Как Иван Ефремов определил развитие нашей цивилизации

anlazz — 10.06.2020 Теги: Ефремов В прошлом  посте – посвященном «Гостье из будущего» и пониманию его правыми – был затронут один интересный вопрос. А именно: то, как авторы этого самого фильма – не просто не будучи коммунистами, но имея о коммунизме весьма отдаленное представление – сумели донести до советских подростков совершенно потрясающую идею низкоотчужденного общества. Т.е., общества, в котором граждане самостоятельно решают все проблемы, не полагаясь на отсутствующее государство – равно, как и на иные механизмы осуществления насилия.

Напомню, что именно указанный момент так поразил многих подростков, смотревших данное произведение, что они до сих пор – несмотря на 36 лет, прошедших со дня выхода фильма – не перестают вспоминать и обсуждать его. (И это притом, что никаких особых кинематографических качеств «Гостья» не имеет.) Доходило даже для объяснения особенностей «мира Алисы» через ядерную войну или иные, очень сильно отличающиеся от созданного Можейко мира, концепции – не слишком, впрочем, убедительные. Впрочем, в любом случае кардинальное отличие указанного общества от «мира нашего» - причем, не важно, идет ли речь о СССР образца 1984 года или РФ образца 2020 – достаточно очевидно.

Разумеется, под различием тут следует понимать не технические достижения или, даже, «сверхспособности» людей – а уже описанные выше поведения «людей будущего». В результате чего каждый из них представляет собой «боевую единицу сама в себе». (Иначе говоря, наиболее совершенную на данном этапе форму разумной жизни – при учете, разумеется, невозможности достижения максимального совершенства.) Но при всем этом он остается чуждым идее конкуренции –т.е., стремления забраться повыше по иерархической лестнице с обретением возможности навязывания воли окружающим. Иначе говоря, «люди будущего» индивидуальности – но не индивидуалисты.
Поэтому для них даже свободная воля детей – той же Алисы – оказывается нормой: они не загоняют подростка в жесткие формы внешней дисциплины, заставляя повиноваться неким «мудрым наставникам». А разрешают им участвовать в самых различных событиях – правда, с четким пониманием того, что всегда готовы будут помочь.

Впрочем, особых тайн с происхождением данной концепции нет: понятное дело, что она не является результатом творчества самого Можейко. (Являющегося – как уже не раз говорилось – человеком с «иерархическим представлением».) Дело в том, что – создавая свой «образ будущего» -данный автор (да и режиссер Арсенов тоже), практически неосознанно обратились к тому, что можно назвать «моделью Ефремова-Стругацких». Т.е., к созданной в конце 1950-начале 1960 годов концепции низкоотчужденного общества. Впрочем, он в данном случае был не одинок: собственно, именно отсюда – от образов, созданных Иваном Ефремовым в «Туманности Андромеды» и братьями Стругацкими в т.н. «мире Полудня» - и проистекает целый спектр «коммунистических миров», существующих в советской фантастике.

И вот тут надо сказать одну очень важную вещь. Важную настолько, что она выходит далеко за пределы вопросов литературы, превращаясь не просто в социальный фактор – но в один из базовых социальных факторов человеческой истории! Речь идет о том, что до создания указанной «модели» представление людей о коммунизме было совершенно противоположным. Да, именно так: пока не были созданы «Туманность Андромеды» и «Мир Полудня» (под последним подразумевается целый спектр произведений братьев о будущем), коммунизм представлялся или обществом «всеобщей халявы». (Т.е., мира, в котором главным было наличие бесплатных благ – которые граждане могли совершенно свободно потреблять.) Или же – обществом всеобщей иерархии, определяющей, собственно, указанное потребление, а равно – и всю жизнь человека. (Иначе говоря, условного «человеческого муравейника», с четко составленным распорядком и жизнью в некоем подобии военной казармы.) Впрочем, было возможным и «смешение» указанных представлений.

Почему так получилось – понятно: основоположники, как известно, особого образа будущего мира не оставили. И потому, что на это им просто не хватило времени – поскольку и так их работы охватывали колоссальный объем стоящих перед человечеством проблем. И потому, что получить более-менее подробные представления о том, как будут вести себя люди в обществе бесклассовом и низкоотчужденным при условии, что вокруг – высокоотчужденная классовая жизнь – было очень и очень трудно. Поэтому, в основном, «образ коммунизма» до конца 1950 годов формировался на основании тех концептов, что были созданы коммунистами-утопистами. А поскольку последние в значительной мере основывали свое творчество на той основе, что существовала в их время, то неудивительно, что были созданы указанные выше модели. А именно: «Дворец» - т.е., мир всеобщего благоденствия, где обитатели могут получать любые блага, занимаясь любыми нравившимися им занятиями. (И не занимаясь не нравившимися.) И «Монастырь», являющий собой, казарменное положение людей, ограничивших (добровольно, но не всегда) свои потребности ради приближения к некоему Абсолюту.

Впрочем, до середины XX столетия указанный вопрос вряд ли можно было назвать критическим. В том смысле, что перед человечеством – включая и первое в мире бесклассовое государство (СССР) – стояло такое множество проблем, что вопрос о том, что же будет по мере достижения коммунизма, выглядел полностью риторическим. (Тут надо понимать, что для буржуазных мыслителей коммунизм, вообще, был недостижимым состоянием, а «несоветские» коммунистически мыслящие деятели видели в нем лишь очень далекую перспективу.) Однако после завершения Второй Мировой войны социодинамические процессы потекли с увеличившейся скоростью – одно образование «социалистического лагеря» и «советизация» развитых стран чего стоит. Поэтому в указанное время возникла очевидная потребность к появлению более конкретного «образа будущего», выходящего за пределы и «Дворца», и «Монастыря».

Собственно, именно в ответ на данную потребность и возникла «Туманность Андромеды». Книга, которая стала, ИМХО, главным событием литературы прошлого века – если, конечно, судить по историческим масштабам. В том смысле, что именно она смогла преодолеть указанную «дихотомию» представлений о коммунистическом обществе – причем, не путем смешения обоих моделей, а путем создания новой модели. Модели, основанной на наблюдении не за обществами прошлого – т.е., жизнью аристократов или монахов – а на обобщении материалов, накопившихся в новой, советской реальности. И в этом смысле автор данной работы – Иван Ефремов – подходил к ней идеально. В том смысле, что он представлял собой не «кабинетного мыслителя», проводящего все свои дни с «сокровищами человеческой мудрости», а человека, потратившего всю свою жизнь на множество научных экспедиций, пересекшего великую страну на всех видах транспорта. А самое главное – видевшего многочисленные проявления самых высоких качеств человека, освобожденного от главного «иерархизирующего» начала: частной собственности на средства производства.

И хотя в этом случае нельзя было говорить о полной победе над иерархией: индустриальный способ производство по умолчанию предполагал сохранение последней – но наметанный глаз ученого оказался способен заметить то, что скрывалось под серым покрывалом обыденной действительности. А именно: связь между свободой человека и его конструктивной деятельностью. Именно эти проявления нового общества, выявленные Ефремовым еще в период активной экспедиционной деятельности и актуализированные в его «Рассказах о необыкновенном», по сути, и стало основой новой коммунистической модели. Модели, которая основывалась на открытом за сто лет до этого Марксом законе развития человеческого общества, предсказывающем великое «спиральное восхождение» от царства необходимости к царству свободы. И которая, по сути, подводила итог первому этапу нового витка исторической спирали – тому, что сейчас принято называть «советским социализмом».

Собственно, именно поэтому Иван Антонович и выбрал литературный путь – несмотря на всю свою любовь к науке и сделанные в ней очевидные успехи. (Все же создание тафономии – новой отрасли в палеонтологии – стоит очень и очень много.) Но по-другому он поступить не мог: сделав один шаг в направлении экстериоризации скрытых социальных трендов, он должен был неизбежно сделать и все остальные. А именно: создать данную модель и довести ее до максимально возможного совершенства. Чем, собственно, и стала жизнь Ефремова «после Туманности» - хотя понятно, что довести до конца данную работу одному человеку было не под силу.

Однако главное было сделано. В том смысле, что указанный образ будущего был сформирован и «заброшен» в советскую ноосферу. И будучи подхваченным другими авторами – прежде всего, братьями Стругацкими – он со временем стал одним из базовых составляющих советского общественного сознания. И пуская созданные теми же братьями «миры» оказались существенно отличающимися от изначального «мира Туманности Андромеды», однако главное – тот самый базис, ту самую связь между свободой, антииерархичностью и конструктивностью –сохранялась и у них. (Правда, она переставала быть такой же органичной, какой была у Ефремова – но, в первом приближении, и этого было достаточно.) Через Стругацких же подобная структура перешла в творчество иных авторов – получив указанное в начале название.

Что же касается предыдущих моделей – «Дворца» и «Монастыря» - то они в нашей фантастике оказались вытесненными на периферию. На Западе же, напротив, произошло их «усиление», с превращением «Дворца» в «Рай», а «Монастыря» - в «Муравейник». Но об этом – а так же о том, что отсюда следует – будет сказано уже в следующем посте.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив