Лапуновы

novayagazeta — 01.10.2020

Две квартиры

Это квартира в одном городе одной страны. Стены окрашены самостоятельно, на стенах развешаны слова на ином языке, самодельный камин из картона, здесь обитает кролик, у которого сложное имя — оно собрано из имен двух людей, которые спасали других людей. Кролика стригут. На кухне жарятся наггетсы, из холодильника достаются салаты. Только что был Новый год, и в углу полыхает елка, купленная на распродаже. Вещей немного, хозяева живут здесь недавно. Хозяева — беженцы.

Вот другая квартира в том же городе той же страны. Она на низком этаже, здесь очень широкие дверные проемы. В квартире отсутствуют запахи, воздух стерилен и пуст — и эта стерильность достигается большими усилиями. Три маленьких комнаты заставлены вещами, осторожно ходит кот (кот не укладывается в стерильность, про кота были споры). Поворот, еще поворот, и вот она — инвалидная коляска. И понимаешь и про широкие проемы, и про стерильность, и про полки, на которых лежит белое (памперсы, перевязочные материалы).

В этих квартирах живут Лапуновы.

Мы знаем Максима Лапунова — единственного заявителя по делу о расправе над чеченскими геями. Максим приехал в Чечню, чтобы работать, и попал под волну уничтожения людьми людей. Его заключили в секретную тюрьму и пытали. Он спасся — чуть позже я расскажу, как и почему, затем он спас и вывез свою семью из страны. Затем он вернулся — и подал заявление о преступлении. Моя страна отказала ему в защите — и он стал беженцем.

Я ему бесконечно благодарна за этот шанс — шанс, который он дал России расследовать преступление против человечности, шанс, которым Россия не воспользовалась, а могла.

Но почему у него появились силы это сделать? Почему он решил вернуться и попробовать разрушить систему уничтожения людей?

Ответ я получила в этих двух квартирах.

«Мне мое солнце светит»

Максим родился в сибирской деревне. Я исключаю географические названия из этой истории — по понятным причинам. Он был вторым ребенком в семье. Всего детей было шестеро — пятеро сыновей, одна девочка. Это были 90-е. Мама Максима работала на лесопилке сторожем, отец вернулся с зоны лежачим инвалидом. Жили тяжело. Дети кормились, вскапывая чужие огороды, мама, Надежда Владимировна, и дочка Маша уходили в тайгу «шишковать» — добывать кедровые шишки на продажу, собирали ягоды и грибы. Когда становилось совсем тяжело, детей клали в больницу, чтоб они «откормились». Сейчас в это сложно поверить — но я верю. Моя семья жила тогда ненамного лучше, хоть мы и жили в городе.

23 марта 2001 года Максим и его брат Сергей лежали в больнице, ждали Андрея — младшего брата. Чтобы госпитализация детей из одной семьи не выглядела нарочито, врачи старались класть детей в разное время. Ночью начался шум. Тихие разговоры. Потом к Максиму подошла подруга семьи — она работала в морге при больнице. Сказала Максиму: «Сергея вашего убили».

«Как убили? Вот же он стоит!» — «А, ну значит не Сергея, а Андрея».

— Я ж не поверил, пошел, — говорит Максим. — Я сбежал с больницы... Сначала домой, убедился, что произошло. Побежал в морг, как раз зашел, когда зашивали брата.

Андрею было семь, он уже ходил в школу. У него была «бизнес-жилка», он лучше всех продавал ягоды. Ему перерезали горло.

Мама, Надежда Владимировна, говорит:

— И вот меня вызвали в прокуратуру, я знакомилась со всеми документами. И когда шла обратно, встретила родителей [убийцы]. И мне мать плачет и говорит: я бы хотела посмотреть ребенка, за кого просить прощения у Бога. Я ничего не сказала. Все заботы про похороны легли на плечи старшего сына, Саши. Я пришла домой, говорю: Саша, вот так и так. И он говорит: вот если разобраться, какая мать хочет, чтобы ребенок или погиб, или стал убийцей? И ты не хочешь, и она не хотела. Он пошел туда, пригласил их на поминки. И они пришли. Кто в доме был, у всех глаза: ничего себе, прийти домой, да? Даже на улице стояли, ждали, чем это все кончится. Я увидела, поздоровалась. Говорю: я буду молиться. Я сказала: Господи, вот у гроба сына — ты мне свидетель. Никогда, ни при каких условиях, нигде я не буду перекладывать вину за случившееся ни на родителей, ни на ребенка. Как ты рассудишь, так каждому из нас и будет. Никакой вины, никаких проклятий, ни заклятий, ни воскладывать, ни требовать, ничего.

Вот уже 18 лет, как Андрея нет. Все вот эти годы у меня не было заботы, как они там, как их бог наказал, и наказал ли, и почему не наказал. Мне мое солнце светит, мне! И от того, что у них происходит, у меня свет солнца не затмился.

Убийство Андрея пошатнуло семью, но страшнее всего оно сказалось на брате Константине. У него началась эпилепсия.

«Мне слава богу, что вы живы»

Настоящее горе не пережить. Оно навсегда с тобой.

Оно зияет внутри провалом, выжигает дыру вокруг себя, которая — нет, не исчезнет. К ней привыкаешь, выстраиваешь жизнь вокруг нее.

Горе учит разному.

Лапуновых оно научило беречь друг друга.

Лишившись двух детей, семья сдвинулась и стала совсем единой.

Это единство стало неразрушимым, цементным.

Его не разбило ничего. Ни Кадыров, ни преследования, ни беженство.

И когда Максим сделал каминг-аут, рассказал о том, что он гей, — ничего не изменилось.

Надежда Владимировна формулирует:

Последнему сказали брату Сергею. Сергей впитал в себя уголовную культуру тех мест, где «опущенный», «пидор» — главные ругательства. Максим говорит: «Сергею Маша меня сдала».

Сергей рассказывает: «Маша: «Иди, Максим тебе чего-то хочет сказать». — «Максим, чего?» — Она: «Говори, иначе сама скажу».

— Пришлось по-братски каяться, рассказывать, — говорит Максим. — Мы взяли водки, поговорили по душам… А он мне возьми и скажи: «А почему ты мне раньше не сказал? Почему я узнаю все самым последним?»

— Если бы ты раньше сказал, наверное, я бы не общался. Какое-то время. Потому что полжизни дружил с такими людьми, которые учили меня тому, что это не есть хорошо.

— Ну и плюс к тому же мы были воспитаны с таким религиозным уклоном немножко... или множко.

— Чего — напились. Ну и сказал ему, как бы мне хотелось по роже зарядить. Ну, думаю, как-то поздновато уже.

— В общем, мы часов семь разговаривали.

— Конечно, стремно было. А потом уже понял, что бессмысленно что-то ждать и доказывать, и переубеждать. А потерять еще одного брата совсем не хочется. Двоих уже как бы потеряли. Не хочется как-то…

Маша говорит: «Я, конечно, очень долго плакала».

Убежище

Церковь играла гигантскую роль в жизни Лапуновых. Не просто место, где можно молиться, не просто место, где детям отдают старые вещи, а центр их жизни. Эта церковь была баптистской. Другой церкви не было в их деревне.

Церковь помогла Лапуновым пережить потерю двух сыновей.

В церкви Максим познакомился с Богданом (имя изменено — Ред.). Максим руководил церковным хором, а Богдан приехал в церковь с друзьями — готовились к свадьбе.

Максим и Богдан вместе 13 лет.

Их отношения — самые счастливые отношения в семье Лапуновых.

Вместе с Богданом Максим спасал Машу, которая попала в водоворот домашнего насилия.

Маша говорит:

— Я жила с отцом моего сына, и тоже так, не очень-то, постоянно избивал. Он не давал никому ни звонить, ничего... И вот он в очередной раз пришел, напился, избил. И пока он спал, я втихаря позвонила Максиму, сказала: если ты не заберешь меня, он меня убьет. И мама сразу приехала, и еще неделя прошла, и все, я больше не смогла [терпеть]. Я поехала в район делать документы на малого. И зашла к знакомым. Мы выпили пива. И он мне позвонил, сказал: если я от тебя хоть малейший запах перегара учую, я тебя на автовокзале встречу, куда-нибудь в лес завезу, а твоим скажу, что ты не приехала. А я понимала, чем это. Потому что...

— Ну он псих, — говорит Максим.

И вот Максим приехал, где мы снимали. Отправил этого, чтобы он за мной съездил, но по дороге он мне ни слова, ни полслова, ни криков, ничего не было. Приехали, и Максим такой: в общем, тебе до утра время, ты решаешь, либо ты уходишь, либо ты остаешься, но если остаешься — имей в виду, я в твою жизнь больше лезть не буду. И я сразу сказала: можешь утром приезжать, я до утра соберу вещи.

— Когда он ее избивал, она к нему возвращалась каждый раз, — говорит Максим. — Поэтому я поставил ее перед выбором: если любовь — то любовь, тогда терпи и не жалуйся. Ну жалуйся, конечно, в критических ситуациях, да? А как бы постарайтесь свои бытовые проблемы решать сами. Ну и поставил перед выбором, и все, наконец-то мы от него ушли.

— Получилось так, что практически сбежала я от него. Он долгое время мне названивал, он знал, где Максим живет. Мы прятались у Богдана. Он меня там караулил на машине, мы даже из дома не выходили, потому что боялись. Всегда кто-то из ребят со мной и с детьми оставался.

Семья Максима и Богдана стала для Маши и ее детей убежищем. И примером. Больше она никому и никогда не позволила ударить себя.

Праздник.95

Он говорит: «Это очень хорошая творческая работа, во-вторых, это хорошая ниша для заработка... И эмоционально мне самому нравится дарить людям праздник, какой-то уют и тепло. Вдохновляло. Людям эмоции, и у тебя всегда куча эмоций, и ты всегда в движении, в поисках нового, привнести в чью-то жизнь, в чьи-то события».

Максим сходил в армию, выучился на конферансье и устроился на всероссийскую ярмарку меда сначала аниматором, потом — ведущим.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Оставить комментарий

Популярные посты:

pertinax

Почему стоит выбрать 1С Фреш для своего бизнеса: основные преимущества

anti_chief

Отец - Коломбо, а Рахель - мамаша. Колумб таки по маме был «из наших» :-)

seregalab

TikTok после суток отключения возобновил работу в США — но есть нюансы

booky_moussy

Контрольная точка: Полночь

expellearmus

последняя ночь в Лувре

prime_woman

sprachspiel.

vad_nes

Про книжный дефицит в СССР

pro100_mica

Юбиляр дня Михаил Исаковский

hullam_del_ray

Фотограф Булат Садиков

• Ранее
• Архив