КРЫМ ХАНСКИЙ. РАЗВЕДЧИКИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

roman_rostovcev — 07.04.2021

Моcковиты, по мере возможностей, старались следить за действиями крымцев. В частности, уже 28 февраля была отправлена специальная грамота «султанову слуге Диздерьбургану Азовскому» с просьбой уведомлять московского князя о том, «каковы будут там у тебя вести… а мы тебя впредь своим жалованием свыше хотим жаловать». Для разведки активно использовали казаков, в частности, некоего «Ивашку Лазарева со товарищи». Четверым из них следовало тайком проникнуть в Крым к русскому послу Василию Наумову, «а которые останутся в Азове, и тем доведываться про царя Крымского и про царевичей, где ныне царь, не пошел ли куда из Крыма, а царевичи все ли в Крыму, не пошел ли который из Крыма, и будет царь вышел из Крыма, и куда пошел, на великого князя украину или куда?»

Отлаженная разведка принесла свои плоды – уже 10 мая 1521 г. из Азова прибыли «казаки Миша Тверитин с товарищами» и сообщили, что «царь Крымский Магмет‑Гирей готов со всею силою на тебя к Москве», однако вынужден отложить поход, поскольку против него выступили родственники Саадет Герай и Геммет Герай, рассчитывавшие собрать в свою поддержку кочевавших в северопричерноморских степях кочевников, вторгнуться в Крым и свергнуть Мехмеда Герая. Это, впрочем, было уже совершенно невозможно – все основные боевые силы ханства были собраны Мехмедом Гераем в единый мощный кулак для удара на Москву, и мятежникам не приходилось рассчитывать на какую‑либо весомую поддержку. Хорошо подготовленный и организованный поход, обещавший богатую добычу и большой полон, сделал преданными сторонниками правившего крымского хана даже тех беев, которые до этого могли питать к нему не самые теплые чувства. Поэтому, совершенно не опасаясь замыслов мятежных родственников, Мехмед Герай в начале лета «вышел из Перекопа со всею силою и встал на Молочной воде», направляясь на Москву.

Об активности крымского войска в Москву докладывала хорошо налаженная разведка. Так, уже 24 июня 1521 г. «великого князя казаки Ивашка Лазарев» сообщили, что «крымский царь на коня сел, и на тебя самого хотел идти и многую рать собрал», а чуть позже «приехал из Азова великого князя татарин Крым Такмасов», привезя следующее известие: «А царь, государь, пошел на твою землю на Андреев городок, а, сказывают, вужи (проводники) у него, где ему Оку перелезть, а с ним, государь, кажут, силы его сто тысяч, ино, государь, отгадывают, что с ним тысяч пятьдесят или шестьдесят. А жил бы, государь, бережно и летом и зимой, потому что, государь, тебе крымский недруг». Официальный летописец впоследствии писал, что Василий ІІІ, дескать, потому потерпел поражение, что нападение было неожиданным – «тогда ниоткуда брани на себя не ждал и сам в то время брани не готовил ни на кого, воинские же многие люди были тогда в своих областях без опасенья», однако в свете приведенных выше сведений это утверждение не заслуживает ни малейшего доверия. Москва к войне готовилась, укрепляла рубежи по Угре и Оке, усиливала гарнизоны городов Серпухова, Каширы, Тарусы, Коломны, Мещеры, Рязани, Стародуба, Новгорода‑Северского. Всего вражеское вторжения должны были отражать 72 воеводы и «головы с людьми в полках».

Как видим, московский князь был хорошо осведомлен о предстоящем нападении и собрал для его отражения значительные силы. Однако силы Мехмеда Герая оказались гораздо более значительными. На его стороне выступили все зависимые от него беи и мурзы вместе «со всею с Ордою с Заволжскою, и с ногаями (недавний переход их в подданство крымскому хану оказался весьма кстати)», и «с литовской силой», и с «черкасами» (украинскими казаками). Давал знать о себе и заключенный с Польшей антимосковский договор – «подданный польского короля» Евстафий Дашкевич привел с собой вспомогательный отряд. Видимо, можно доверять источникам и исследователям, считавшим, что в целом войско Мехмеда Герая насчитывало 100 тысяч человек.

28 июля 1521 г. это громадное татарское войско вышло к берегам Оки. В московских полках нарастала паника, вызванная тем, что никому не было доподлинно известно место будущей переправы Мехмеда Герая, однако при этом знали, что у хана есть проводники, хорошо знающие местность. Масла в огонь подливали сведения о том, что навстречу крымскому хану Мехмеду Гераю выдвинулся его младший брат, казанский хан Сахиб Герай. Московские войска оказались зажаты в клещи и их поражение в столь невыгодных условиях было вопросом весьма скорого времени.

Переправившись через Оку в каком‑то неизвестном ни московским воеводам, ни тогдашним летописцам месте, по всей видимости, где‑то между Каширой и Серпуховом, Мехмед Герай в первом же крупном бою нанес противнику сокрушительное поражение. Источники сообщают, что татары «многих детей боярских побили и в полон взяли», в бою погибли воеводы Иван Шереметьев, Владимир Курбский, Яков и Юрий Замятины, а Федор Лопата попал в плен. После этого «пошел царь воевать Коломенские места. Коломенские места повоевал и плен немалы собрал». В это время, по сообщению Сигизмунда Герберштейна, к крымскому хану присоединился его казанский брат: «Саип‑Гирей, также с войском, выступил из Казани и опустошил Владимир и Нижний Новгород. После этого цари сходятся у города Коломны». О растерянности пограничных воевод и их неготовности, несмотря на все стекавшиеся в Кремль разведданные, отразить большое вторжение крымцев свидетельствует эпизод обороны Коломны. Когда татарское войско лишь приближалось к городу, «посады коломенские пожег тогда воевода князь Юрий Ростовский, не дождавшись царева прихода дня за два».

Далее татары пошли опустошать «Коломенские места, и Каширские, и Боровские, и Владимирские, и под Москвою воевали». По свидетельству того же Сигизмунда Герберштейна, московский князь Василий ІІІ, видя происходящее и справедливо опасаясь за собственную жизнь, бежал из своей столицы, не то на Волок, не то в Микулин, по дороге прячась от татарских дозорных разъездов в стоявшие по полям стоги сена. Московские летописцы, конечно же, придали скорому бегству охваченного страхом князя благолепный вид, соответствующий государственному весу его сана, и объяснили отъезд необходимостью организации обороны и командования войсками: «Князь великий вышел из Москвы на Волок и начал собираться с воеводами своими и с людьми», «разослал повсюду за многими своими воинствами», «ожидая к себе силы от Великого Новгорода, а иных из других мест».

Нет никаких сомнений, что московским авторам того времени существенно помог бы слог современных военных, политиков, журналистов и историков, и они бы с радостью назвали произошедшее «блестящей операцией по переносу ставки верховного главнокомандующего под угрозой превосходящих сил противника в безопасный заранее оборудованный объект, находящийся вне зоны досягаемости вражеских средств поражения», а бегство московских стрельцов «стратегическим отступлением с целью перегруппировки сил, организации подвода подкреплений и эффективной обороны».

В действительности же паника, охватившая сердцевинные земли московского государства была колоссальной по своим масштабам – в народной памяти не изгладились еще страшные воспоминания о Батыевом нашествии и происходивших в то время зверствах. Сигизмунд Герберштейн, гораздо менее заинтересованный в политически грамотном и идеологически выдержанном изложении событий, нежели московские летописцы, писал об этом: «Василий, видя себя не в состоянии отразить столь сильного врага, оставил в крепости с гарнизоном своего шурина Петра, происходившего из татарских царей, и некоторых других вельмож и бежал из Москвы; он был до такой степени поражен страхом, что, отчаявшись в своем положении, несколько времени прятался, как сообщают некоторые, под стогом сена. Двадцать девятого июля татары двинулись далее, наполнив все окрестности на широком пространстве пожарами, и навели такой страх на московитян, что те не считали себя в достаточной безопасности в крепости и в городе. При этой суматохе, от стечения женщин, детей и других лиц непригодного к войне возраста, которые убегали в крепость с телегами, повозками и поклажей, в воротах возникло такое сильное смятение, что от чрезмерной торопливости они и мешали друг другу, и топтали друг друга. Это множество народа произвело в крепости такое зловоние, что, если бы враг остался под городом три или четыре дня, осажденным пришлось бы погибнуть и от заразы, ибо при таком стечении народа каждый вынужден был отдавать долг природе на том месте, которое занял. В то время в Москве были литовские послы, которые сели на лошадей и пустились в бегство; не видя ничего кругом по всем направлениям, кроме огней и дыма, и считая, что они окружены татарами, они спешили до такой степени, что в один день достигли Твери».

В сложившихся обстоятельствах едва ли не единственным грамотным решением, принятым в суматохе до смерти напуганным Василием III, было назначение наместником Москвы царевича Петра – принявшего крещение татарина Худай‑Кула, брата по отцу покойного казанского хана Мухаммед‑Эмина и отравленного в московском пленении Абдул‑Латыфа. Это явно было сделано для того, чтобы найти возможности для спасения города путем переговоров, упоминание о которых в источниках крайне скудны.

Идеологически ангажированные русские летописи вовсе писали, что Москва была спасена благодаря некоему божественному вмешательству. В частности, в Никоновской летописи было сказано, что татары стремились «скороспешно со всяким безрассудством достигнуть богохранимого города Москвы», но «возбрани им божественная сила, не дала приблизиться им», и захватчики «возвратишася, далеко до города не дойдя». Софийская вторая летопись, правда, сообщала, что крымский хан не пошел на Москву, однако же послал многочисленные отряды для опустошения ее окрестностей: «стоял сам царь на Северке, а воинов распустил, а изгоном иные люди были в Острове, в великого князя селе под Москвою, да на Угреше монастырь сожгли». Подобные сведения сообщает нам и Вологодско‑Пермская летопись: «Татары под Москвою повоевали, и под Москвою монастырь Николы‑чудотворца на Угреши и великого князя село любимое Остров сожгли. А иные татары и в Воробьеве, в великого князя селе, были и мед на погребах великого князя пили, и многие села князей и бояр около Москвы пожгли, а людей пленили. Царь же стоял на едином месте десять дней промеж Северки реки и Лопасни за шестьдесят верст от Москвы».

Москва, как видим, была оставлена князем на произвол судьбы – Василий ІІІ каких‑либо активных действий по защите города не предпринимал и даже переговоры о его спасении не вел. Сигизмунд Герберштейн сообщает, что «наместник (крещеный татарин царевич Петр. – А. Д.) и бывшие с ним в карауле сочли за лучшее ублажить душу царя Махмет‑Гирея, послав ему возможно больше подарков, в особенности же меду, и отвратить его от осады». Видимо, Петр знал о пристрастии крымского хана к хмельным медам и пытался так задобрить завоевателя. Действительно, летописи, расписывающие то, как татары «мед на погребах великого князя пили», косвенно подтверждают эту гипотезу.

Во вторую очередь окруженная со всех сторон татарами Москва надеялась на городские фортификационные укрепления, собственные крепостные орудия и практически полное отсутствие артиллерии у татар. При этом, однако, московские пушки были очень тяжелыми в транспортировке, и их невозможно было быстро перевезти и установить для отражения возможного штурма, к тому же к ним не были сделаны необходимые запасы пороха. Снова обратимся к свидетельству Сигизмунда Герберштейна: «Большую похвалу заслужили тогда немецкие пушкари, в особенности Николай, родившийся на Рейне невдалеке от имперского германского города Шпейера. Наместник и другие советники, почти уже растерявшиеся от чрезмерного страха, возлагают на него в самых лестных выражениях поручение защищать город, причем они просили отвезти к воротам крепости более крупные пушки, которыми обыкновенно разрушаются стены, и отражать оттуда татар. А эти пушки были столь огромной величины, что перевезти их туда с трудом можно было в три дня. Но они не имели тогда наготове пушечного пороху в таком количестве, чтобы выстрелить хоть один раз из крупной пушки. Ибо у московитов постоянно наблюдается такое обыкновение, что они держат все под сокрытием, не имея, однако, ничего в готовности, а если настигнет нужда, то только тогда стараются поспеть все сделать. Поэтому Николай решил немедленно перетащить на плечах людей на середину крепости более мелкие пушки, хранившиеся вдали от крепости. Во время этого занятия вдруг поднимается крик, что приближаются татары; это обстоятельство внушило такой страх горожанам, что, бросив пушки по улицам, они отложили попечение даже защищать стены».

Надежда на отсутствовавшие на позициях артиллерийские орудия, не снабженные к тому же необходимыми боеприпасами, была конечно же иллюзорной, и прав все тот же Герберштейн, когда утверждает, что «если бы тогда сто неприятельских всадников сделали нападение на город, то они без всякого труда совершенно истребили бы его огнем».

Не выдерживают никакой критики и попытки некоторых историков представить дело так, что Мехмед Герай не решился на штурм или сожжение города, опасаясь угрожавшего ему с фланга свежего русского войска во главе с Дмитрием Бельским, Василием Шуйским и Иваном Воротынским, которое стояло под Серпуховом. Это войско было настолько боеспособно и, главное, дисциплинированно, что не подчинилось прямому приказу главнокомандующего – когда московский князь Василий ІІІ «послал к воеводам своим в Серпухов, к князю Дмитрию Бельскому и к князю Василию Шуйскому, и к князю Ивану Воротынскому, повелел им против царя идти. Они же не пошли…»

Как видим, в таких условиях если не взять штурмом, то сжечь город так, как это сделал в 1482 г. с Киевом хан Менгли Герай, для татар не составило бы большого труда. От этого удержали их лишь успешно проведенные наместником Москвы Петром переговоры и выданная в условиях тяжелейшего военного поражения грамота великого князя Московского Василия III, в которой тот признавал себя вечным данником крымского хана. Стольный град был пощажен захватчиками отнюдь не потому, что был хорошо укреплен или на пути к нему стояло готовое защищать город войско, а лишь благодаря согласию Василия III признать себя подданным правителя Великого Улуса – Крымского Юрта – на прежних условиях, тех, на которых его предшественники, прежние князья московские, признавали господство ордынских ханов. Таким образом, Мехмед Герай добился поставленной стратегической задачи похода и не видел смысла сжигать Москву либо тратить силы и средства на ее штурм.

О том, что соответствующая вполне устроившая Мехмеда Герая грамота была крымскому хану предоставлена, свидетельствует все тот же Сигизмунд Герберштейн: «Приняв дары, Махмет‑Гирей ответил, что он снимает осаду и желает удалиться из страны, если только Василий, дав грамоту, обяжется быть вечным данником царя так же, как были его отец и предки».

Можно, конечно, полагать, что грамота была выдана не самим великим князем, а лишь наместником Москвы, боярами и воеводами, однако фактом остается то, что требуемый документ был предоставлен, и Василий ІІІ явно должен был выразить свое согласие на его составление, ведь если бы это было не так, то вряд ли бы Мехмед Герай согласился на заключение мира и отвод войск в столь стратегически выгодных для себя условиях. «Когда эта грамота была написана согласно с желанием Махмет‑Гирея и получена им, – свидетельствует Сигизмунд Герберштейн, – он отвел войско к Рязани, где предоставил московитам возможность выкупа и обмена пленных, а остальную добычу продал с публичного торга».

У Рязани Мехмед Герай задержался – войско занималось получением выкупа за пленных и дележом добычи. Хан потребовал у наместника города Ивана Образцова‑Хабара выдать его войску провиант, на что тот отвечал, что ему о зависимости московского князя от хана ничего не известно и затребовал для ознакомления княжескую грамоту, только что полученную крымским ханом. Тем временем татары, под прикрытием организации торга и выкупа, попытались, по совету Евстафия Дашковича, хитростью захватить город, однако орудийный залп разгадавших замысел пушкарей под командованием немца Иоанна Иордана помешал им это сделать. Летопись сообщает, что хан татарский было «начал к городу приступать, а горожане от града татар отбили. И тут был на Рязани наместник и воевода Иван Васильевич Образцов‑Хабар. И царь же отошел от града. И тут же под городом Иван Васильевич Хабар откупил князя Федора Васильевича Оболенского‑Лопату, а дал по нем семьсот рублей».

Андрей Николаевич Домановский 

Загадки истории. Крымское ханство

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=44518866

«Загадки истории. Крымское ханство / А. Н. Домановский; худож.‑оформитель Е. А. Гугалова»: Фолио; Харьков; 2017

Оставить комментарий

Популярные посты:

cassius

Какой подарить подарок на день матери

panchul

Как пробиться через вранье украинской статистики

alexkolos

Михаил Прохоров готовится к возвращению в Москву. В Россию опять выгодно

taxfree

Встреча копченого и замороженного. Почему ничего хорошего из этого не выйдет?

tytgrom

27 февраля

hippy_end

"Но... почему-то ни у кого из них НЕ возникает в голове чисто автоматически

gelio

Тверской вагоностроительный завод

mmekourdukova

перепел он Бекассин на язык родных осин

zed007

Про редкоземельные металлы

• Ранее
• Архив