На пути к Новогоднему штурму
rostislavddd — 02.11.2021
Немного о разложении советского офицерского корпуса при позднем
Совке. Из самых что ни на есть первых уст."Они на праздник приехали" - один из уничтоживших данную БМП чеченских боевиков.
Фотограф Paul Lowe. 2 января 1995 г.
Справа - Реском, слева - кафе "Татабанья", впереди - перекрёсток пр.Орджоникидзе - ул.Розы Люксембург.
В.Брюхов. "Правда танкового аса. Бронебойным-огонь!"
О будущем министре обороны и
маршале Советского Союза А.А. Гречко
В мае 1952 года на столе зазвонил звонок – вызывал Главком. Я вошел в кабинет:
– Слушаю вас, Василий Иванович.
– Василий Павлович, ты знаешь, что сегодня самолетом прибывает новый Главком генерал Гречко. Бери две-три машины и поезжай на аэродром: встретьте его
…
И тогда, и сейчас меня удивляло отсутствие не только дружбы между бывшими командующими армиями и фронтами, но даже элементарного уважения друг к другу. Никто из главкомов лично не встречал крупных военачальников, прилетавших на отдых, – за исключением тех случаев, когда их связывали родственные отношения.
Так, например, Чуйков лично встречал маршала Тимошенко, поскольку его дочь была замужем за сыном маршала.
Гречко посмотрел на меня с высоты своего почти двухметрового роста. В его взгляде чувствовалось презрение. Жена тут же прокомментировала: «Вот тебе и встреча… Я говорила, чтобы ты позвонил. Вот и получай!» Гречко промолчал, но побагровел, желваки на лице зашевелились. Он процедил сквозь зубы: «Вези, куда приказали».
…
Подъезжаем к штабу, выходим из машины. Все заместители, которых я предупредил, что еду за новым Главкомом, выстроились в одну шеренгу. Гречко надменно и презрительно окинул всех взглядом и, никому не подав руки, сказал:
– Брюхов, веди в кабинет.
Заходим в приемную, подходим к двери, ведущей в кабинет. Я только успел ее открыть, как Гречко изрек:
– Какой дурак входит в кабинет через свою приемную?
Я поспешил ответить:
– Товарищ Главнокомандующий, дом строился для командования армии Гудериана. Все Главнокомандующие так ходили.
– Так вот что: чтобы к утру был отдельный вход в кабинет! – Он резко повернулся, быстро вышел на улицу к машине и уехал. Все заместители были в шоке от такого знакомства с новым Главкомом.
..
Он подошел к столу, на котором я по обычаю подготовил все документы:
– А это что за куча?
– Это почта в ваш адрес. Генерал Чуйков всегда ее разбирал, принимал решения, писал резолюции, а я ее раскладывал по исполнителям.
– Какой дурак этим делом занимается?! На какой хрен мне эта навозная куча? – Он ударил по ней рукой или специально, или машинально – бумаги посыпались на пол.
Гречко посмотрел и молча вышел в комнату отдыха, вернулся, когда я все собрал.
– Все эти документы передай секретарю Военного совета, пусть занимается, а мне готовь только папку с шифровками от министра и от командующих армиями. Больше чтобы ничего не было.
О будущем министре обороны и
маршале Советского Союза Д.Т. Язове
В августе состоялось назначение, правда, не начальником управления – эту должность получил генерал Язов, а его заместителем. Я сдал дела и отправился в Москву к последнему, двадцатому уже, месту моей службы. 1-е управление занимается подбором кадров на все должности в войска (кроме флота и РВСН) и весь центральный аппарат. Только через восемь месяцев я занял должность начальника управления и проработал на ней тринадцать лет.
Моя первая встреча с Язовым состоялась, когда ему было 52 года. Это был моложавый, крепкий, энергичный генерал. Настораживало его лицо, особенно его выражение и глаза. В них были какой-то сарказм, ехидство, какая-то червоточина. С первого взгляда он производил впечатление волевого, простого в общении человека. Но в этом поведении чувствовалось что-то мужицкое, грубое, звериное!
В дальнейшем, работая рядом, я все больше присматривался к нему, к его стилю работы, методу работы. Держался Язов со всеми свободно, раскрепощенно, независимо, не переходя грань нарушения субординации со старшими, но этого нельзя было сказать о его отношениях с младшими по званию и должности. Здесь он часто мелочился, скатывался на позиции привередливого командира взвода, в должности которого он начинал службу в 1942 году и в которой он закончил войну. Непонятно, по каким причинам Язов так и не вырос по служебной линии за годы войны!
В танковом полку он залез на чердак казармы, где нашел бутылку из-под водки и какой-то хлам. Он отматюгал комполка, обвинил в плохом руководстве начальника штаба дивизии и, когда узнал, что тот назначен начальником ОК ЦГВ, рассвирепел и заявил: «Не бывать этому!» По приезде в Москву он сразу отправился к начальнику ГУКа и стал требовать отмены приказа. И только моя настойчивость и поддержка заместителя начальника ГУКа генерал-полковника Гончарова расстроили его планы. Язов озлобился и затаил обиду на меня, но совместная работа продолжалась. Однако в октябре 1976 года, когда он уходил из ГУКа первым замом командующего ДВО, встал вопрос, кого назначить вместо него, и Гончаров предложил мою кандидатуру, Язов запротестовал. Он не забыл и не простил мне тот случай с назначением. Я понял, что он злопамятный и коварный человек, а впоследствии убедился в этом и на других примерах.
Язов был, как и все, порождением нашей командно-бюрократической системы. У него незадолго до этого умерла красавица жена, которую он с почестями похоронил и регулярно каждый выходной ездил на кладбище и возлагал на могилу букет цветов. Это было трогательно и вызывало к нему уважение и сочувствие, но при этом он с друзьями устраивал попойки и вступал в интимную связь с другими женщинами. Не обошел он вниманием и женщин – служащих ГУКа, не разбирая, замужем они или одиноки. Впрочем, завидя состоятельного вдовца, женщины сами липли к нему, и он не отталкивал их, а «пользовался вниманием и доверием». Даже замужние молодые бабенки, младше его на 25–30 лет, стремились соблазнить его в расчете обеспечить мужу выгодное назначение в Москве или за рубежом. Не обходилось и без эксцессов. В один из «визитов» к молодой красивой женщине их застал муж. В порыве ярости он схватил утюг и запустил им в Язова, утюг попал тому в лицо. Получив огромную ссадину и синяк под глазом, Язов ретировался и отсиживался неделю дома. В качестве объяснения он рассказывал, что пылесосил в комнате, щетка отскочила и попала ему в лицо. Но шила в мешке не утаишь, в ГУКе быстро узнали о происшествии, и многие хитро улыбались ему вслед.
Система развратила его и в другом плане. Чтобы сделать карьеру, он, как и многие, старался угодить власть имущим начальникам. Будучи командиром корпуса в Крыму в 1971–1973 гг., он встречал и провожал семьи главкомов, заместителей министра обороны и особенно ублажал своим вниманием первого заместителя министра обороны Соколова. Во время их отпуска он беспрерывно торчал у них на даче: лично привозил по заявке фрукты, овощи, коньяки и вина. В дальнейшем это способствовало его карьере: Соколов его сделал замом по кадрам и приложил руку к его назначению министром обороны после своего падения. У Соколова было два сына в армии, им тоже нужна была протекция. И он не ошибся в преданности Язова. Несмотря на все препятствия, старшего сына бывшего министра он назначил на высокую штабную должность с присвоением звания генерал-полковника, а младшего – командующим армией с присвоением звания генерал-лейтенанта. Долг платежом красен, такова наша жизнь!
В ДВО Язов мотался по командировкам, пьянствовал, напивался «до потери сознательности», не обходя шаловливых бабенок. Но, зная о его связи с Соколовым и его причастности к ГУКу, в армии это терпели и смотрели на все это сквозь пальцы.
В 1977 году открылась должность командующего ЦГВ. Я не забыл просьбу Язова и предложил его кандидатуру. Шкадов согласился, а Соколов поддержал его. Быстро оформили представление, завизировали, министр обороны подписал документ и отправил его в административный отдел ЦК КПСС.
Неожиданно мне звонок от Потапова:
– Василий Павлович! Вы что, с ума сошли?
– Почему? – отвечаю.
– Да разве можно Язова, холостяка, ставить на округ, тем более на ЦГВ! Он же всю группу пропьет и всех бабенок переберет. Вы что, не знаете его?
Докладываю Шкадову.
– Что ж, раз не подходит, отзываем представление.
Звоню Язову, сообщаю обстановку. Слышу в ответ его растерянный голос:
– Что же делать?
– Жениться! – отвечаю.
– Это идея! Подожди с отзывом представления, я сейчас что-нибудь придумаю!
И придумал: дал срочно телеграмму в Алма-Ату. Телеграммой же он получил согласие на брак, по телеграмме и зарегистрировались. Язов звонит мне:
– Василий Павлович, брак оформлен.
– Давай срочно номер брачного свидетельства.
Получив номер, я оформил его и отправил в ЦК.
– Ну и артисты вы! – с негодованием проворчал в трубку И.П.Потапов, но согласился, что препятствие устранено. Назначение состоялось.
И в завершение, заметки об
обстановке внутри вооруженных сил
Возвращение в Москву не было простым. Очень сложно оказалось получить новое назначение. Если до должностей уровня командира дивизии можно было пробиться просто за счет собственной энергии и способностей, то выше в игру вступали совершенно другие качества и свойства. Назначения шли по родству, знакомству и даже внешнему виду. Это я ощутил на себе, когда передо мной одна за другой закрылись должности генерала по особым поручениям министра обороны и первого заместителя начальника штаба Киевского военного округа. Мне объяснили, что руководству не понравился мой небольшой рост. К тому же не умел я пускать пыль в глаза начальству. Хоть и прошел все должности с отличными отзывами, но, видимо, мой характер не был достаточно «гибок». Судя по дневниковым записям, сделанным в то время, я корил себя, что не использовал службу с Чуйковым и Гречко для продвижения по карьерной лестнице. Теперь же, когда жизнь подходит к концу, я могу поставить это себе в заслугу: все, чего я добился, я добился сам, своими силами, навыками, знаниями. А тогда…
...
На следующий день я был вызван к начальнику ГУКа. Войдя в его кабинет, я доложился. За столом сидел Алтунин: моложавый, с приятным, открытым лицом генерал. Было видно, что он настроен на крутой разговор:
– С каких это пор генералы стали ходить и наниматься на работу, используя знакомства, совместную службу и расположение начальства?
Я попытался объясниться, но он меня прервал:
– Мы вас назначаем заместителем командующего армией по боевой подготовке; в Чернигов, в 1-ю гвардейскую общевойсковую армию. Решение окончательное, и других не будет.
Так был подписан мой приговор, который я сам себе выхлопотал, – собачья должность «пожарного», мотающегося по частям и «тушащего» недостатки, обучающего личный состав. Я спорить не стал, сказав, что «приказ есть приказ, и я его выполню». Мое поведение слегка обескуражило Алтунина. Видимо, он приготовился к тому, что я начну отказываться от этой тяжелой и неблагодарной должности, надеясь дать мне бой. Не вышло. Тогда он продолжил уже примирительно:
– Конечно, мы задержали назначение. Хотели назначить вас начальником штаба армии или первым заместителем командира армии, но ничего не вышло, должности не открылись. Так что поезжайте в Чернигов. Эти должности от вас не уйдут. Поработаете, покажете себя и будете назначены на обещанную должность. Должность хорошая, с нее многие начинают, а затем пойдете дальше.
– Уже поздно, мне 48 лет, – с горечью сказал я.
Разговор был окончен, и мне разрешили идти. Вот так! Надо сказать, разбаловался я в Йемене на должности главного советника. Там со мной считались! Я был окружен почетом, у меня был личный самолет, машины, штат сотрудников. Думал, приеду в Союз, и тут будет точно так же. А тут мне показали – каждый сверчок знай свой шесток. Придется тянуть лямку тяжелой и изнурительной службы.
Командовал армией Жора Городецкий, которого я знал еще по Академии ГШ – крикливый и грубый генерал. Правда, принял он меня хорошо, разъяснил обстановку, посоветовал присмотреться к людям. Городецкий заявил, что работы очень много. Мы вместе посмотрели план мероприятий, и я понял, что прощайте, покой и сон, прощайте, домашняя обстановка и жизнь… Стало тоскливо, захотелось на какую-нибудь тихую должность вроде старшего преподавателя в Академии БТиМВ… Подустал я за тридцать лет службы, да и здоровье уже не то – пора и на покой.
Должность моя была наименее почетная среди замов. Поселили меня с женой в гостинице. Машину тоже не предоставили – «Волгу» добили и списали, а у «газика» запороли двигатель и ждали новый. Отдел боевой подготовки армии был не укомплектован, а служившие в нем офицеры были моими ровесниками. Непонятно, что их держало на этой нервной работе с постоянным мотанием по полигонам.
Окунулся в документы. О господи! Напланировано столько, что не только мне, но и остальным командирам дохнуть некогда. По идее, все это выполнимо и даже выполняется, но с невероятным напряжением сил. В этих мероприятиях совершенно не предусмотрено время на подготовку. Поэтому проходят они поверхностно, некачественно, дают мало пользы. Все идет в темпе, с ходу, не оставляя глубокого следа. Главный лозунг тех дней: «давай-давай»… Поэтому ходил такой анекдот: «Проверяющий спрашивает солдата: «Что такое тактика?» Тот мнется, не знает, что ответить, тогда проверяющий задает ему наводящий вопрос: «Ты был на учениях?» – «Да». – «Ну вот и расскажи, что ты там делал. Это и будет тактика». – «А… ну тогда так: тактика – это немного бежим, много сидим, еще больше курим».
В итоге постоянной нервотрепки в частях и управлениях создалась невыносимая обстановка. Люди не бывают дома неделями. Офицеры изнемогают от постоянных проверок, но тянут лямку до пенсии. В разговорах я выяснил, что многие годами не были в театре, а в кино бывают 2–3 раза в году. Выходит, что офицер опустошается, черствеет и в конечном итоге становится солдафоном, весь внутренний мир которого наполнен службой. Человек теряет свое лицо, честь и достоинство и с послушностью рабочей скотины сносит все обиды и оскорбления старших начальников. Хотя офицеры управлений, да и в частях, живут довольно дружно, но в руководстве армии процветает хамство. Замы злы, как псы, постоянно рычат на подчиненных и ничего не видят, кроме себя. Все мечутся, как «пожарники», и тушат то там, то тут «пожары», и главный среди них – командующий армией. Он буквально всех загонял! Любой звонок из округа, любое внушение или распоряжение выводят его из себя. Он начинает рвать и метать, разгонять всех для устранения недостатков, дает массу поручений, которые не успевают исполняться. К ним все привыкли и только формально отчитываются об их выполнении. А в итоге порядка в частях мало, личный состав обучен посредственно.
Целыми днями я мотался по частям: толкал, подсказывал, заставлял наводить порядок в казармах, на территории и на полигонах. Но все указания выполнялись через силу. Опять и опять я убеждался, что командиры задерганы, стали безразличны к приказам и происходящему, а отсюда нет успеха. Солдат же остается солдатом. Видя несогласованность, бесплановость и ругань среди командиров, он ловко это использует и не служит и не работает, а только обозначает службу и работу. Стоит рядом офицер, он еще копается. Но стоит тому уйти, как он тут же садится и сидит, бездельничает. Офицеры, исполняя указания через силу, работы не продумывают и не планируют их материальное обеспечение. Отсюда крайне малая действенность и производительность.
Долго вечерами, находясь в гостинице, я думал над этим положением, ломал голову над причинами, его породившими, старался найти выход из создавшегося положения. В итоге я пришел к заключению, что не стоит ломать копья и бороться. Начальство не поймет и не поддержит, и мне, кроме неприятностей и нервотрепки, никакой пользы не будет. Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что на рубеже 70-х годов повсюду началась подмена реальных действий и результатов красивыми отчетами о проведенных мероприятиях. Эта тенденция захватила все общество, и бороться против нее было не в моих силах.
Служба в Чернигове продолжалась недолго, но измотала она меня сильно. В июне 1972 года я получил назначение первым заместителем командующего 5-й Краснознаменной общевойсковой армией в Уссурийск. Это известие я встретил без восторга – нервотрепка последних месяцев породила желание уйти на покой. С другой стороны, отказываться от повышения было неблагоразумно.
В Уссурийске меня встретили хорошо, разместили на квартире. Командующий армией генерал-полковник Владимир Кончиц был человек спокойный, уравновешенный, высокого роста, с редкими, полностью седыми волосами, что не вязалось с его моложавым и приятным лицом. Было видно, что окружающие очень уважают его и довольны работой с ним. Он умел ладить с людьми, объединить их и заставить работать.
Я быстро вошел в курс дела, познакомился с офицерами штаба. Сразу сложились хорошие рабочие отношения, да и ко мне отношение было иным, чем в Чернигове. Армия большая – 60 000 человек, больше Киевского военного округа! Удивительно, но у меня не возникло желания командовать армией, хотя вскоре после моего приезда командующий убыл на учебу, и мне пришлось три месяца его замещать. Прослужив 31 год, я рвался вперед, радовался присвоению очередного звания и назначению на очередную должность, но теперь стал более благоразумен и менее честолюбив.
Начав ездить по частям, я столкнулся с теми же проблемами, что и на Украине. Военные городки были хорошо построены, но запущены. Боевая подготовка проводилась формально и с очень низким качеством. Офицеры дослуживали, а те, у кого больше до запаса, сильнее думали о том, как выбраться из этого края, а не о службе. С таких командиров очень трудно что-нибудь спросить, чего-либо от них добиться. Все это было результатом непродуманного отношения к судьбам людей. Офицеры на Дальнем Востоке, Сибири, Забайкалье десятками лет служили в этих краях, не заменяясь. У них практически не было перспектив попасть во внутренние округа или за границу. А ведь климатические условия службы здесь тяжелейшие. К тому же выше и материальные расходы, поскольку цены даже в магазинах выше, чем в средней полосе. В то же время офицеры внутренних округов живут в приличных климатических условиях, служат в сокращенных частях, один-два раза побывали за границей и прибарахлились, получили квартиру. Они держатся за место, дожидаясь выслуги по возрасту. Но и в том, и в другом случаях отношение у многих офицеров к службе формальное, и с ними порядка и качественной боевой подготовки не достичь. Командующие округами придерживали хорошие кадры, и основным движущим стимулом стало добывание теплого места и доходной командировки. Чувство долга испарилось. Поэтому дисциплина в армии была в катастрофическом состоянии. Уйма чрезвычайных происшествий. Записями о них был испещрен мой дневник, который я вел почти ежедневно, несмотря на плотный график работы. Вот только некоторые из записей: «Тридцать четыре солдата напились и зверски избили наряд по части», «Группа солдат самовольно выехала из парка. По пути посадили пьяного лейтенанта. В дороге машину занесло в кювет, лейтенант выпал, ударился о камни головой и погиб», «На посту в Занадворовке часовой совершил самострел», «Младший сержант Бекишев снял бак с автомашины и стал его варить. Бак взорвался. Зубило, которое вырвало из рук, тупым концом вошло в глаз и вышло в затылок. Хирург выколачивал его молотком», «В казарме солдат первого года срочной службы очередью в рот покончил с собой. Пули пробили дверь, и одна из них попала в лоб разводящему, который инструктировал очередную смену». Итого за год в армии было 66 трупов…
Случаи самоубийств были нередки. Я считал, что всему виной, во-первых, тяготы и неустроенность службы, а во-вторых, невнимательность к запросам солдат, грубость. Командиры перестали замечать эмоции людей, больше стали их подавлять. Если солдат или офицер улыбался, нередко следовал окрик: «Ты чего улыбаешься? Видишь ли, ему весело! Ну, я устрою вам веселую жизнь». И действительно, начинали устраивать «веселую жизнь», которую не все выдерживали. В-третьих, солдат и офицеров лишили простых земных радостей: спорт превратили в скучную и нудную сдачу норм ВСК [46] , выходные дни – в малоинтересные бесконтрольные кроссы на 3–5 километров, учебно-воспитательную работу – в формальное малоинтересное чтение лекций и докладов. И, наконец, скучной стала боевая подготовка, которая превратилась в нудную обязаловку, повинность. При этом все мероприятия идут под постоянным гнетом «давай, давай». Вот это «давай, давай», громадное количество мероприятий и отбило у личного состава охоту к учебе. Все это знают, но, пройдя через должности командира полка, дивизии и выбившись наверх, забывают, а то и, наоборот, с садистским чувством нажимают еще сильнее: «Я это прошел, я хватил лиха, теперь вы почувствуете, каково оно!» Надо сказать, что мои попытки исправить ситуацию, выступления и работа с командирами особых результатов не принесли, поскольку не работало низовое звено – командиры взводов и рот. Вроде я много мотался по УРам, вел комплексную проверку, но везде одно и то же – равнодушие, безразличие и дикая пассивность офицеров. Распоряжений тьма, а исполнение никудышное, отсутствует контроль. Командиры дивизий и полков не настроены – командующий сделать ничего не может. Мне нравилось, когда у меня много войск, мне хотелось объяснить, показать, научить, но достучаться не получалось. Я «принимал меры»: доказывал, показывал, требовал, ломал, но быстрых результатов получить не удавалось. В строевом отношении подготовка посредственная. Кругом нарушения уставных положений: дисциплина строя отсутствует, внешний вид, особенно офицеров и прапорщиков, неряшлив: отросли волосы, ремни старые, сапоги изношенные или вообще рваные. Офицеры сгорбились, пропала франтоватость, выправка и та «военная косточка», что раньше отличала армейских от гражданских. Все донашивают свою форму и ждут планового снабжения.
Тем не менее к концу года с трудом, но удалось переломить ситуацию и провести ротные тактические учения с боевой стрельбой для командующего военным округом генерала Петрова на «отлично». Так же, на «отлично», провели занятия по боевой подготовке и смотр порядка танкового полка в Липовцах. Я был рад, что мои усилия не пропали даром.
Надо сказать, что в этот период я стал все больше и больше задумываться о жизни. Раньше мне было все ясно. Я искренне и убежденно верил в светлое будущее – коммунизм. Видел пути его построения. Убежденно мог доказать и рассказать, какие шаги надо предпринять и какие результаты будут получены, как будет устроена жизнь. Видел четкие грани двух фаз – социализма и коммунизма. Радовался, как ребенок, улучшению жизни, стиранию граней между городом и деревней. Но воплощенные решения только по-новому высвечивали те же проблемы, не решая их, а только усложняя. Постепенно я стал запутываться. Все больше и больше вещей становились мне непонятными, и постепенно иссякала глубокая и искренняя вера. Глядя на то, как живет руководство, как сам, добившись власти, оказываешься втянут в круговорот погони за комфортом, деньгами, славой, начинаешь осознавать, что человек не готов претворять в жизнь идеи коммунизма.
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Как кладовые помещения меняют представление о жилье в СПб 
Поюзал китайца 
День 6. Бриф "Отражения" 
не стесняйтесь ставить мне лайки! не экономьте на 
СЛА-2022 ч15: полеты Ка-26, Бореев и Саванны. 
Римское метро 
Музыка в голове 
Георгий (Егор) Иванович Нарбут (1886-1920гг). 
Жизнь иногда бывает невероятно несправедливой( Человек Предыдущие записи блогера :
26.10.2021 —
Продолжение, по саратовскому скандалу
24.10.2021 —
Горизонт планирования как у сторожевой собаки
21.10.2021 —
Про уродов и людей
19.10.2021 —
Все забываю сообщить: Роман Артемьев вернулся к перу
18.10.2021 —
Я думаю, с пиаром красной шапочки пора закругляться
Архив записей в блогах:
Пусть ваш день будет легким, как это перышко!!! ...
Время от времени я сталкиваюсь с какими-то мелочами, которые напоминают мне, что я полностью пропустил девяностые и нулевые в России. У меня отсутствуют многие из тех культурных кодов, которые заложены в людей того времени. И вот сегодня я столкнулся а очередным из них. Я более-менее ...
Обычный вечер. Несколько фоток с кухни. Готовимся к началу дачного сезона. Посмотреть на Яндекс.Фотках Хорошо. Посмотреть на Яндекс.Фотках Насладиться вкусом этих прекрасных апельсинов…эх. Как жаль, что не сегодня. Посмотреть на Яндекс.Фотках … ...
В начале марта глава Росрыболовства Андрей Крайний пообещал значительно увеличить доходы в бюджет от любительского отлова рыбы. Заявление вызвало недовольство рыбаков, которые просто-напросто испугались тотального запрета на бесплатную ...
Вопрос: кто-нибудь дружит с сантехником? Не, сантехник не нужен... у кого из вас, други, есть приятель-сантехник? Или слесарь. Водитель автобуса, на худой ...
