рейтинг блогов

"Может, их просто попросили?" - часть вторая.

топ 100 блогов head_of_babulka05.01.2011 Продолжение. Начало находится здесь.

Изолятор.

А мы остались одни в компании с двумя молодыми представителями деградантов из спецназа. В итоге на морозе, без утреннего туалета и воды, в железной коробке мы просидели около четырех часов. Правда, в течение последнего часа нам разрешили покурить. Нам потом рассказали, что в то самое время, как мы сидели в автобусе – ночью – в изоляторе хозяйничали работники силовых ведомств специального назначения. Видимо, именно поэтому первыми туда повели наших девушек – для здоровых дебилов, судя по всему, нет лучше развлечения, чем издеваться над слабым полом. Но если поведение работников спецназа еще можно как-то объяснить низким развитием, необразованностью, тупостью, то действия находившихся там же работников милиции, которые ни словом, ни делом не остановили дебилов, вызывают удивление и ненависть [поэтому их тоже стерилизуем, чего уж мелочиться].

Нас же завели в Окрестино в шестом часу утра. Сотрудники милиции медленно составляли протоколы, несмотря на то, что те писались под шаблон и перед каждым ушлепком в погонах лежал образец для списывания. Мало того, наша доблестная милиция пять (5, V, пяць) раз теряла и долго не могла найти по всему зданию наши документы. Как эти люди собираются искать хулиганов, бивших стекла, если путаются в своих собственных четырех стенах,- непонятно.

В течение всего времени нам не давали пить и курить. Разговаривать по телефону, между собой, сидеть у стены было тоже запрещено. О, кстати, тот самый человек, которого растиражировали СМИ как дауна-провокатора, бившего стекла в здании дома правительства, был с нами. Я с ним немного поговорил и он действительно странный – с отклонениями, что ли. И у него были поранены руки, да. Наверное, от стекол.

Часам к двум-трем дня составление протоколов почти закончилось. Большинство задержанных уже повезли в суды. Спецназ полностью исчез из изолятора – остались лишь работники милиции. И я разговорился с одной женщиной из их числа – вроде, прапорщиком. Само собой, по ее словам, они голосовали досрочно и почти искренне поддерживают лукашенко. А когда она узнала, что я представитель офисного планктона и вообще – инженер-программист, ее удивлению не было границ. Мол, “вы же ворочаете там миллионами, у вас огромные зарплаты, чего вы поперлись на площадь-то?”. Ну, вы понимаете. Я, само собой, отвечал пафосно: радзiма, свабода – и так далее.

Чуть позже, уже перед самой отправкой в суд, “курировавший” нас майор милиции не уставал вдалбливать в наши головы, что суд – чистая формальность и нам там максимум, что грозит,- это штраф в размере половины базовой. Хотя, уверен, он прекрасно знал, что в судах уже все было решено до нашего там появления. Мудак.

Суд.

Но до самого последнего момента я действительно думал, что получится отделаться штрафом. Сначала рассчитывал на минимальный. Потом услышал, что дают семьсот тысяч. Позже дошли слухи о тридцати базовых – более миллиона рублей. В зале суда Заводского района города Минска я смотрел в окно на Партизанский проспект и уже рассчитывал, сколько остановок мне придется ехать на троллейбусе, чтобы добраться домой. Выходило что-то около шести-семи. “Вот круто”,- думал я сам себе.- “Скоро позвоню родителям”.

Мое дело рассматривала беспринципная продажная крашеная сука судья Лаптева Елена Вячеславовна, а свидетелями со стороны обвинения были некто Зезейко Ю.Г. и Кулага Д.И. – сотрудники милиции, которых я ни разу не видел, но которые, как оказалось, видели на митинге именно меня [ну, вы понимаете,- всех троих тоже не мешало бы стерилизовать: такой генофонд нации не нужен]. Взяв мое дело на рассмотрение, Лаптева закрылась в своей комнате, оставив меня наедине с конвойным милиционером. “Послушайте”,- говорю я ему.- “А почему всем задержанным дают сроки от 10 до 15 суток? Ведь статья, по которой нас обвиняют, предполагает не только это, но еще денежные штрафы. И даже просто предупреждения”. “Что вы, что вы”,- отвечал мне мой охранник,- “всем дают по-разному: кому штраф, кому сутки – все зависит от дела”. Я располагал несколько иной информацией и потому возразил: “Да нет же! Почти всех осуждают на сутки. Почему судьи выносят именно такие приговоры?”. Милиционер [к слову – обычный такой мужик, не чета тем, с кем пришлось встретиться ранее] задумался и ответил, сам не понимая, что в пяти словах описал всю политическую ситуацию в стране: “Ну, может их просто попросили?”.

Да, именно так, друзья. Кто-то попросил учителей сфальсифицировать избирательные протоколы. Кто-то попросил судей вынести незаконные приговоры. Кто-то попросил силовые структуры избить женщин на площади. И, по такой вот цепочке, от одного “кто-то” к другому, от одних упрошенных к другим, складывается то, что мы с вами видим в нашей стране в последние десять лет – полнейшее беззаконие, построенное на мелких и больших преступлениях. Но когда-нибудь это закончится и каждому воздастся по его заслугам. Мы не пойдем по польскому примеру люстрации, где все в конце концов забуксовало, нет. Наказан должен быть каждый, в зависимости от вины. И так будет.

А тем временем, я зашел в комнату суда, где в течение трех-четырех минут судьей Лаптевой было решено впаять мне десять суток. И в то время, пока я еще говорил в свою защиту, указывая на смягчающие обстоятельства [ни одного судебного дела в карьере],- в той же самой комнате на принтере прямо на моих глазах уже печатался приговор. Очень удобно, ага.


Обратите внимание на даты на картинке выше. Видите? Согласно "постановлению по делу об административном правонарушении", я, оказывается, принимал участие в митинге, который состоялся в 2009 году. Но память белорусского правосудия сильнее времени и здравого смысла. И, кстати, мое постановление еще более-менее нормально и содержит лишь одну ошибку. Со мной в камере в Жодино сидел дядька Юрась, у которого в подобной бумажке были сделаны штук пять таких же описок. Минусы конвейерной системы, да.

Но это все хуйня, друзья. Нехуйня случилась со мной позже, когда после суда меня посадили в одиночную закрытую клетку в автозаке. В холодной темноте, в одиночестве с собственными мыслями меня и накрыло. Как карусель, завертелось в голове то, что я так и не смог позвонить маме, что дома остался кот, что на работе никто не в курсе. Хотелось биться головой о стену от беспомощности. “Мама-близкие-кот-работа-мама-близкие-кот-работа-мама-близкие-кот-работа-мама-близкие-кот-работа-мама”. Это был полный пиздец: уже там, в этой клетке, я и перегорел эмоционально. И когда через девять суток нас выпускали, в моей голове не было совершенно никаких чувств по поводу освобождения.

Жодино.

Сразу после суда нас вновь увезли на Окрестино. Судя по всему, в головах под фуражками царила неразбериха вряд ли меньшая, чем в головах осужденных, и это прямым образом сказывалось на том, что решение о перевозке нас в Жодинский ИВС было принято более чем через три часа после выхода из суда. Все это время нас обыскивали, описывали имущество и так далее. А потом, часов, наверное, около восьми-девяти, мы (25 человек) сели в автобус и поехали. В нем впервые за сутки удалось немного подремать: ехали мы очень долго, а по прибытии еще некоторое время стояли в ожидании того-не-знаю-чего.

То, как нас выводили и вели из внутреннего дворика в саму тюрьму, походило на американские фильмы: чтобы пробраться к камерам, нам пришлось минут 15 полубегом идти по длиннющим подземным казематам с редкими лампочками. На поворотах стояли милиционеры, удерживающие на натянутых поводках лающих немецких овчарок. "Бегом, руки держим за спиной, блять!". Ну прям как в кино, ей богу. Было даже немножко жутковато. Потом всех нас (25 человек) заселили в камеру, предназначенную для восьмерых, где мы успели поспать часа четыре, пока местные начальники решали вопросы рассовывания людей по отдельным палатам (мне/нам, кстати, досталась камера №6).

Когда все было решено, нас повели на досмотр, где изъяли все ненужные, по мнению работников тюрьмы, вещи, заставили полностью раздеться и даже в таком виде немного поприседать, дабы проверить, что никто из нас, не дай бог, не спрятал в своем, пардон, анусе мобильный телефон или нож. Вроде как ни у кого ничего не вывалилось.

В итоге нам досталась камера на десять человек. Одну из ночей в ней находилось одиннадцать осужденных, поэтому новенькому пришлось спать на столе. Выглядело наше помещение примерно так:


Если исключить из рассмотрения постоянно снующих туда-сюда по всем возможным поверхностям тараканам, то можно смело говорить о том, что камера не оправдала наших худших ожиданий. Скорее, даже наоборот. В сравнении с тем, в каких условиях содержались наши девушки в Минске, мы жили в пансионате, пусть и однозвездочном. У нас было то, чего девушкам даже и не думали предоставлять: кровати, полотенца, нормальные матрацы, подушки, одеяла. Словом - как в нормальной тюрьме. Видимо, минские изоляторы не предназначены для долговременного пребывания, поэтому, по рассказам девушек, им приходилось спать в верхней одежде, чуть ли не полу и в условиях постоянной нехватки освещения: его не доставало даже для того, чтобы читать книги. У нас же в этом плане был полный ажур: присутствовало тепло, никто не мерз, свет был относительно ярким для чтения.

С другой стороны, наш режим был более похож на тюремный, чем в Минске. Прогулки на воздухе были лишь четырежды за все время и в общей сложности длились около 40-45 минут. Медицинской помощи больным и травмированным [со мной в камере было трое человек с сильнейшими повреждениями головы от ударов дубинками на площади] не оказывали. Не разрешали передавать от родных и близких ничего, кроме воды, сигарет и средств гигиены. У нас был строгий подъем в 6 утра и не менее строгий отбой в 10 вечера. Впрочем, остальное заключенное в этом интервале время мы делали все, что хотели,- в пределах камеры, конечно. Нас даже почти не гоняли за сон в дневное время.




Еда была отвратительной, за исключением двух раз, когда на обед давали макароны с тушенкой. Впрочем, не могу сказать, что мы голодали. Кушать не хотелось совершенно, даже в те сутки, когда нам дали первый завтрак, который по совместительству был нашей первой едой за более чем тридцать часов. Наверное, стресс, да, но я больше склоняюсь к тому варианту, что, сидя в камере, мы просто совсем не тратили энергии, а, как я уже сказал, прогулки на свежем воздухе были коротки и не часты.

Не было голода, но также не было и ничего, кроме приема пищи, за что можно было зацепиться, чтобы узнать время [впрочем, вру. у нас было радио. да-да, настоящее, которое показывало нам станцию Юнистар. слушая его, мы узнали о победе с разгромным счетом, о непризнании выборов западом и даже погоду]. Поэтому девять суток в Жодино стали в итоге, наверное, самыми быстрыми за всю мою жизнь. Дни пролетали мгновенно - настолько, что уже на третий [или четвертый?] день мы толком не помнили, какие по счету сутки мы сидим.

Единственными зацепками были передачи, которых было очень много. И если в первый день мы курили одну сигарету на троих человек, то к концу срока у нас уже был огромный мешок папирос самых разных марок. У каждого было по две зубные щетки, куча мыла, огромное количество зубной пасты и штук 35 мотков туалетной бумаги. Но наибольшую радость вызывали переданные нам газеты, пусть их и было очень мало. В самую первую передачу [или не первую, хм] вообще и мне в частности мы получили "Нашу Нiву" за 22 декабря. О да, это был настоящий праздник - газету буквально зачитали до дыр, а список задержанных в ней каждый проверил по три раза, пытаясь найти [вернее - не найти] там своих друзей и близких. А еще нам передавали раскраски!


Итог.

Я не могу сказать, что пережил нечто невероятное. Может быть, как я писал выше, я просто выгорел, но по отношению к десяти дням под стражей я чувствую сейчас примерно то же самое, что чувствовал, когда выходил из военной части сержантом - ничего. Мало того, если бы было можно, просто щелкнув пальцами, стереть все то, что пережили мои родители, излечить всю ту боль, что они чувствовали, пока меня не было, то я бы, наверное, даже относился к этому просто как к опыту, пусть негативному, но - опыту. Но этого сделать, к сожалению, нельзя.

В течение всего времени, что я находился в Жодино, я думал о том, что можно сделать в будущем. И так уж у меня выходило, что единственным вариантом будущей борьбы с властью я видел вариант голосования ногами. То есть - отъезда из страны. Я, в общем, и сейчас считаю, что в сложившейся ситуации мы мало что можем сделать, потому как большинство все устраивает. Но пока я решил не предпринимать никаких шагов. Все же мне жутко хочется отомстить всей этой куче пидарасов за каждую слезу моих родителей лично.

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
Я хату покинул, пошел воевать Члены Совета по правам человека при президенте РФ числом 11 душ намерились исполнить интернациональный долг. Ввиду украинских событий член СПЧ И.Ю. Юргенс указал: «Нас беспокоят произошедшие случаи насилия и противостояние участников конфликта, поэтому и ...
Что значит тяжелая неангажированность: все в моем ЖЖ знают мое отношение к Соловьеву и его больной тусовке. Но по ситуации с Идраком Мирзализаде я согласен с Соловьеым на все 100% и даже больше. Я терпеть не могу "профессиональных русских". Ибо, "профессиональные русские" типа Михеева им ...
А вот вторая проблема мелких психологических травм,  из за которых потом многие говорят,  как в том анекдоте-"  Доктор,  меня все игнорируют",  как раз в тех, кто не обращает внимания.   То есть вроде как выполняет совет доброжелателей из прошлого поста- ...
Tweet Если вы хотите много и правильно продавать, недостаточно  изучить технологию продаж от корки до корки. Очень важно изучить главный элемент в вашем бизнесе – это ваших клиентов. И если в данный момент они еще не ваши, то, если вы немного ...
Шаов Тимур - Говенная песня 05:38  Если пост понравился, можно нажать "Нравится" и Проголосовать ...