Культ отдельной личности

Мы привыкли считать себя индивидами, т.е. ни от кого не зависимыми сущностями, что вольны, подобно камню Спинозы, самостоятельно падать в бездну, определять себя: свои занятия и ценности, круг интересов и друзей, место проживания, пол, наконец. «Родителей не выбирают», говорим мы при этом, полагая, что коль скоро родство не есть следствие нашего интереса и свободного выбора, то его и не следует считать составной частью нашей индивидуальности — скорее тем, что надлежит преодолеть, совершив фрейдовское отцеубийство." Никита Сюндюков.
"К слову, это соображение забавно иллюстрирует Лоренс Стерн. Прибегая к юридической казуистике, а также опираясь на либеральное предположение, что подлинно нашим является лишь, что произведено нами самими, писатель выводит парадокс: хотя отец и мать состоят в отношениях родства со своим ребенком, ребенок не является родственником ни отцу, ни матери.
Но что такое родство? Не только ведь люди, которые произвели нас на свет; родство — это родина, история, традиция, длящаяся через этих людей; родство — сознание живой связи с людьми ушедшими и людьми будущими; родство — чувство своей земли, за которую ты несешь ответственность перед всеми этими людьми.
Все это входит в состав твоей личности, являясь её фундаментальной частью. В то же время, все это мешает свободе нашей индивидуальности, раздражает её, поскольку не является следствием нашего собственного независимого выбора.
И все же — случись падающему камню обладать сознанием, он бы счел, что падает вполне свободно. Признает то индивид или нет, желает ли он этого или не желает, родство определяет его даже тогда, когда он отказывает ему в этом праве. Возможно даже, что именно в случае отказа родство влияет на нас в наибольшей степени.
Индивидуальное, частное сознание вообще — своего рода болезнь, которая накладывает на нас иллюзию автономии суждений и независимости самоопределения. Однако это та болезнь, которой надлежит переболеть, чтобы, дойдя до бездны частного мышления, где на страже булькающих миазм эмансипации стоит главная хворь 21 века — депрессия, суметь обнаружить полноту свободы в причастности ко всеобщему.
Подобно падающему камню, мы полагаем, что выбираем свободно. В действительности же в момент всякого выбора мы так или иначе подчиняемся фундаментальному закону — продолжению родства. Линия этого родства может идти прямо, может искривляться и даже ломаться, и все же — грудью человека дышит все человечество, а в затяжной болезни индивидуальности человек не живет, но задыхается."
Олег Ясинский. Вместо «общечеловеческих ценностей» нам необходимы человеческие.
Нынешняя трагедия стала неизбежной в момент, когда нашей бывшей большой стране внушили комплекс исторической неполноценности, и её граждане массово уверовали в миф о «развитых демократиях». Дело не в примитивном шапкозакидательском «антизападничестве». У Запада, состоящего из очень разных стран, культур и историй, есть множество огромных несомненных достижений и нам есть чему учиться, но всё это - совершенно не в сфере того, что подавалось нам как пример для подражания. И центральный вопрос - всё-таки в ценностях, того, ради чего создаются общества, цивилизации и их материальные блага.
В традиционно крестьянских странах мира, включая большую часть бывшего СССР, есть нечто, что куда важнее, чем технологические чудеса и абстрактные индивидуальные свободы (часто обусловленные и смертельно ограниченные потребительскими интересами). У нас есть общинная культура, социальная ткань, связывающая наши поколения, соседства и территории. Есть понимание высшего общего блага, в интересах которого могут и должны жертвоваться краткосрочные и индивидуальные инстинкты и интересы. Это и есть духовный очаг человечества, где дети могут учиться мечтать не о рекордных лайках в инстаграмме или последней модели айфона, а о дальних путешествиях в поисках новых друзей, о полётах к звёздам, о том, как станут врачами.
Поэтому главное богатство наших территорий, независимо от их завтрашних флагов и названий, не в их природных и геостратегических резервах - том, ради чего власть денег устраивает все войны и перевороты - а в нашем гигантском ресурсе человечности и памяти наших народов."

«Существует два вида народного гнева: мятеж и восстание; в первом случае участники поступают беззаконно, во втором они всегда правы. В демократических государствах, которые все-таки основаны на справедливости, иногда случается, что одна часть народа угнетает другую. Тогда народ восстает и, ввиду необходимости отстаивания своих прав, может дойти до того, что возьмется за оружие. Во всех спорах, вытекающих из защиты верховной власти коллектива, война целого против части является восстанием, а нападение части на целое является мятежом». Виктор Гюго \ Отверженные \ II. Внутренняя сущность вопроса
Помню в перестроечное время, когда страна уже явно погружалась в период беззакония, кто-то из известных иронизировал над фразой «Если кто-то, кое-где у нас порой честно жить не хочет». Вот и у Гюго оборот «иногда случается» звучит по нынешним временам довольно наивно. Может быть во времена Гюго это было неочевидно, но последующая история показала, что нет тут никакого ситуационного «иногда», что как минимум во всех основных государствах «демократии» институты власти неизбежно узурпируются некой кастой, аккумулирующей внутри себя привилегии, почти полностью изолированной от общества, самовоспроизводящейся, а от того и планомерно деградирующей морально и интеллектуально — какистократией, одним словом. Сегодня стоило немного наподдать пороха и напряжения в мировую систему, как негативный потенциал всей этой «шоблы» стал очевиден до неприличия, по обе стороны океана. Как сказал недавно французский неореволюционер Хуан Бранко: «Сегодня мы находимся во времени, когда достигнута легитимность свержения власти». Диагноз явно не персонально французский.
В общем и целом с Гюго, конечно, можно согласится, но можно и наоборот, уж больно риторика неоднозначна. Понятие «целое» и «часть» нельзя свести к тривиальным количественным пропорциям, тем более что в них всегда скрывается ловушка 50/50, ставшая сегодня очевидной в «демократиях», давно привыкших к идее народовластия как власти большинства и консенсуса. Вспомните хотя бы историю Содома и Гоморры, там для спасения нужно было наскрести всего десять праведников, ну и кто там «частное», а кто «целое»?
Как человек раньшего времени (ещё не пришибленного редукционизмом до плинтуса механистического мышления) Гюго хотя бы озвучивает этот дуализм, принципиальную разницу и приоритеты в отношениях части и целого. Автору в то время и в голову не могло прийти, насколько деградирует эта тема совсем скоро, до какого дна доберётся «демократия», выясняя свою подлинную мотивацию. В том же произведении можно найти идеалистически верное (опять же), но практически оказавшееся утопическим:
«Мысленно ставить в соприкосновение бесконечность низшую с бесконечностью высшей — значит молиться.
Ничего не будем отнимать у человеческого ума; уничтожать нехорошо. Надо преобразовывать и улучшать. Некоторые способности человека направлены к неведомому. Неведомое — океан. Что такое совесть? Это компас среди неведомого. Мысль, созерцание, молитва — это великие лучи тайны. Надо уважать их. Куда идут эти грандиозные радиусы души? К тени, то есть к свету.
Величие демократии в том и заключается, что она ничего не отрицает, ничего не отвергает. Рядом с правами человека стоят права души.
Подавлять фанатизм и глубоко чтить бесконечное Существо — вот закон. Не будем ограничиваться тем, что падем ниц перед древом творения и будем созерцать его бесконечную ветвистость, полную звезд. У нас есть долг: работать над душой человеческой, предохранять тайну от чудес, обожать непонятное и отвергать нелепое, допускать в области необъяснимого лишь необходимое, оздоровлять верования, освобождать религию от предрассудков, обнять Бога»
— разве не чудесно сказано? Будущие исследователи грехопадения демократии в вульгарнейший либерализм обнаружат, что подсознательное анархичное самоутверждение индивида, лежащее в психологической основе «Французской революции», разрушив архитектуру централизованной светской власти с неизбежностью приступило к разрушению власти морально-этической. «Компас совести» он ведь работает только в присутствии логоического (от слова Логос) магнитного поля, северный полюс которого есть универсальное Благо, или Истина, а южный — хаос частностей, зло. Чтобы человеческое «преобразовывать и улучшать» нужна ведь адекватная иерархия ценностей и целей, а иначе где вы возьмёте критерий для различения лучшего? Если же у вас этой иерархии нет, то вслед за уничтожением иерархии социальной и раздачей народу «гражданских свобод» вы разрушаете иерархию морально-этическую, раздавая на драку собакам свободу и в главной сфере бытия — метафизической. Когда же до вас доходит, что «свобода совести» это только звучит красиво, а на практике это широко распахнутые врата к самообожествлению, поклонения золотому тельцу, путь к «сатанизму» (моральной анархии) — пить боржоми морализаторства в какой-то момент станет уже поздно.
«Демократия», как подсознательное намерение утвердить высшими приоритетом самость индивида, обречена на богоборчество > дискриминацию целого > моральный релятивизм > уничтожение государственности > деградацию общества.
Интересно, Гюго сам то заметил риторическое (как минимум) противоречие в своих словах. Сперва он пишет «ничего не отрицает, ничего не отвергает», но тут же вынужден оговаривать возникшую абсолютизацию условиями типа «отвергать нелепое», «подавлять фанатизм». А почему это нелепое надо отвергать? — совершено законный сегодня вопрос. Кто судьи? В нынешних нормах «свободы и демократии» нелепое имеет полное либеральное право быть самим собой и требовать себе признания как лепое. У каждого теперь ведь своё магнитное поле блага и свой компас совести. Ну а кто легитимно возьмёт на себя право решать, что есть нелепо? Ну кто? Совет старейшин? Цензура, диктатура? Министерство культуры, может быть?
Свято место пусто не бывает, «нелепое» сегодня диктует свою анархическую правоту всем остальным, что совершенно естественно, поскольку не может быть терпимости к нетерпимости, анархия не может примириться с какой-либо иерархией, с альтернативой себе. Хаос или Логос — третьего бытию дано, никакого компромиссного «комфорта» во Вселенной не существует в принципе, «комфорт» это эмоциональная фантазия о бесбытийном бытии, безвременном времени — нонсенс. Вы хотели свобод — пейте эту чашу до подонков, ведь именно они будут править таким миром.
У Гюго, конечно, не было возможности изучать метапсихологию, а потому и прогнозировать проблемы ближайшего будущего. Проблемы эти обусловлены процессом массового самоутверждения индивидуальных единиц в ядре цивилизации, которое сегодня пожинает плоды своего высокомерия, наивного реализма и ещё более наивного либерализма. Самоутверждение ведёт к экзальтации частного и упадку общего, к доминированию редукционизма над холизмом, и по этой причине фраза Гюго про «иногда случается, что одна часть народа угнетает другую» быстро доказала свою ошибочность. В эпоху массового самоутверждения, помноженного на эгоцентризм и капитализм, угнетение целого частным является правилом, а не исключением. Тем не менее, самоутверждение это инстинкт божественный, подобно нигилизму-максимализму молодёжи, он порождает немало глупостей в мире, осознание которых и ликвидация последствия которых потребует ещё много времени, но всё равно каждый должен попытаться выстроить свой храм, молиться своему personal Jesus, дойти до ручки и заглянуть в бездну своей иллюзии Я.
Секуляризация, технократизация, долгоиграющая интеллектуальная попытка свести гуманитарное к материальному — всё это в итоге разрушило баланс, о котором Гюго говорит: «рядом с правами человека стоят права души» — не стоят, не сегодня. Не только права души, даже само понятие «душа» сегодня в аутсайде, под пятой прав и своеволия смертной личности. Эволюционная тенденция «Ему должно расти, а мне умаляться» сегодня перевёрнута с ног на голову, что и привело к инволюции и деградации мира на фоне блестящих бранзулетками чудес и зиккуратов Вавилона.
Ситуацию нельзя выправить простым возвратом к религиозности, Завет требует переосмысления. Религиозность внутри себя находится в не меньшей конфронтации и борьбе за иллюзорное «первенство», чем светскость, а потому себя как агента божественного она дискредитирует, умножая ересь разделённости на самом высшем уровне. Разве только на фоне коронования содомии и сжигания Писаний разноверцы почешутся, что те поместные князья перед Ордой, будут искать друг друга, хотя, такое внешнее принуждение большой чести им не сделает, но хоть что-то. Куда важнее прогрессивный возврат интеллектуалов к религиозности, он сыграет существенную роль. Прогрессивный в том смысле, что это не просто отказ от явно изжившей себя онтологии НТР, глобализма и либерализма, а рациональное переосмысление вневременных холистических норм, на фоне фиаско редукционизма.
Как кстати, пока я собирал этот текст на известном канале Рассела Бренда опубликовали фрагмент разговора с Джорданом Петерсоном, в ходе которого путём логичных умозаключений оба согласились с тем выводом, что противопоставить нынешнему культу отдельной личности, с последующей неизбежной деградацией общества, можно только возврат к универсализму. Цитата:
«RB — Когда мы отбрасываем Бога, тогда богом и высшим принципом становится субъективный опыт (каждого). Так что действительно нужен какой-то новый способ привнести в политику святость таинства, то что мы являемся частью божественного, что мы не только наши права, но и наши обязанности.
JP — Ты упомянул о возвращении священного в политическую жизнь, так же ты намекнул о превращении политического в священное, а это значит, что в политике появились священные коровы и именно поэтому мы не можем обсуждать политику друг с другом. Тебе нужно разделять священное и политическое, а политическое должно быть подчинено священному.
Одно из самых могущественных открытий человечества заключается в том, что принцип политического суверенитета должен быть подчинён принципу священного суверенитета. Христианская идея заключается в добровольной жертве, именно это занимает центральное место в обществе и выражается в том, что высшие должным образом посвящают себя служению низшим. Это инверсия (скажем так) классического понятия власти. Если вместо силы, как основы суверенитета, у вас «ничего», то у вас возникает нигилистических хаос, а затем воцарится гедонизм. Если есть что-то Суверенное, стоящее выше власти, то ты должен спросить себя, что это такое. В Ветхом Завете ты видишь пророков, которые проявляют веру в то, что фундаментальная структура реальности хороша, и что если ты живёшь по правде, ты можешь создать новую реальность, которая будет ещё лучше. Тогда ты можешь противостоять тирану или природным катастрофам с этим знаменем веры в руках. Библейское повествование основано на том, что христианский Спаситель является высшим выражением, манифестацией этого развивающегося духа»
— интересно, правда. Британский шоумен и канадский психолог, которого совсем недавно московские медики спасали от смерти, вряд ли их можно назвать верующими в религиозном смысле, просто у них достаточно ума и интуиции относится к этому вопросу серьезно, вне какого либо культа, в отличии от «атеистов», нашедших в этом термине красивое название своему невежеству. Сама логика и психология жизни вынуждает делать такие выводы. Ещё одним выводом, нравится это вам или нет, является и то, что «Операцию» нужно затягивать, пока процесс выбивания из мира дури страхом и нуждой не достигнет глобального психологического перелома, а процесс явно идёт. Нельзя позволить старому миру отскочить, его нужно добивать. Дхармакшетре курукшетре, в общем, как всегда.

|
</> |