ну и понятно – мама.
Толчки земли для нас как удары сердца,
красным струится к небу от пашни прана,
мы у огня вечного присели чуть-чуть погреться.
|
</> |