Моя несостоявшаяся свекровь

tanja_tank — 07.10.2019 Еще несколько лет назад я считала гротеском и стебом байки про свекровей, норовящих чуть ли не улечься третьей в постель к своему сыну и его жене.

Оказывается, таких "любящих мам" не так уж и мало. Примеры из классики: Кабаниха и Тихон из "Грозы" Островского,  пациент психлечебницы Билли Биббит и его гиперконтролирующая мать из "Пролетая над гнездом кукушки" Кена Кизи.

Такие Тихоны и Билли могут казаться нам неплохими и вполне подходящими для зрелых отношений, но они стремительно самораскрываются, когда на сцену выходит главный кукловод - Мама...

"Мы с Антоном встречались год, все было идеально, ни разу даже не поссорились, все проблемы обсуждались спокойно. К сожалению, эта история не о нем.

За этот год он так и не познакомил меня с мамой и бабушкой, не пригласил в гости. Точнее, пригласил, но мой приезд все время откладывался. Я верила его отговоркам, что все дело в том, что в квартире нет ремонта, и он стесняется... В общем, это история о его маме.

Дано

Мне 22 года. Я познакомилась с книгой Тани в 20 лет, с тех пор разрешила себе не испытывать навязанные чувства. Особенно легче стало жить без вины. Потом было много литературы и всяческой информации, но такого отрезвляющего эффекта уже не случалось. Самое главное, чему я научилась за эти два года: я в состоянии отвечать за свои чувства и поступки.

Когда Антон предложил поехать на море с ним и его мамой, мне это показалось хорошей идеей. Меня вообще ничего не смутило в том, чтобы оказаться в изоляции в другом городе на одной жилплощади с незнакомой мне женщиной. Как можно было сомневаться: она же его мама, она вырастила такого замечательного сына!

Мы несколько раз обсуждали условия. Он заверил меня, что мы только иногда будем ходить на море вместе, что у нас будут свидания наедине, что мы съездим в Сочи…


Знакомство

Наше знакомство состоялось буквально за час до поезда. В такой короткий срок просто невозможно отследить звоночки и сформулировать выводы, но они были!

Звоночек 1. Сразу же напомнила Антону, что он хочет писать и настояла, чтобы он пошел в туалет. Он пошел, чем неслабо удивил меня.

Звоночек 2. Я ношу много серебра на руках, на правой у меня только одно кольцо в форме камертона.

– Это у тебя кольцо такое? Ты когда-нибудь поранишь им Антона. Я бы на твоем месте его сняла, у него такая плохая энергетика.

Звоночек 3. Показала мне фотографию какой-то женщины на телефоне, сказав, что она на неедении. Я тогда не очень понимала смысла всех этих слов, знала только, что его мама любит эксперименты с пищевыми привычками. Они кем только не были, но теперь просто вегетарианцы. Кстати, в том, что он начал есть молочку, виновата оказалась я.

Звоночек 5. Рассказала мне историю о том, как она поехала по святым местам. И вот, когда они сели в автобус, то она достала «огурчик, бананчик, водичку», а негодяи, посмевшие назвать себя верующими, зашуршали фольгой от бутербродов и открыли термосы с бульонами.

Поездка была ужасной, оказалось, что она совершенно неспособна себя занять и постоянно дергала нас, чтобы поведать очередное откровение. Добрая часть ее убеждений не выдерживала элементарной проверки здравым смыслом.

Например, она постоянно рассказывала о своих пищевых экспериментах. Она убеждена, что существуют люди, которым не нужно есть вовсе, существуют также и те, кто не испытывает потребность в дыхании. Она точно знает: она передачу смотрела и книжку читала.

Часто она говорила: «я вот хочу вам почитать…» — и ее совершенно не беспокоило то, что мы не хотим слушать. Приходилось тупо смотреть в одну точку и что-то крутить в голове.

Также она смаковала истории всех болезней моего парня. «У него такая аллергия в детстве началась, вся попа с яйцами покраснели…» Когда у Антона был сильнейший гайморит, она заставила его пройти через сухой голод (это когда ты несколько суток не только не ешь, но и не пьешь). Тот факт, что до этого он две недели принимал антибиотики, никак не повлиял на ее уверенность в том, что помог именно голод. И ее молитвы, конечно же. Она вообще до последнего была против лекарств и его лечения. Что же это такое, если не неглект?

Рядом с ней я чувствовала вину не только за каждый съеденный кусок, потому что еда – это пагубная зависимость, о чем нам неустанно транслировалось, но и за каждый несъеденный, потому что они набрали с собой полную сумку еды и постоянно суетились с ней.

Приехали. Подрывная деятельность

Катим чемоданы на вокзале. Парень несёт его за ручку там, где можно катить.

– Антон, кати его! Оля, скажи ему, чтобы катил!
– Он большой мальчик, сам догадается.
– Да ничего он не догадается!
– Ну не знаю, со мной всегда очень самостоятельный. Мы точно про одного и того же Антона?
– Я мать, мне виднее!

Мне кажется, что так она учила меня правильно любить ее сына. Даже ее любовь — это единственно верная любовь. В ее представлении любовь — это прессинг, контроль, непрошеная помощь и советы. Привет, выученная беспомощность.

На пляже. Я мажусь кремом, предлагаю намазать и его. Она начинает верещать, что с кремом он не получит витамин D. Не намазался. Обгорел. Окей, пусть будет витамин D и риск заболеть онкологией. Кстати, рак она отрицает.

День первый. Подозрительность

Идем на пляж, я поздоровалась с местным мужчиной:

– Это Самвэл, хороший человек.
– Ой, они все хорошие, эти торгаши. Я считаю, что пока с человеком пуд соли не съешь, не узнаешь его.
– Вы сейчас хотите убедить меня, что он на самом деле плохой человек?
– Нет, я просто говорю, что они всё делают ради денег. Им нельзя верить.

День первый. Крик

Я не успела купить умывалку до отъезда, пришлось делать это при ней. Мы пришли домой, и она сказала: «Видишь, какое у меня лицо, я всю жизнь химией не пользовалась». Не пользовалась, и ок, у нас разная кожа, мне вот надо.

Затем она начала говорить, что во мне живут паразиты и обсуждать мою внутреннюю фауну. Я попросила её не обсуждать это в присутствии моего парня, мне неловко. После этого она начала кричать, что ей «лучше знать», что во мне паразиты, и что «вот мы с Антоном все темы обсуждаем. Правда, Антон?»

Перед сном я попросила у парня защиты. Сказала, что если он не вступится за меня при следующем взрыве крика, обижусь.

Полное нарушение границ

Как только мы сели в поезд, она облапала Антона в районе карманов шорт, проверяя наличие телефона в кармане. Мне было очень неприятно видеть, как мой парень позволяет маминым рукам блуждать в районе своего члена.

Ходила по дому в белье, не надевала под одежду белье, если мы были дома.Совершенно нормальной была фраза: «Антон, ну ты помнишь мой любимый белый лифчик».

На пляже я увидела, что у Антона плавки немного не справились со своей задачей по прикрытию. Шепнула ему об этом на ушко. Сразу же прилетел вопрос: «А что это вы там шепчетесь?»

Объяснила, что попросила его сменить позу. В ответ услышала долгую историю о том, в какую сторону и как часто у него «всегда вываливаются яйца».

День второй. Первая ссора

На второй день настроила парня против меня из-за того, что я шла впереди них, разговаривая по телефону с мамой. В какой-то момент я просто обернулась, а их нет. Они спрятались, чтобы меня проучить. Обиделись, блин! Когда мы снова встретились, он упрекал меня ее словами, что сильно меня задело. В итоге я обратилась напрямую к ней с просьбой объяснить, в чем дело.

– Ты не соблюдаешь элементарных правил приличия!
– Простите меня, пожалуйста, если мое поведение вас обидело. Скажите, что я сделала не так? Какие правила нарушила?
– Больше двух говорят вслух!
– Извините, я как раз соблюдала все правила приличия, которые, кстати, предписывают не разговаривать по телефону в присутствии третьих лиц.
– Ты просто не хочешь признавать свою вину!
– Простите, если я вас обидела. Вину я признавать отказываюсь, потому что не виновата.
– Мне виднее, я жизнь прожила. Почему вот ты не хочешь просто признать свою вину, и мы пойдём на пляж?
– Хорошо, я признаю, только скажите, в чем я виновата?

Не помню её аргументов, я была уже на грани нервного срыва. Помню только, что повторила свою последнюю фразу раза три или четыре. И тут она начала кричать. Я сдалась. Я заплакала, кажется, сказала «что я вам сделала?» и пошла от них.

Он начал меня догонять, она кричала, что «Антон, тобой манипулируют! Это манипуляция!». Он догнал меня и схватил за руку, чтобы я не убежала. Я вырывалась и шипела, как затравленное животное. В какой-то момент я перестала кричать, чтобы он меня отпустил, потому что мы смущали прохожих.

Она бросалась на меня и кричала, Антон держал меня за руку и не отпускал, попутно пытаюсь убедить её замолчать. «Не кричите на меня», «со мной так нельзя», «я не заслужила того, чтобы на меня кричали», – и другие бесполезные попытки остановить это. Она перестала кричать только чтобы сказать:

– Хорошо, я уже поняла, что вы не расстанетесь. Ребят, это так и будет, я с этим не смирюсь.
– Окей, значит, мы расстаемся, только отпустите меня.

«Я уже поняла, что вы не расстанетесь», – так вот, зачем все это было нужно!

И тут она сделала то, чего я боялась больше всего: сахарное шоу. Она разрыдалась и бросилась мне на шею, тем самым показывая мне, что уже нет необходимости уходить, ведь проблема решена. Тут нервы сдали уже у Антона, он обнял нас всех и расплакался. Я первый раз в жизни видела, как плачет мой любимый мужчина. Убежать все еще хотелось, но меня крепко стискивали два кающихся человека, пока я не решила дать им второй шанс.

Потом она сделала вид, что всё в порядке, мы пошли на пляж. «Ну все, давайте всегда ходить вместе!», – сказала она примирительное слово по дороге. «Ну все, пиздец», – подумала я.

Были большие волны, Антон хотел искупаться. Мама пошла с ним! В итоге они стояли, корячились, держась за ручки.

Я думаю, что в этой ситуации ее взбесило то, что она не могла контролировать мой разговор с мамой. Она прекрасно понимала, что мне есть, что рассказать ей. Возможно, она не хотела бы, чтобы кто-то узнал о ее взглядах на жизнь и поведении.

Радужные перспективы

Сейчас мне кажется, что вообще не стоило никуда с ними ехать. Сначала в паре должны быть определены приоритеты, только потом можно знакомиться с родителями. Самым разумным было бы заранее уточнить, кого же он «больше любит», с кем планирует провести жизнь и знает ли об этом решении мама. Думается мне, его невнятное бормотание отбило бы у меня все желание куда-то ехать. Потому что все его поступки говорили только о том, что жить он собирается с мамой.

Вообще тема с моим положением там довольно щепетильна. Я не чувствовала себя вправе открывать рот, как и не видела ни одной объективной причине держать его закрытым. Он все время повторял, что любит нас обеих и что хочет «нормальную семью».

Здесь я вижу несколько явных противоречий. Во-первых, о желании строить (да, именно это слово, как в доме-2) со мной семью я узнала непосредственно из этих упреков. Прошло уже два месяца, а эта тема так больше и не поднималась, но к этому еще подойдем. То есть, мы не были помолвлены, я была на правах просто девушки. От меня как бы ожидали, что я буду помалкивать, надеясь заслужить право на «нормальную семью» с ними.

Меня теперь всерьез волнует вопрос присутствия этой женщины в моей жизни и жизни моих детей. Я не хочу постоянно завоевывать себе право на материнство, а именно так я и вижу будущее, если она останется рядом.

Приведу пример. Во-первых, она считает себя эталонный матерью, потому что в первые два года жизни Антона не отходила от него, ведь там имели место «родовая травма» и «все признаки ДЦП». Она даже уехала от мужа к маме рожать и не вернулась, пока он сам от нее не ушел. На её лице появлялась печаль героини, когда она рассказывала об этом подвиге самоотречения.

Во-вторых, она считает себя эталонный матерью, потому что все детство Антона «пахала», поэтому теперь он ей должен.

В-третьих, она уже учила меня, как следить за детьми. Из прогнозов счастливого моего материнства и младенчества ее внуков: «украдут цыгане», «украдут на органы», «выпадет из окна». Из более позднего: «разобьется на велосипеде» и порежется ножницами («мы над Антоном так тряслись, так тряслись! Мы ему даже ножницы не давали и велосипед не покупали») Как видите, перспективы озарены помойно-серым светом.

Также звучал единственно возможный для неё исход жизни матери после такого происшествия – самоубийство.

День второй. Деструктивные посылы

Вообще тема самоубийства звучала довольно часто. Она каждый день рассказывала об однокласснике Антона, который покончил с собой. После моего первого срыва на улице она рассказала мне о том, что в детстве Антон так переживал из-за какого-то незначительного эпизода на перемене, что думал о самоубийстве.

«Так что, Оля, вот мы с тобой ругаемся, а Антон может вот что сделать», – поставила она жирный крест на моих попытках выяснить, что это было. Следующий полчаса я толком не помню, потому что в моей голове пусть пульсировали её слова: мне угрожали чужим самоубийством? Как будто, если бы это действительно произошло, она заранее снимала себя всю вину и перекладывала ее на меня.

Картонный набат

Мое наблюдение: она как будто не разрешала никому радоваться жизни, как будто счет за эти удовольствия пришел бы ей. «За все в этой жизни приходится платить». А обменный курс в ее мире таков, что расплатой за счастье может быть только гор

Собеседник заведомо лишается мук выбора жизненного пути, ведь она любезно готова преподнести все свои выводы и даже помочь создать установки. Кстати, свои взгляды она транслировало неустанно. Именно «по шесть-семь часов в день», всё как по учебнику.

Невоспитанность

Она совершенно не умеет вести диалог. Единственной формой построения общения были непрошеная тирада и риторический вопрос.

Я никогда не перебиваю человека и не очень не люблю общаться с теми, кто перебивает меня или отклоняется от темы. Она перебивала меня, меняла тему в корне. Как будто не слышала и не слушала. Она просто вываливала на собеседника поток сознания и иногда, на особенно нелогичных виражах требовала подтверждения своей правоты: «скажи, Оля?», «да, Антон?»

Львиную долю времени, которое можно было бы потратить на чтение книг, просмотр фильма или просто обнимашки, мы тратили на обсуждение ее пищевых привычек, на обсуждение пищевых привычек всех вокруг, на планирование трапезы, выбор и покупку продуктов. А также на обсуждение всех этапов пищеварения. Её любимым был последний.

В первый же вечер за ужином у нас случился монолог со слушателями, в котором она описывала свое расстройство кишечника. Точнее, на тот момент это был запор, поэтому она купила свеклу. На следующее утро проблема разрешилась, о чем она не преминула объявить нам.

День третий. Я – Агрессор

На третий день мы потратили уйму времени на выбор продуктов для винегрета. Когда нас с парнем отправили выбирать горошек и огурцы, я саркастически заметила, что мы все равно выберем не то и ретировалась в соседний отдел. Через минуту тётя Варя уже спешила ко мне, размахивая банкой огурцов и крича: «Оля, почему же ты не проследила? Смотри, какие он огурцы выбрал: они же плохие!»

«Кто бы сомневался», – шепнула я парню, пока она выбирала хорошие огурцы. Это была единственная сознательная колкость, которую я себе позволила за весь отдых. Мне прямо хотелось сделать ему больно, уколоть. Лучше мне от этого не стало. Я испугалась своего поведения, раньше такого не было.

После мы отправились на рынок, где я наблюдала, как они долго выбирали помидоры.

Мы пришли домой, где я позволила себе немного отдохнуть, а потом мы вместе с ней сидели и делали винегрет под ее истории о неудавшихся ухажерах и газах моего парня. Да, она она обсуждала со мной это. Стыдно признать, но я подшучивала тоже, заняв позицию агрессора, потому что видела, что так можно ей угодить. Даже страшно представить, что в этот момент испытывал Антон.

Я тогда действительно наивно полагала, что ей можно угодить, переняв ее поведение. Мне очень жаль, что Антон перенес эту двойную травлю.

День третий. Альтернативные эмоции

Вечером мы взяли пиццу, и я уговорила их расположиться на берегу. Вечер был волшебным! Все вокруг было погружено в розовое марево, солнце садилась прямо в воду, а с другой страны уже вырисовывалась лунная дорожка. Именно такой вечер я представляла, когда думала о нашей поездке.

К сожалению, мое блаженство было немедленно считано как сигнал уколоть меня и побольнее. Это был приговор нашему вечеру и романтике. Объект придирки был выбран незамедлительно: «Луна какая-то… зловещая», – сказала тетя Варя.

Я молча взяла телефон и отошла, сосредоточившись на фотографировании зловещей луны и заката. Антон присоединился ко мне, мы обнимались, я поблагодарила его за возможность увидеть это вместе. Потом мы сделали несколько селфи на память на фоне моря, нам было хорошо!

Когда оторвали глаза от камеры, то увидели удаляющуюся спину Варвары Андреевны. Разумеется, Антон тут же бросился догонять маму. По дороге домой мы опять обсуждали меню на завтра.

День четвертый. Кульминация

Придя домой, она ушла в свою комнату вместе с Антоном, где они долго разговаривали за закрытой дверью. В постель он лег мрачнее тучи. Он буквально излучал страдание.

Я спросила, всё ли в порядке, он расплакался. Всё отдам, лишь бы поскорее забыть этот эпизод и последовавшие события. Он говорил о том, что хочет помочь маме, что она добрая (да, как мантру повторяла это: «она же добрая! У неё такое большое сердце»), что он хочет нормальную семью, и что он «плохой сын, потому что она несчастна». Я долго говорила ему о том, что буду очень стараться с ней подружиться, что готова помочь ему осчастливить маму.

Он уснул, а мне стало так невыносимо плохо, что я заплакала. Чтобы не разбудить его, пошла в уборную. Мне было обидно, что он все силы бросает на то, чтобы ублажить маму, совершенно не заботясь обо мне. Он расстроился, потому что ему жалко маму! Меня жалеть никто и не думал.

Следующие 20 минут я плакала и прикидывала, чего мне будет стоить отъезд. Я понимала, что у меня жрут, что мне больно, и лучше уже точно не станет. Также я понимала, что уехав, оставлю его наедине с агрессором, которому дам железный аргумент в нападках на себя: «она тебя бросила, сын».

Я понимала, что это может стать концом наших отношений. Но убежать и спрятаться в тот момент мне хотелось больше. Мне нужно было, во-первых, убедиться, что я не перегибаю, и во-вторых, отрезать себе пути передумать. Я написала маме что еду к ней. Она была в курсе особенно ярких эпизодов и поддержала меня, написав мне мои же мысли. Я безмерно благодарна ей за это!

Тут ручка двери ванной начала дергаться: тетя Варя показывала мне, что пора выходить. Придя в комнату, я попробовала уснуть, но в итоге только плакала полтора часа. Проснулся Антон, спросил, что происходит. Я рассказала ему о своем решении, он тоже поддержал меня, отпустил и попросил прощения. Мы вместе купили билеты и стали ждать утра. Я старалась не думать, что мы, возможно, обнимаемся в последний раз.

Я решила озвучить возможные упреки в свой адрес и ответить на его вопросы. Каково же было мое удивление, когда почти на каждое предположение я слышала историю о том, что в этом меня уже обвиняли.

– Мне не нужны от тебя «только деньги».
– Да, я так маме и бабушке сказал. Они любит придумывать какие-то теории, а потом их озвучивать. Я же пытаюсь им доказать, что ты хорошая.

Потрясающе! То есть, он продолжил разговор с людьми после того, как они посмели ему такое сказать? Очень интересно, продолжаем! Здесь стоит отметить, что они обе не работают, и он их содержит. А деньги от него нужны мне, ага.

– Я не хочу тебя бросать, мы не расстаемся, если ты так не решишь.
– Да, это они тоже уже говорили.
– Я не хотела ссориться с твоей мамой, я была с ней вежлива с самого начала, не сказала ничего гадкого даже когда она на меня кричала.

Ночь прошла ужасно. Он рассказал мне, что про любого его друга никогда не говорилось ничего хорошего. Что все сплошь странные, ненормальные и «шлепнутые». Что «каждый кусочек самостоятельности» ему «приходилось добывать скандалами». Плакали мы оба.

Утром я собрала вещи и отправилась к тете Варе на разговор. Следующие три часа я как будто провела в лечебнице. Представьте себе игру в фанты, когда из мешка достаются действия, и их тут же выполняют. Действия эти никак не связаны между собой, иногда повторяются. Итак, наши фанты:

Разговоры типа «я не понимаю, почему нельзя сейчас сдать билет», «это предательство! Разбудили бы меня, я бы поговорила с Олей».

Упрёки: «Оля, почему ты не можешь совладать со своей гордыней и остаться решать проблемы». Как легко обесценить достоинство и любовь к жизни, окрестив их гордыней!

Рыдания в голос с детскими всхлипываниями и хныканьем, как в магазине, когда капризный ребенок требует игрушку, валяясь на полу: «хочу Олю-у-у», «моя Оля-а-а».

Помню, как постоянно повторяла, что я не игрушка, не вещь, что «Оля не хочет».

Падение на колени и мольбы бессердечной меня о прощении.

Вот это было сильно, признаю. Какой хороший аргумент, как мученически она будет выглядеть, пересказывая это всем подряд! Она передо мной на колени упала, а я...

Угрозы, что после этого наше нормальное общение закончится.

Увещевания, что наши проблемы ничтожны, потому что наша жизнь ничего не значит.

Постановка мне диагнозов: «это не ты, это паразиты в тебе», «это какая-то злая сущность, вот была бы тут святая вода, мы бы на тебя побрызгали». Нет, это я и только я. Моей жизнью управляет только одна сущность – моя.

Всегда и во всём виноваты были все, кроме неё. «Я накричала на тебя, потому что у меня было плохое настроение», «мы все болеем из-за паразитов».

Разговоры с парнем за закрытой дверью после очередной неудавшейся попытки меня переубедить. Оттуда периодически доносились ее рыдания, перемежающиеся с упреками: «Антон, ты переродился! Мы с бабушкой смотрим, другой человек по дому ходит!».

Повторение того, что ей все говорят, что она святая и добрая: «я же добрая, ты вот не знаешь, какая я добрая, а мне все говорят: ты святая».

Ее заботило только то, что она будет думать о себе после этих событий. Мои действия говорили о том, что я вообще не согласна с этими утверждениями. На словах-то соглашалась. Я, дура, думала, что соглашаясь с ней и извиняясь, чего-то добьюсь, смягчу удар.

Я искренне верила, что если буду удобной, то она оставит меня в покое. Сейчас я понимаю, что она ни за что бы этого не сделала, потому что я – доказательство того, что можно жить по-другому. Я счастлива, и её это бесит. Она не может жить спокойно, зная, что были и другие, более выигрышные пути и способы прожить жизнь, нужно было просто забрать ее в свои руки.

Антон пришел к нам на кухню, мы все сидели за столом, и вот наш разговор:
– Нет, ребят, я вам хочу сказать, что у нас не выйдет нормального общения. Если Оля сейчас уедет, это будет конец.
– Я правильно вас понимаю, что либо я сейчас остаюсь, мы идём на пляж и делаем вид, что ничего не было, либо наше нормальное общение заканчивается? Оно закончилось, когда вы позволили себе ставить ультиматумы и манипулировать. Я в такие игры не играю.

Я пошла обуваться, она кричала: «Видишь, Антон, она всегда так будет». Да, всегда. Я собираюсь и дальше любить жизнь и защищать в первую очередь себя.

Напоследок мы с Антоном стояли перед ней на коленях, умоляя «отпустить Олю», он рыдал и кричал, что не счастлив. Она подорвалась и гневно ушла в свою комнату, а он открыл мне дверь, и я выбежала.

Это закончилось. Прошло полчаса

Очнулась я в каком-то дворе, куда меня привело желание спрятаться поглубже. Все время не могла поверить, что она не побежит за мной, чтобы выжать еще капельку. Надо было как-то добраться до вокзала, вызвала такси.

Уже на середине пути Антон позвонил и сказал, что они с мамой «еще раз сели, все обдумали» и просят меня вернуться. Я выплеснула на него все, что думаю об искренности ее раскаяния: что я ей не верю, что она больная, и что с меня хватит.

Помню, что плакала и просила его пожалеть меня и не рвать мне душу такими просьбами, сто раз напомнила, что он меня отпустил. Короче, так было еще раз шесть: он слушал маму, звонил мне, слушал меня. Как на таком контрасте можно было не сойти с ума, не знаю.

Сев в поезд, я намеренно увеличила дозу успокоительного, чтобы отключиться и проспать до приезда к маме. Через сутки я была дома.

Это закончилось. Прошло три дня

Еще пока я ехала в поезде, он написал мне, что хочет поговорить «не чтобы загрузиться, а чтобы разгрузиться». Я была готова к разговору только на третий день. Все это время я пребывала в состоянии какого-то шока. Был взгляд на 2000 миль и попытка как-то уложить случившееся в голове.

Он позвонил и сказал, что передумал, что больше не хочет поговорить, что теперь он хочет обсудить все проблемы лично по приезде (через две недели). Оказывается, у нас в отношениях появились какие-то проблемы, о которых он мне сейчас сказать не может.

Сейчас я понимаю, что все это время он слушал о том, что у нас проблемы. Это половина беды. Беда в том, что раз он озвучил это мне, значит, в какой-то момент сдался и начал соглашаться с этим бредом.

Также я узнала, что все это время им не сладко: он скучает, дом опустел. «Мама очень переживала и плакала, бабушка плакала. Мама и бабушка не против наших отношений». Спасибо за оказанную честь, оставьте свои разрешения себе.

После этого разговора был еще один нервный срыв, последний и самый сильный. Меня трясло, я выла, хотелось выплеснуть все, что накопилось.

Это закончилось. Прошло две недели.

И вот, наконец-то настал тот день, когда мы должны были увидеться. Он приехал и сказал, что опять передумал, и никаких проблем нет. Делал вид, что все в порядке. Я попыталась рассказать ему о том, как мне было плохо, он убедительно кивал и соглашался, но потом поехал домой, и все сошло на нет.

Почему-то мне думалось, что он станет более внимательным ко мне на некоторое время, чтобы как-то наладить отношения. Вышло все в точности наоборот.

Это закончилось. Прошло два месяца

Как раз в этой точке я и нахожусь сейчас. Ситуация такая, что еще летом мы решили съехаться. Как только мама узнала об этом, то сразу же объявила, что он просто обязан сначала сделать ремонт на кухне. Он обещал управиться к началу октября.

И вот октябрь. Он все время тратит на ублажение мамы и ремонт, видимся мы раз в неделю и то после того, как я спрошу. Я начала замечать, что он уже не тянется ко мне, как раньше. Не спрашивает, как дела, не интересуется моей жизнью, перебивает.

Оправданием служит то, что мне нужно лишь немного подождать, пока он разберется с ремонтом, и мы будем видеться каждый день. А надо ли оно мне? Изменится ли все, когда ремонт закончится, или он так и будет сидеть на двух стульях?

Зачем мне это нужно

Меня все время мучил вопрос: если мужчина ищет женщину, похожую на мать, неужели я похожа на нее? Я перечитала всю трилогию, постоянно воскрешала в памяти Лабковского и Петрановскую, но так и не могла найти ответа на этот вопрос. Собственно, и писать я начала в надежде на то, что приближусь к нему. Так и вышло.

Ее мнимое я и мое настоящее — это одно и то же. Антон не делает выводов о ней, он повторяет то, что говорит она. А на словах она добрая, любящая, интересная… Вот и получается, что он действительно искал такую девушку, как мама.

Мне очень помог фрагмент из второй книги про зависть. Она отчаянно хочет иметь то, что имею я, но присвоить это невозможно. Поэтому зависть и ненависть побуждают убивать все добродетели и втаптывать их в грязь.

Вот теперь все на своих местах.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив