Литовщина - 13

Продолаяпредыдущий пост про Полоцкую войну. При наблюдении за ее ходом создается невольное впечатление, что ульская конфузия послужила причиной сменой московской стратегии в ведении Полоцкой войны – если не полностью, то, по меньшей мере, частично. Нет, конечно, главная цель осталась прежней – вести войну до победного конца, удерживая достигнутый результат и навязав Вильно войну на истощение, но вот методы достижения ее явно изменились, если сравнивать ситуацию с войной за Смоленск в 1512-1522 гг.
Итак, в чем состояла смена приоритетов. Жигимонтович, ободренный ульским успехом, попытался, правда, не сразу, и сильно опосля (и это, возможно, и предопределило печальный исход сей попытки сыграть в контрнаступ), погнал свое воинство к Полоцку в расчете на его взятье обратно. Рыжий Радзивил послушно взял под козырек и пошел брать Полоцк, не имея ни толковой осадной артиллерии, ни войска с нужном количестве, ни запасов провианта и фуража – в общем, неясно, на что он рассчитывал, отправляясь в поход. В итоге хотели как лучше, а вышло как всегда – никогда такого не было и вот опять. Постояв под стенами Полоцка три недели в ожидании, что глупые московиты попробуют поиться с ним в чистом поле, и приев все, что моно было съесть, Рыжий гетман повернул восвояси, провожаемый всякими неприличными словами и жестами со стен и валов Полоцка. Год прошел, как сон пустой, и надо было начинать все сначала.
Иван же, сосредоточившись в этом году на противостоянии с крымским «царем», под занавес кампании 1564 г. внезапно нанес своему брату литовскую увесистую плюху. В отместку за полоцкое невзятье и натравливание басурман на землю Русскую он послал своих воевод на важную в стратегическом смысле литовскую пограничную крепость Озерищи и те успешно выполнили царский наказ, взяв штурмом крепость, да так, что «никаков человек из города не утек».
Следующий, 1565 г., также не принес ничего такого из ряда вон входящего, что позволило бы приблизить конец войны – стороны исправно обменивались набегами, малая война пылала по всему пограничью – с юга на северо-запад, с Северщины до Ливонии, но длинный список трофеев и пленников, которые брали в этих набегах полевые «командиры» с обеих сторон, если и грел сердце и душу, но только им самим и их подчиненным, но ни Ивану, ни Жигимонтовичу. А тут еще начался мор, сперва с литовской стороны, а затем он перекинулся через ЛБС и на русскую сторону. Короче, как ни хотел Жигимонтович возобновлять пересылки с Иваном, а пришлось – в мае 1565 г. в Москву прибыл от него гонец с грамотой, в которой король польский и великий князь литовский предлагал возобновить переговоры. Иван ответил согласием, но всякие проволочки и пр. не позволили приступить к делу раньше следующего года. 1566 г.
Новый раунд переговоров, начавшийся в мае 1566 г., проходил по традиционному сценарию. Стороны по обычаю взвинтили сперва ставки до небес, а потом постепенно, нехотя и чуть ли не со слезами на глазах, взывая ко всем святым, стали постепенно сбавлять их, выдавая этот шаг за добродетель. Литовцы, положение которых продолжало ухудшаться быстрее, чем у русских, первыми сделали шаг, который в перспективе мог бы положить конец этой войне (но не новым войнам, благо появлялся еще одни пунктик во взаимных претензиях – ливонский). Предложение, которое сделали литовские слы, состояло в том – мы признаем Смоленск на веки вечные за русскими, а вы взамен отдаете нам Полоцк обратно и Озерищи. А что касается Ливонии, то здесь давайте зафиксируем ситуацию, которая сложилась на момент переговоров – пусть каждый владеет тем, что он успел к этому моменту прибрать к своим рукам.
Предложение выглядело как будто заманчивым – смоленский вопрос вроде бы решался раз и навсегда. Но, с другой стороны, а как быть с Полоцком? И как вписывать в условия перемирия Ливонию? Ведь теперь выходит, что мы, согласившись на раздел ее по принципу uti possidetis, признаем тем самым законность претензий Жигимонтовича если не на всю Ливонию, то, по крайней мере, на ее часть? И что потом с этим делать и как потом с этим жить? На царский вопрос бояре ответили тако: «Смоленск от давных лет во государской стороне, и поступаетца король государю того, что за государем готово; а Полтеск и Озерища как королю поступитца и Вифлянские земли писати на перемирье?», почему, по их мнению, следовало «с королем на докончанье не делати, а извечные бы вотчины государю в королеву сторону не описывати, а говорити бы с послы о перемирье». Т.е., не брать на себя обязательств, креста не целовать, оставить все в подвешенном состоянии до лучших времен. Да и то верно – с чего бы это так литвины бьются за Ливонию, что готовы и Северщину отдать, и Смоленск? Нет ли тут какого подвоха? Стоит ли им уступать – ведь явно это ж-ж-ж неспроста! Эту позицию поддержали и съехавшиеся на «земский» собор представители от клира, служилого и торгового чина.
В общем, согласованное решение гласило – раз переговоры зашли в тупик, то надлежит отправить «великих послов» в Вильно, наказав оным «проведати» про «все литовские вести, как король с цесарем и с Ляхи в еднаньи ли, и что его вперед умышлением, как ему со царем и великим князем быти», а пока послы будут туда-сюда кататься, государю «к своему походу к болшему на Ливонскую землю в то время велеть готовити всякие запасы и наряду прибавити»…
И снова шляхетское воинство.

To be continued.