
Миссионерская поездка к эвенам — часть 1

Всем привет, я Елизавета, и я в составе миссионерской группы ездила в тундру к эвенам. По возвращении из тундры (пять дней вне сети) я взглянула в соцсети и новости и не прочь эвакуироваться обратно. Но жизнь несправедлива, поэтому я буду постить разные интересные штуки, отвлекаясь от всего остального.
Итак, что это за миссионерская группа? Строго говоря, она не совсем миссионерская. Я уже писала: мы работаем по большому проекту «Арктический десант». Это несколько проектов-победителей «Православной инициативы».



Тут и врачи, и ассоциация юных оленеводов, и наше «Милосердие14»
с журналистами, и семинария (собственно моя часть – «Кочевая
воскресная школа»). Наша основная цель – миссия ынима миссия или
смерть принести людям Арктики что-нибудь ценное. Врачи,
например, проводят скриннинг здоровья (в этот раз с нами были
нефролог с анализатором, нутрициолог и инфекционист). Еще был
юрист-экономист, который рассказывал всякие полезные вещи, типа как
оформить землю, чтобы золотодобытчики ее не отжимали (бывает
такое). Ну и среди всего этого – небольшая собственно миссионерская
группа, которая тоже не совсем миссионерская. С нами была
специалистка по работе с детьми, которая помогла ребятам
подготовиться к концерту на национальном празднике встречи солнца и
провела конкурс рисунка; с нами была моя сестра Даша, которая учила
этих детей пению; с нами была координатор нашего «Милосердия14»
Надя, которая распределяла гуманитарную помощь (в которую входили
продукты и вакцина для оленей).








Ну и мы с отцом Иоанном, плюс отец Виктор Дудкин из Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. Спасибо ему за фотки, кстати.


Сначала об эвенах. Это коренной малочисленный (около двух тысяч человек в Якутии) народ Севера. Они живут традиционным образом: занимаются оленеводством и круглогодично кочуют со своими оленьими стадами. Дети, часть женщин, пожилые и ослабленные зимой находятся «на базе» - стан с зимними палатками или даже домами, где живет часть стада. Социальная единица эвенов – не семья, а родовая община. Мы были в общине Кукуин – самой небольшой и небогатой.




У эвенов есть свой язык, не имеющий ничего общего с якутским, тунгусо-маньчжурской группы, но, к сожалению, он почти утрачен. Правда, детей специально ему учат в школах. Живых носителей остались единицы. Мы привезли им евангельские притчи на эвенском языке (перводил несколько лет назад Институт перевода Библии), чтобы образовательный процесс шел успешнее, а заодно и чтобы ребята знакомились с Благой Вестью. Вообще же эвены двуязычны, одинаково хорошо говорят на русском и якутском языках (хотя якутский им роднее, мне кажется).



У этого народа очень интересная культура. Мышление у них мифологическое: мир воспринимается как целостный, он наполнен духами, человек не отделен от природы. Вера в Единого Бога-Творца есть, но несколько стерта: не то что бы Он у них Deus Otiosus, но в прямой контакт с человеком обычно не вступает. Кочевая жизнь в тундре очень сложна, причем цивилизация не сделала ее сильно проще (я попозже об этом расскажу подробнее), поэтому идея, что Творцу люди все-таки не безразличны их радует и окрыляет. А уж концепт Богочеловечества и вовсе очаровывает.
Один из важнейших элементов их культурно-религиозной идентичности – культ предков. Собственно, это не культ даже, а вера в их соприсутствие с живыми. Хоронят усопших они на горах вокруг долины, которую они называют священной землей, и считается, что они смотрят на своих детей и внуков и благословляют их.

Вообще отношение к земле у эвенов очень бережное и уважительное. Тревожить землю – грех (это слово употребляется довольно редко в остальных случаях, но именно в данном - грех, никак иначе). Когда стан перекочевывает на другой участок, на месте стоянки не остается ни единого следа пребывания человека. Ни единого в буквальном смысле: все сжигаемое сжигается, все несжигаемое глубоко закапывается (можете себе представить, насколько это сложная процедура в тундре). Отношение к добывающей промышленности у них крайне настороженное: во-первых, горняки пытаются занять их территории, во-вторых, уж они-то землю точно тревожат или, по крайней мере, относятся к ней крайне безответственно – не убирают за собой, раскапывают и не закрывают обратно. У этого есть и практическая сторона: после геологоразведки и тем более добычи земля перестает родить, вода загрязняется, от этого плохо и людям, и оленям. Но в основе – именно анимистический взгляд на мир.


В фейсбуке уже зашла речь о том, что миссионерская деятельность неизбежно связана с колониализмом. Это не вполне верно. Времена, когда миссионеры ставили задачу победить язычество физически, прошли – а в России их особо и не было, к двоеверию относились достаточно терпимо. И это не «дружба с миром сим», как может показаться, а особый концептуальный подход. Невозможно людей, полностью зависящих от природы, заставить отречься от нее. Надо привести их представления в гармонию с христианским взглядом на мир, и это возможно. Как и мы почитаем ангелов, но не считаем, что от них зависим, так и они с удовольствием принимают идею, что духи есть и достойны почтения, но люди им больше не обязаны, ритуалы, связанные с ними – это бескорыстные отношения, а не попытка договориться. Как мы почитаем святых и молимся за усопших, считая, что они молятся за нас, так и они открывают для себя концепт предстательства пред Всевышним за нас (собственно, он и так у них был, просто не так четко сформулирован).
Бороться с этими пережитками язычества (еще пойди пойми, что под этим термином имеется в виду) совершенно не нужно. Они не противоречат христианству, они становятся часть культуры, подсвеченной им изнутри. (Хотя есть всякие экзотические вещи, типа почитания белого оленя как священного, но сути это не меняет.)

В общем-то до революции так и было, но потом советская насильственная секуляризация забрала у них и христианство, и большую часть собственной коренной культуры.
Теперь немного об обрядовой стороне жизни эвенов.
Ради приезда гостей община Кукуин забила оленя. Это серьезный ритуал, но нам его не показывали – мы видели только как дети и взрослые его свежевали. Режут скот очень гуманно и быстро: с одного удара, олень даже испугаться не успевает. (Если сюда придут защитники животных, я их заклеймлю настоящими колонистами, так и знайте.) Олениной в разных видах нас кормили каждый день. Свежее и вареное мясо очень нежное, диетическое. Его сушат на солнце, получаются такие сытные мясные чипсы. Строганина из оленьей печени и особенно жареная оленья печень – это, пожалуй, одно из самых вкусных блюд в мировой кухне. Дети очень любят есть глаза оленя (на это я даже смотреть не смогла) – деликатес. Вареный язык – тоже деликатес, его хотели сначала оставить как приз участникам праздничных соревнований, но мы смотрели такими голодными глазами, что его милостиво отдали нам. Прям стыдно, но дико вкусно. Эвены употребляют и оленью кровь: зимой прямо теплой пьют (ужас), летом – делают что-то типа фарша и кровяной колбасы. Мы не смогли: и апостольские правила не позволяют, и вообще пугает.






Охота – в принципе важный ритуал, перед ней приносится небольшая жертва (обычно сжигают оладушек и произносят алгыс – благословение по-якутски, у этих народов он почти не отличается). Забивают диких оленей, лосей, птицу… Рыболовство тоже распространено: в реке водится вкусный хариус. (На фото рыбачим мы, а не они, они только подсказывают.)




Чтобы сразу закончить разговор о кухне, скажу, что в тундре очень много съедобных растений: ягоды – голубика, живица и морошка (пока не созрели, только живица прошлогодняя размороженная прямо на кустиках осталась), дикий чеснок и т.д. Есть и грибы, но их люди не едят – это оленье лакомство. Когда мы стали собирать подберезовики (вернее, надберезовики, учитывая, что березы тут карликовые, как трава или маленькие кустики), на нас посмотрели как на идиотов – зачем есть непонятно что, когда есть мясо?


Еще здесь выпекают хлеб не в печках, а на печках, в кастрюлях или сковородках. Нам так пришлось выпекать просфоры, потому что у нас потерялась сумка с просфорой из города.
Вернемся к ритуалам.
Основа основ – кормление огня и реки. Мы присутствовали на празднике встречи солнца. Он начался с того, что самая уважаемая в роду женщина Тамара (у нее одиннадцать, что ли, детей, тридцать восемь внуков, одиннадцать правнуков) прочитала алгыс, подожгла деревянные щепки и бросила туда оладушки и, кажется, горсть земли. В отличие от якутов, эвены не сакрализуют лошадиное молоко и вообще не употребляют кумыс (опять же – насколько я знаю). Раньше делали что-то из оленьего молока, но сейчас этим не занимаются.
Тамара, как можно заметить, на эвенку не похожа. Она вообще по происхождению русская. Этот феномен я объясню в следующих постах.




На празднике центральным событием был хаджё – ритуальный хоровод, символизирующий единение общин. Впервые за двадцать пять лет, специально ради гостей, на праздник собрались представители шести общин из восьми, и все водили хаджё. Нас тоже в него затянули, и это было потрясающе. По-моему, иначе, чем общей молитвой это назвать нельзя. Начиная танец, глава общины начинает запевать: «Хаджё-хаджё, Хидо-хидо, Эмэкэй-эмэкэй…», - это ничего не значит, ономатопея, напоминающая глоссолалию, но какую-то очень осознанную, без транса. (В транс впадают шаманы во время своих ритуалов, но сейчас шаманов у эвенов нет.)


Дети в ритуалах участвуют в качестве свидетелей, однако чрезвычайно осознанно: следят внимательно, вслушиваются и всматриваются, понимают, о чем речь. В связи с этим у нас были интересные и забавные случаи во время молебнов и просто в процессе общения, о чем я расскажу чуть позже. А пока – красивые эвенские лица.














|
</> |
