Лето имени Циммермана

iz_antverpena — 09.08.2010 Таня говорит: «Я хожу и улыбаюсь. Все время». Наташа говорит: «Все так прекрасно, Ленка. Я отдыхаю душой». Матросов говорит: «Я тоже по всем скучал». Между нами нет роуминга и тысячекилометровых расстояний, а еще два месяца назад они были. И как не верить в цикличность жизни, в спираль, которая закрутила новый виток, как во все это не верить, если мои друзья возвращаются.

Это мой личный год дружбы. Выдающийся год и лето, полное встреч и вдохновения. В две тысячи восьмом мы провожали в Питер и в замуж Таню. Наташу отправляли в Калгари, уверенные, что на много безвыездных лет. Матросов и сотоварищи ушли в зону добровольного отчуждения. В апреле у меня родился сын, и не было времени думать. Хотя, всегда было время скучать.

Одиночества нет, но есть незаменимые люди, и, понимаете, мы из поры и, не побоюсь этого слова, из раёна, где первые две цифры телефона были у всех одинаковые, потому запоминались лишь последние четыре, и никому не нужен был предлог, чтобы позвонить. Набирали номер – и все: домашняя по химии, приходи к Таньке баловаться по телефону, ты выучила ансамбль, и я нет, давай через десять минут около «Дружбы», звонил?, а ты ему что?, берешь с собой белые шорты?, кто какой салат делает на новый год?, вместе поедем, у меня тройбан по вышке, я люблю одного человека, меня машина обрызгала с ног до головы, я приду к тебе сушиться, я выхожу замуж, мне первой напиши смс из роддома… Эти девчонки – друзья моего детства, и не буду говорить за пуд соли, который мы вместе съели, потому что помнится только пуд сахара.

И вот, вы понимаете, они возвращаются. Таня приезжает в мае, с семимесячным животом, Наташа в июне с пятимесячной дочерью, а Матросов возвращается просто так, когда его совсем не ждешь. И еще приводит с собой сотоварищей. Сидит себе в кресле на берегу озера и первой же его фразой становится: «Два года». Мы действительно не виделись два года.

И мы с девчонками идем на «Секс в большом городе»». В три часа дня, когда офисы напряженно работают, мы идем в кино. Потому что двое в декретном отпуске, а одна – Маша – в добровольном. И Наташка, еще только собирающая вещи, звонит из Калгари, когда, выйдя из кино, мы отправляемся пить кофе: «Как вы могли пойти без меня?». «А как вы могли смотреть сериал у тебя дома пять лет назад, ни разу меня не пригласив?» – напоминаю ей. Таня смущенно отвечает за подругу: «Ты тогда уже была пристроена, ты все время была с Альбертом. А мы собирались каждый вечер у Наташки, смотрели очередную серию и только мечтали, чтобы когда-нибудь у нас было так же».

Теперь у них все так, как мечталось. И мы идем в «Ямайку». Плевать, как долго несут латте и сырники, потому что наши рты не закрываются. Прелесть этой дружбы – когда знакомы больше двадцати лет – в том, что у нас постоянно есть вопросы друг к другу, нам всегда что-нибудь интересно, и поток слов не прекращается. Мы допиваем кофе и идем шататься по городу. Потом решаем зайти в другое место поесть блинчиков, потом снова идем гулять. Звоним нашим мамам, что задержимся, и снова чувствуем себя виноватыми школьницами шестнадцати лет, только теперь по другому поводу: мамы сидят с нашими детьми, и спасибо им за это. Потому что мы никак не можем расстаться.

Мы выросли, а город стал маленьким. Раньше жили в радиусе двухсот метров, теперь в разных микрорайонах, но случайно встречаемся около парков, как и в детстве, когда мама отправляла в магазин за молоком, а мы оказались в одной очереди, разговорились, пошли в гости к Наташе слушать «офигенную, тебе понравится» песню. И молоко, которое в те времена еще не было долгоиграющим, скисло где-то между седьмой и восьмой мелодией.

И мы организовываем тотализатор: ставим на день, когда родит наша Таня – 16, 18, 19, 20 июля. Созваниваемся в конце каждого вечера, потому что проигрывают все, и Танина дочь рождается по собственному расписанию – двадцать пятого числа. Уставшая счастливая Таня звонит мне с родильного кресла с мобильника, на котором садится батарейка, и, знаете, это многое значит. Мы едем к Тане в роддом и кричим ей в окошко, какая она молодец. И она смеется. И все смеются. Кайф этой дружбы в том, что скулы болят от смеха.

И мы сидим в «Примасоле» с Наташкой и Майклом, болтаем про медведей гризли, кленовый сироп, младенческие колики, про виски и про то, как мы встретим вместе Новый год и Майкл узнает, что такое баня. И про то, что мы с Наташей знаем друг друга с шести лет, сидели за одной партой, я первый вариант, она второй. «So I know how it is – to be on your place» – сочувственно смеется Майкл. И обнимаясь на прощание, каждый испытывает чувство, что мы не три часа назад познакомились, а все знаем друг друга с шести лет.

И Тома, на вопрос, как у них с Ромкой дела, отвечает: «Я купила пианино». Пианино, думаем мы, и не придаем особенного значения словам, но после второго бокала вина оказывается, что не просто пианино, а Пианино. Циммерман, четыреста тысяч рублей. После четвертого бокала Роман напоминает ей про зарплату аспиранта, Тома обещает не покупать трусы, мы с Альбертом без стеснения плачем под столом, а Томка готова разреветься от нашего хохота, потому что четыреста тысяч, потому что она всегда мечтала играть на хорошем инструменте, потому что мы дураки и ничего не понимаем. Уже далеко заполночь, и мы берем с нее обещание, что в одиннадцать часов, она будет играть для нас на Циммермане. И утром, ровно в одиннадцать, Тома играет Шопена, Мендельсона и Чайковского. И играет прекрасно. Нет, не так. Тома играет ПРЕКРАСНО. Даже дети затихают. Слезы стоят в глазах от растроганных чувств, хотя я и очень сдерживаюсь и думаю только одно: «Как я вас всех люблю, чуваки».

И московские ребята, Настя и Вова приезжают в аэропорт, чтобы прождать вместе со мной и моими мальчишками долгую очередь на регистрацию и посидеть в домодедовском кафе. И когда между обратными рейсами остается шесть часов, мы раздумываем – ехать куда-то или не ехать, Ира говорит мне по телефону: «Приезжайте, я вам уже постелила». И мы, конечно, едем к Ире на четыре ночных часа. И Оля встречает нас и отвозит куда нужно, кормит пирогом, который мы до сих пор вспоминаем междометиями, и угощает сангрией со льдом. И Лена сбегает с работы пораньше, чтобы присоединиться к нашей компании на сказочной подмосковной веранде Оли и Кости. И Яна с Димкой, с которыми мы так хорошо «болели скулами» в Черногории, и по которым я буду скучать ровно до следующей встречи, а потом сразу после.

Оля однажды сказала, что они пришли к выводу, что путешествуют не ради новых мест, а ради людей, которых могут встретить в этих местах. И, подписываясь под Олиными словами, я понимаю, что это лето как никогда щедрое на замечательных людей.

Никто не знает, как долго виток спирали продержится на одном уровне. Понимаю, что еще будут другие города и страны, новые обстоятельства, разлуки. Мы давно выросли и звоним друг другу уже не на те шестизначные телефоны детства (хотя, помним их наизусть), а на мобильные из одиннадцати цифр, но это ничего не меняет. Мы все, в сущности, находимся на расстоянии вытянутой руки друг от друга – на расстоянии виз, билетов и недолгой поездки на любом транспорте. И не нужен ни один предлог, чтобы выбрать номер из адресной книги, позвонить, договориться о встрече и сократить даже такое минимальное расстояние.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив