Можно ли было отменить тот самый Роковой День

anlazz — 23.06.2020 Каждый раз по мере приближения даты начала Великой Отечественной войны возникает один и тот же вопрос: а могло бы ее не быть? В том смысле, что можно было бы избежать этой ужасной бойни, уничтожившей десятки миллионов человеческой жизни и бесчисленное количество материальных ценностей? Однако возможно было бы это? В смысле – можно было бы каким-то загадочным образом остановить движение Третьего Рейха на Восток и столкновение его с СССР?

Но ответ на него давно известен: разумеется, нет. И дело тут вовсе не в том, что пресловутые соглашения, заключенные Третьим Рейхом с СССР имели для первого не больше смысла, нежели подобные его же соглашения с Польшей, Великобританией или Францией. В том смысле, что Гитлер изначально нацеливал свою страну на Мировую войну, так как без последней его политика неизбежно вела к краху Германии. Просто по той причине, что бесконечно наращивать военные расходы – что, собственно, и выступало главной фишкой «нацисткой экономики» - было невозможно. (Война, впрочем, этот вопрос не решала – но позволяла надеяться на репарации с других стран и т.п.)

Так вот: данный момент, конечно же, важен – но не критичен. В том смысле, что вопрос о неизбежности военного столкновения между некоей условной «силой Запада» и СССР – то есть, того, что, собственно, и стало основанием Великой Отечественной войны – был предрешен намного ранее того, как был утвержден «план Барбаросса». Более того: данное «решение» - о том, почему это слово дается в кавычках, будет сказано ниже – возникло еще до того, как руководитель пресловутой НСДАП был «избран» (вот тут, наверное, объяснять не надо, почему даются кавычки) канцлеров Германской Республики. Скорее наоборот: это избрание господина Адольфа Гитлера на пост главы немецкого правительство определялось, по сути, этим самым «решением» - решением о необходимости нападения на Советский Союз.

Впрочем, не только. По существу, вся концепция Второй Мировой войны – т.е., войны Германии за передел мира – так же возникла буквальным образом сразу же после завершения войны Первой Мировой. Это кажется невероятным: в то время, как шло заключение пресловутых Вашингтонгских соглашений – якобы должных предотвратить повторения военной эскалации – а новая война уже «проклевывалась на свет». И противостоять этому были бессильны все «люди доброй воли», все сторонники мира – включая тех из них, кто прошел через ужас недавней Катастрофы.

Однако было именно так. Дело в том, что единственной возможностью предотвратить (ре)милитаризацию Германии и начало нового акта мирового передела, было уничтожение ее капитализма. Но данный процесс – возможный, разумеется, через прохождения указанной страны через Революцию – в существующей реальности оказался невозможен. Поскольку германская буржуазия была слишком «крепка» для того, чтобы позволить себя свалить в 1918 году. Ну, а германский рабочий класс – несмотря на всю свою организованность и образованность – напротив, оказался неспособным к организации тотальной борьбы, позволив одной части «себя» выступить против своих интересов. (Пресловутые «фрайкоры», в значительной мере, состояли именно из рабочих, прошедших войну.)

О том, почему так произошло, надо, разумеется, говорить отдельно. Тут же можно только очень кратко указать на то, что связано это с самым фундаментальными основами бытия, которые были выявлено еще Лениным в его законе «слабого звена». Напомню, что согласно последнему наибольший успех Революция может иметь не в самой развитой, а в самой слабой стране «империалистического мира». (Имеется в виду именно «империалистический мир» - т.е., государства, имеющие все признаки империализма на своей территории.) Поскольку возможность Революции определяется не только готовностью к этому угнетенного класса, но и неготовностью правящего класса противостоять данной готовности. В Германии же – как уже было сказано – правящий класс оказался готовым. Равно, как готовым он оказался во Франции, в Великобритании, в Италии или США. Посему – немецкий капитализм должен был сохраниться. А значит, сохраниться должна была его потребность к расширению своего «жизненного пространства», которым выступают имеющиеся рынки.

Разумеется, тут можно было бы предположить еще сценарий поглощения германского империализма каким-то еще империализмом. (Что, в общем-то, предполагала сделать Франция по итогам Первой Мировой войны.) Однако и этот сценарий был в действительности маловероятным. По той простой причине, что ни одна из «держав-победительниц» не могла позволить дать другой «державе-победительнице» подобный шанс. (Т.к., это неизбежно привело бы к ее возвышению и превращению в гегемона.) Тем более, что – по геополитическим причинам – в наиболее выигравшем положении тут оказалась бы указанная выше Франция, что ни Британии, ни США выгодно не было. Поэтому Германия была оставлена «как есть»: униженная и отягощенная выплатами репараций, ограниченная договорами – но все так же империалистическая. А значит – вопрос о «втором акте» Катастрофы должен был неизбежно вставать в ближайшем будущем. Собственно, именно поэтому данное выше «решение» о начале войны и дается в кавычках, поскольку это был не волевой акт каких-то там политических деятелей – а событие, прямо вытекающее из самой «природы вещей» Европы того времени.

Ну, а самое главное: с учетом наличия СССР эта самая Катастрофа обретала вполне конкретный сценарий развертывания. Поскольку само наличие первого бесклассового государства создавало очевиднейшее «искушение» поглощения его с целью обретения рынка, а равно – и с целью уничтожения пресловутого «источника революционной заразы». (В том смысле, что Советское государство уже в ранний период своего существования стало очень мощным фактором в борьбе рабочих за свои права.) Подобный момент в совокупности с так же неизбежно возникающей идеей о «слабости большевистской диктатуры» - прежде всего поддерживаемый белой эмиграцией, но не только – по сути, задавал план будущей войны довольно жестко. В том смысле, что именно захватив «российские ресурсы», Германия оказывалась способной к осуществлению дальнейшей борьбы за гегемонию. То есть, гитлеровский план по «захвату Лебенсраума» был, по существу, наиболее очевидным шагом, избежать которого было практически невозможно. (Вне желаний отдельных деятелей – и даже вне их действий.)

Отсюда, кстати, и проистекала всеобщая уверенность в том, что «Гитлер пойдет на Восток» - поскольку указанная выше особенность было хорошо видна в 1930 годах. Другое дело, что германский лидер в данном случае показал себя неплохим игроком на «локальном временном уровне» – а именно, нанес первый удар, все же, по Франции и Великобритании. (Польша, в общем-то, лежала в направлении «Восточного удара», поэтому-то ее захват особо никого не взволновал.) Что, в свою очередь, принесло ему немалый успех, однако заменить неизбежную войну с СССР, разумеется, не могло. (На этом фоне даже то, что высадка в Британии в условиях 1941 года была чистой фантастикой – хотя бы по причине отсутствия должного числа плавсредств – оказывается далеко вторичным.) Поэтому то, что началось 22 июня 1941 года, было полностью предопределенным – и «неотменяемым» никакими средствами. (Другое дело, что можно предположить начала вторжения несколько раньше или несколько позднее указанной даты – но не более того.)

И Великая Отечественная война оказывалась, по существу, событием, во-первых, абсолютно неизбежным. А, во-вторых, достаточно прогнозируемым – в том смысле, что люди 1930, и даже 1920 годов могли с высокой точностью вероятности предположить его наступление. Что, в общем-то, и было сделано: скажем, планы развертывания промышленности в СССР создавались именно в расчете на завершение к началу 1940 годов. (Фраза «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» - была сказана в 1931 году. То есть: автор ее угадал даже год!) Более того – создаваемая в западных районах страны промышленность изначально рассчитывалась на возможность эвакуации, создавались специальные эвакуационные планы и т.д. (Вопрос о том, можно было бы вообще отказаться от индустриализации в западных районах не имеет смысла: дело в том, что восточная часть страны в 1920 годах была не только не развита, но почти не заселена. А значит, концепция «эвакуируемого производства» была единственно рациональной в той ситуации.)

Поэтому можно сказать, что произошедшее в реальности оказалось вовсе не «неожиданной катастрофой» - о чем так любили утверждать еще лет сорок назад. (И любят говорить до сих пор.) А чуть ли не наиболее оптимальным вариантом, допустимым при текущих свойствах Вселенной. В том смысле, что нападение Германии было не просто предсказано советским руководством за много лет до его начала. Но и, в общем-то, были произведены все действия, необходимые для противодействия данной опасности – начиная с модернизации промышленности и сельского хозяйства, и заканчивая созданием планов эвакуации и мобилизации населения. Разумеется, это не значит, что подобные вещи были сделаны идеально – были и серьезные ошибки. (Особенно на «локальном уровне» - скажем, на уровне военной стратегии.) Но сути случившегося это не отменяет: СССР с самого начала оказался «крепким орешком», не уничтожимым немецкой военной машиной.

Ну, а конец этой истории мы прекрасно знаем. В том смысле, что не немецкие танки проехали в 1941 году по Москве, а советские – в 1945 году по Берлину. А послевоенный мир выстраивался не по германским, а по советским «лекалам». Но это, разумеется, тема уже совершенно другого разговора. Тут же, завершая вышесказанное, можно только указать на то, что эта история прекрасно показывает, как важно иметь глобальное понимание ситуации, которое не может быть заменено любыми «локальными» стратегическими талантами. (Последних у немцев было очень много – но это им не помогло.) А равно – и любыми «сверхнапряжениями» в совокупности с мощной репрессивной машиной, мощной армией, развитой промышленностью, сильной инженерной и научной школой и т.д. А значит – то общество, которое позволяет иметь это самое «глобальное понимание», неизбежно оказывается в победителях.

Ну и т.д., и т.п…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив