Маленький украинский дневник, день четвёртый: Киев, которого ждал

После мягкой приморской Одессы, шумящей волнами
круглый год и улыбающейся тебе чуть хитрованской, но милой и
понятной душевной улыбкой, Киев встретил совсем по-другому: на
порядок более хмурые, сосредоточенные лица, сдвинутые брови и
будничный тонус во всём, в самом ритме, будто город хочет укусить
серое низкое небо, висящее над ним раздражающим апортом. Одно слово
– столица.
И я улыбнулся в глубине души: ба-а-а! да как же знакомо! Точно
такой же контраст я уже видел, точно-точно такой! Такой же
столичной будничной сосредоточенностью на грани злости встречает
тебя Москва после мягкого, понятного, дышащего живого
новосибирского ритма!..
... Автобусик на 44 посадочных места (размером с
ПАЗик), который на Украине почему-то зовётся «маршруткой», везёт
нас от железнодорожного вокзала за две с половиной гривны с носа
(10 рублей) одну, но большую остановку до гостиницы (никаких такси!
только хардкор погружения в местную жизнь!). Жена сидит на одном
месте, я не с ней, а соседствую со старым усталым евреем в кепке,
встреча с которым больше бы подошла одесскому колориту. Я спрашиваю
у него, где лучше выйти (интернет и заранее проложенный маршрут не
заменят живого общения), и он, будто намолчавшись, откликается:
– Они все маршруты разделили, как бы вы думали? Вот эти направо, а
эти налево! – голос грустный, брюзжащий – чистый Поняковский,
обтёсанный жизнью и затянутый сквозняком времени в век 21-й. – Но
улица Петлюры как стояла, так и стоит, шо бы ей сделалось,
тьфу!..
Он отворачивается, смотрит на хмурый город, проплывающий за окном
со скоростью пешехода, и продолжает бормотать:
– Они думают, шо так можно бороться с пробками, ей-Богу!.. Вот
сейчас после поворота налево скажите, чтобы остановился и открыл
заднюю дверь – спокойно выйдете со своим чемоданом!..
За спиной клацают двери, и город затягивает в себя прочь автобус –
один из тысяч своих тромбов, стайку эритроцитов на четырёх колесах,
которую не всегда удаётся сразу протолкнуть по сосудам-улицам…
… Дождь трогает лицо и будто бормочет: «Трохи покапаю та
перестану…» Но обманывает: весь вечер вьётся мокрая паутина зимнего
дождя. Метро выносит на Крещатик – культовое место, куда должен
отправиться впервые прибывший в Киев человек. Иду, переступаю
ногами среди толп гуляющих (несмотря на погоду), прислушиваюсь к
себе и через какое-то время понимаю: нет, не впечатлил, клокочет в
своём ритме, не сопрягаясь с моим. Никто не виноват – не моё, и
всё. Проходим Майдан Незалежності, долго и трудно поднимаемся по
Михайловской улице, проходим Владимирский проспект, длинный выхлест
Владимирской улицы, ступая, наконец, на Андреевский спуск.
Андреевская церковь сбивает ритм пешей прогулки в компании с
дождём. Тепло, уютно, мокрый пуховик отражает лижущие блики свечей.
На руках рядом стоящего мужчины с тихой истерикой скуки виснет
мальчик лет шести. Удивительным образом именно в этот момент
детского мученического терпения спадает напряжение мокрого хмурого
дня, и из собора мы выходим с женой обмякшие, как тряпичные куклы,
из которых вынули старые косные ненужные проволочки.
Ноги сами несут под гору, по Андреевскому спуску, пуская в душу тот
Киев, которого ждал: тёплого, нужного, старого, подставляющего
ладони булыжников под твои пяточки, когда каждый пешеход – его
дитятко, маленькое, неразумное, но заботливо принимаемое в
родительские объятия города, в самую пазуху сумерек, из которых
сочится электрическое золото фонарей.
