малолетнее развратство

Девочка спала крепким и блаженным сном. Она согрелась под одеялом, и краска уже разлилась по ее бледным щечкам. Но странно: эта краска обозначалась как бы ярче и сильнее, чем мог быть обыкновенный детский румянец. "Это лихорадочный румянец", - подумал Свидригайлов, это - точно румянец от вина, точно как будто ей дали выпить целый стакан. Алые губки точно горят, пышут; но что это? Ему вдруг показалось, что длинные черные ресницы ее как будто вздрагивают и мигают, как бы приподнимаются, и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски-подмигивающий глазок, точно девочка не спит и притворяется. Да, так и есть: ее губки раздвигаются в улыбку; кончики губок вздрагивают, как бы еще сдерживаясь. Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже смех, явный смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском лице; это разврат, это лицо камелии, нахальное лицо продажной камелии из француженок. Вот, уже совсем не таясь, открываются оба глаза: они обводят его огненным и бесстыдным взглядом, они зовут его, смеются... Что-то бесконечно безобразное и оскорбительное было в этом смехе, в этих глазах, во всей этой мерзости в лице ребенка. "Как! пятилетняя!.. - прошептал в настоящем ужасе Свидригайлов, - это... что ж это такое?" Но вот она уже совсем поворачивается к нему всем пылающим личиком, простирает руки... "А, проклятая"! - вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку... Но в ту же минуту проснулся.
Почему даже Свидригайлову стало муторно и страшно?
Потому, надо полагать, что дитя как бы не имеет морального права на вот это вышеописанное. Гормональная жизнь ещё не начиналась, естественного опыта влечения к противоположному полу не было, не было, соответственно, и разочарований на этом скользком и опасном поприще – и вот эта розовая соплюха туда же? Ну ещё понятно, когда зрелая дева, которую распирает изнутри и хочется всего попробовать, либо такая, знаете, дама с надломом, которая уже напробовалась и всему знает цену. Но девочка-бутончик? Пятилетняя?? Это уж совсем против естества, это невыносимо ужасно и противно, бесконечно безобразно и оскорбительно, проклятая, проклятая.
Так о чем я, собственно. Я хочу сказать (читая ЖЖурналы) – вот встречаются депрессивные и циничные авторы, о которых сразу понятно, что за их чернухой и смыслотлительством стоит опыт и школа мысли, в кровь стертые на путях культуры ноги, обманувшееся или обманутое дарование. А уж тем более если кто профессионал. Философ, психолог, богослов. Оно не то чтобы простительно, но хотя бы объяснимо.
Но иногда, как в страшном сне Свидригайлова, натыкаешься на нечто противоестественное. На унылого кривляку, циника и ёру, у которого в голове вместо мировой литературы – анекдоты и тексты того, что у них называется песнями; вместо богословия – немножко Кураева; вместо пластических искусств – кинишко; вместо опыта человеческих отношений – терки на помойке типа «одноклассников». И вот поди ж ты, у него (у ней) тоже депра. У вот этого розового ползунка, которому ещё расти бы и расти, кушать бы за обе щеки, вовремя ходить на горшок, играть и веселиться – у него депра. Тоже пишет устало-двусмысленные тексты, сочиняет ухмыляющиеся парадоксы, колеблет устои и раздирает в клочья смыслы – себе на игру в бисер, в его тухлый пластмассовый бисер.
Очень, очень противно. Бесконечно
безобразно и оскорбительно. Проклятая, проклятая.
АПДЕЙТ - реальный, т.е. паспортный, возраст тут вообще ни при
чем.
|
</> |